7
Две синих «Победы» с красной полосой на кузове остановились у края шоссе. Александр Иванович, сидевший рядом с водителем первой машины, вышел на дорогу, спустился в кювет и, посвечивая карманным фонариком, пошел вдоль опушки леса.
— Сюда! — вполголоса позвал он, остановившись, и когда вышедшие из обеих машин милиционеры приблизились, добавил: — Тропинка кончается тут. Будет лучше, если мы подойдем к даче с этой стороны.
Шесть человек скрылись в чаще. Они шли цепочкой, избегая зажигать фонари. Ветер шумел в вершинах деревьев и заглушал шаги.
Александр Иванович, шедший впереди вместе с товарищем Казаковым, старшим группы, остановился. Откуда-то слева донесся тихий стон и шорох кустарника. Казаков сделал знак остановиться.
Шорох повторился, но уже ближе. Кто-то пробирался через лес напрямик, без дороги, продираясь через кустарник.
— Кто здесь? — тихо спросил Александр Иванович, вглядываясь в темноту. Ему почудилось между стволов что-то белое. Он направил в эту сторону луч фонарика и увидел на расстоянии двух-трех десятков шагов человека, лежавшего на земле.
Освещенный фонарем, человек поднял голову, и Александр Иванович узнал Якова.
— Яшка! — невольно вырвалось у него и, забыв об осторожности, он бросился к другу.
— Сашок! Ты! — только и мог выговорить Яков.
— Тс… тише… говори скорей, откуда ты… тише.
У одного из милиционеров нашлась фляга с водой.
Якову дали хлебнуть несколько глотков. Собравшись с силами, он рассказал историю своего побега из подвала профессорской дачи.
— Мой побег обнаружен, — сказал он в заключение. — Я слышал, что из дачи выбежали люди, и видел свет карманных фонариков, но где-то в стороне. Они ищут меня.
— Вот и отлично! — усмехнулся Казаков. — Выходит совсем по пословице — на ловца и зверь бежит… Внимание, товарищи! Глядите-ка, что там, вправо?
Действительно, где-то далеко впереди мелькнул и тотчас же погас желтый огонек.
Маленький отряд, развернувшись, двинулся в этом направлении, стараясь ступать как можно бесшумнее.
Вскоре огонек блеснул снова. Он был совсем близко. Можно было различить фигуру человека в пижаме; он шел, пристально всматриваясь в чащу леса и по временам посвечивая фонариком то в одну, то в другую сторону.
Вдруг он вскрикнул и остановился. Чей-то другой фонарь вспыхнул прямо перед ним и осветил его с ног до головы…
— Добрый вечер, профессор! — сказал Александр Иванович, подходя вплотную к Вербицкому. — Вы, кажется, ищете кого-то? Не нашего ли общего знакомого, Якова Плужникова? Он тут, недалеко. Мы вас доведем… Только прошу вас, без шума! — прибавил он, скручивая за спиной руки ошеломленного Анатолия Германовича. — Вот так. Теперь порядок. Пошли.
Клёв был отличный. Валерка уже нанизал на шнурок с десяток лещиков и даже одного окунька с полкило весом. У дяди Яши улов был куда хуже, но виноват в этом он сам. Вместо того, чтобы следить внимательно за поплавком и подсекать вовремя, он лежал на спине, закинув руки за голову, и, казалось, не мог налюбоваться на раскинувшееся над ним ослепительно синее сентябрьское небо.
Неподалеку был приготовлен хворост для костра и вырыта в земле ямка в виде ровика с расширением посередине. Это было изобретение Валерки: вместо того чтобы подвешивать котел над костром на двух рогульках, можно было поставить его прямо на землю, над ямкой, где будет разведен огонь, а через ровик пойдет отличная тяга…
Такие костры разводить в лесу безопаснее: искры не разлетаются вокруг, и засыпать его землей потом гораздо легче.
— А, вот вы где! — раздался веселый голос, и на берег затона вышел из лесу Александр Иванович, тоже с удочками и с большим свертком под мышкой. Дни стояли теплые, и друзья решили заночевать в лесу, чтобы на зорьке снова приняться за ловлю. Одеяло каждый принес с собой, а Валерке мать всучила даже маленькую подушку-думку, не представляя, какую обиду наносит этим такому бывалому рыболову, как ее сын. Но с мамашами вообще спорить трудно. Пришлось взять.
— Внимание! Объявляется перерыв на обед! — скомандовал Александр Иванович, расстилая одеяло возле будущего костра. — Яшка, потроши рыбу, а мы с Валеркой займемся костром… Чертовски есть хочется! — признался он. — Думал с утра податься к вам, да вышла задержка. И все из-за нашего профессора!
— Что-нибудь новое? — спросил Яков, подсаживаясь ближе.
— Только сейчас выяснилось, для чего понадобилась Вербицкому эта фальшивая поездка на юг. Ведь он не только тебе, Яша, но и в институт писал из Сочи… и все были уверены, что он там загорает. А на самом деле он ездил за границу, для получения инструкций…
— Неужели? Но каким же образом, без визы?
— Его снабдило документами и визой посольство одного иностранного государства. Фальшивыми, конечно. Сейчас это установлено, и, боюсь, кое-кому из господ-дипломатов придется оказаться в положении «нежелательной персоны» в нашей стране… Да, — прибавил Александр Иванович помолчав. — Вот, говорят, случайность. Но ведь не всякая случайность бывает замечена… В этом-то вся и суть! Если бы не твоя карта изотерм, Валерка, письма этого мерзавца ни у кого не вызвали бы подозрений… Разве запомнишь, где, когда и какая была погода! Но благодаря тебе Яков заметил несуразность в письмах — и это был кончик той нити, с которой началось разматывание всего клубка. Те, кому это положено, заинтересовались персоной профессора Вербицкого. А это дало еще несколько нитей. Оказывается, до войны он был разоблачен как карьерист. Правда, дело это ему удалось кое-как замять, но зуб против советской власти он имел уже и тогда. А во время войны подвернулась длительная заграничная командировка за океан. Там его и завербовали. Что поделаешь, в семье не без урода! Но для верности приставили к нему Смагина — Смайкла, матерого шпиона черт знает какой национальности, которого ухитрились забросить к нам. А проходимца Сморчкова, имевшего чуть ли не с дюжину судимостей, Вербицкий сам разыскал где-то. Он был у него специально для «черной работы». Между прочим, во время своей поездки по паспорту и билету Вербицкого, этот гад собрал на Северном Кавказе ряд шпионских сведений. Если бы им удалось «обратать» тебя, Яша, — это была бы большая находка для их хозяев. Кстати, могу тебя поздравить: Прокофий Гаврилович еще раз тщательно разобрался в твоем проекте и, кажется, изменил свое первоначальное мнение. Он просил тебя зайти завтра к нему в институт. Ну, ты чего хмуришься, брат?
— Все-таки обидно! — отвечал Яков. — Ведь я сам выложил Вербицкому все… и дал повод для этой антисоветской статьи…
— Успокойся! Я еще не все рассказал. Журнал-то этот, оказывается, — липовый! То есть, журнал такой в природе существует, но статья о тебе сфабрикована Вербицким здесь… при помощи его дипломатических друзей, и вклеена, чтобы запугать тебя… Но, конечно, и тебе следовало бы крепче держать язык за зубами. Нельзя, друже, откровенничать о таких делах с первым встречным, хотя бы и профессором. Да ты просто и не имел права посвящать его в содержание твоей диссертации без ведома кафедры…
— Да разве я не знаю… Сказать нельзя, как я перепугался, когда Вербицкий сообщил, что ему удалось получить чертежи от Панкратова. Но вы ловко обдурили его! Воображаю, какую физиономию скорчили бы те, для кого старался Вербицкий, если бы чертежи все-таки попали к ним…
— Да! Но тут уж — вся заслуга Валерки. Ведь это он наскочил в лесу на твоего «двойника». Недаром Сморчков гнался тогда за парнишкой… Я успел предупредить Панкратова по телефону, и тот вместо твоих чертежей отдал Сморчкову схему какого-то допотопного радиоприемника. Конечно, можно было бы тут же задержать этого хлюста, но он нужен был, чтобы проследить, где находится их логово. Кроме того, не следовало вспугивать зверя, пока он еще не обложен. По-моему, такое решение правильно. Вся банда до последнего момента была уверена в успехе своего предприятия и оказалась в сборе. Но хватит об этом. Было дело — и прошло. Уроки же его постараемся запомнить… Ну, как там котелок? Не закипел еще? Смотри, Валерка, аккуратнее, чтобы уха не сбежала. Рыбешка у нас жирная, и обидно будет, если весь навар в землю уйдет!
