Дэвид Игнатиус - Банк страха

Три года Хофман старался привыкнуть к своей работе. Он достиг заметных успехов: носил строгие костюмы, надевал галстуки, регулярно получал личную почту, носил с собой телефон сотовой связи. Но один барьер оказался для него непреодолимым: он ненавидел почти всех, чьи дела он вел. За несколькими, весьма редкими исключениями, это были бесчестные, коррумпированные люди, главной целью которых было скрыть свое богатство от тех, кто имел полное право это богатство у них изъять. Переломный момент настал, когда один из таких клиентов, молодой саудовский принц, попытался вовлечь его в дело до того грязное и неприкрыто наглое, что Сэм до сих пор вспоминал о нем с содроганием. Противнее всего было то, что принц полагал само собой разумеющимся, что Сэм согласится.

Но Сэм Хофман отказался. Он ушел из банка и создал собственную фирму финансового консалтинга, которой в основном пришлось заниматься расследованием деятельности как раз тех людей, чьими деньгами он раньше занимался. Эта работа была ему больше по душе. Но даже теперь Сэм не мог избавиться от людей, которые все время напоминали ему, что когда-то знали в Бейруте его отца, и при этом заговорщически ему подмигивали. Видимо, все они были уверены в том, что, какие бы идеалы Сэм ни исповедовал, он все равно понимает, как устроен мир, и в конце концов все сделает «как надо».

Позади стола Сэма Хофмана на стене висела в рамке цитата из Оскара Уайльда: «В этом мире тайна — это не то, что скрывают, а то, что видно всем». Из этой мысли вытекало жизненное правило: узнавай то, что можно узнать, и не старайся узнать больше. Хофман вывел из нее также рациональный бизнес-план своей работы: начинай расследование с общеизвестных фактов, особенно — в наш век — с фактов, доступных с помощью электроники. Именно так он всегда и поступал. Но как ни старался он удерживаться на поверхности явлений, всякий раз что-нибудь тянуло его вглубь, где сгущался мрак и все труднее было отличить видимое от невидимого, истинное от ложного. На этот раз таким камнем на его шее был повар-филиппинец Рамон Пинта.

Хофман уселся за стол и угрожающе уставился на компьютер. Вот он, мир видимого. Войдя в электронную сеть, которой он пользовался для просмотра баз данных, Хофман начал с Соединенных Штатов и дал компьютеру команду разыскать слова «Койот инвестмент», «Хаммуд», «Назир» и «Хаммуд Н. Х.» в кратких справках о корпорациях и компаниях. Через некоторое время компьютер выдал два сообщения. Н. Х. Хаммуд был президентом корпорации в Неваде под названием «НХ холдингс», род деятельности который был назван просто «инвестированием». Он также был партнером нью-йоркской риэлторской компании под названием «Товарищество Мэдисон-авеню 442», которая владела офисным зданием по этому адресу, а также другой собственностью, но без конкретизации. Он запросил данные о «НХ холдингсе» и об этом товариществе в других базах, но больше ничего не узнал. Эти концы оказались обрубленными.

«А он скользкий сукин сын!» — сказал Хофман в экран компьютера. Сделав себе кофе, он обратился к базам данных по недвижимости, содержащим записи о налогообложении и информацию о сделках по большинству штатов. Он запросил здесь сведения о «Койот инвестмент» и Хаммуде как о собственниках, покупателях или продавцах собственности и получил еще несколько сообщений. Назир Хаммуд владел домом в Аспене и фермой с участком двести акров в Мидлбурге, штат Вирджиния. Два года назад некий Н. Хаммуд продал участок в два акра в Санта-Барбаре одной компании под названием «Джидда холдингс». Ну и что? У каждого богатого араба была такая собственность в Соединенных Штатах. Здесь дом, там ферма. Для любовницы, для престарелой матери, для капризного братца. Недвижимость в США служила для богачей Востока как бы страховочной подстилкой — тихая пристань на случай, если в их отечестве станет чересчур беспокойно. Потом Хофман запросил базу данных с библиотекой «Единого коммерческого кодекса», где были собраны сведения о должниках и о пострадавших сторонах в коммерческих сделках. Пусто. Он проверил еще одну сервисную систему — со сведениями об арестах имущества и судебных решениях в пользу федеральных и штатных налоговых ведомств, и опять ничего не получил. В заключение он проверил данные по федеральным и муниципальным судам, по судам о банкротстве, а также, на всякий случай, по Верховному суду штата Нью-Йорк и муниципальному суду округа Лос-Анджелес. Нет сведений. Никаких. Хаммуд нигде следов не оставил.

Хофман почувствовал раздражение. Он считал, что поиски в США окажутся самым легким делом. В других частях света базы данных были пока что примитивными. Он запросил британскую сервисную систему с данными о налогоплательщиках в разных районах Лондона; это дало некую информацию о «Койот», включая то, что эта компания арендовала все здание на Найтсбридж, а не только его шестой этаж. Затем он проверил европейский реестр корпораций, составленный в Брюсселе, но получил лишь ту же скудную информацию о совете директоров «Койот» и о регистрации в Женеве, которую он раньше нашел в печатном справочнике. Хофман начал злиться. Наградой за долгое сидение перед компьютером могла бы стать внезапная искра, которая бы связала интересующее его имя с какой-нибудь сделкой, однако здесь ни одной искры высечь не удалось. Назир Хаммуд разомкнул все цепочки, словно уже давно ждал какого-нибудь Хофмана, который начнет его разыскивать.

У Хофмана разболелись глаза. Он надел пиджак от костюма и отправился в свой любимый китайский ресторанчик в Сохо. Там царил полумрак и покой; еда была отличной, а официанты имели обыкновение не замечать посетителей. И то и другое Хофмана устраивало. Он заказал сычуаньский творог с острой фасолью. Вместо этого официант принес блюдо из цыпленка, которое оказалось очень вкусным, и пиво, которое Хофман не заказывал, но выпил. В сладком печенье была записка-сюрприз; Хофман развернул ее и прочитал: «Секрет жизни в том, что… Не могу сказать. Это секрет».

Да, так оно и есть. Невыразимая тайна вещей. Закрытая. Неведомая.

После ленча Хофман зашел в полицию. Вернее, к одному полицейскому из Кенсингтона, с которым был знаком и у которого при случае можно было навести справки о текущих расследованиях преступлений. Этот полисмен оказался заядлым болельщиком клуба «Арсенал», и Хофман подсуетился с парой абонементов. Они стали приятелями и часто выручали друг друга. Так что в тот день он безо всякого стеснения спросил полисмена, можно ли узнать что-нибудь о недавнем убийстве женщины-филиппинки по фамилии Пинта в Беркшире. Хофман сказал также, что его особенно интересует, не проходит ли подозреваемым по этому делу некий джентльмен-араб по фамилии Хаммуд. Полисмен сходил к своему другу в отдел регистрации и вскоре вернулся с ответом. Официально это дело числилось в разряде нераскрытых и было переведено в «неактивную» картотеку. Женщина по фамилии Пинта была изнасилована. Медицинский эксперт пришел к выводу, что она умерла от повреждений, полученных при сопротивлении. Расследование по Н. Х. Хаммуду началось в день убийства, но на следующий день было прекращено за отсутствием улик. Н. Х. Хаммуд не только представил алиби, но и пожертвовал полиции солидную сумму в качестве премии за успешное расследование.

Вернувшись в офис, Хофман проверил телефонные звонки, ожидая, что надоедливый маленький филиппинец поинтересуется ходом дел. Но от Рамона Пинты не было ни слова. Хофману пришло в голову, что поскольку повар служил у Назира Хаммуда, у него могли забрать паспорт, чтобы быть уверенными, что он будет сидеть тихо. Это было бы неприятно, но Хофман не знал, что с этим можно поделать, поэтому ничего делать и не стал. Рано или поздно филиппинец должен будет позвонить, и Хофману придется сказать ему, что ничего не получилось.

Хофман был человеком упрямым. Некое тщеславие заставляло его доводить до конца любое начатое дело, даже самое маловажное. Вот приходил к нему филиппинец, и, стараясь от него избавиться, Хофман пообещал выручить его. Одно цеплялось за другое — и вот он уже часами занимался тем, что вначале казалось такой ерундой. Данное филиппинцу обещание значило для Сэма очень много. В этом смысле он был восточным человеком. Жизнь представлялась ему цепочкой встреч, пусть случайных, каждая из которых чревата для человека определенными обязательствами и ответственностью. И нельзя выкинуть из этой цепочки ни одного звена — все рассыплется.

Именно это упрямство, да еще растущее любопытство по поводу «Койот инвестмент» побудило Хофмана попробовать еще одно средство. Как всякому ведущему расследования, ему были известны кое-какие «задние двери», через которые можно было получить доступ к информации, скрытой от широкой публики. Больше всего пользы он ожидал от некой организации в Уэльсе, в Кардиффе, под названием «Бюро компаний», которая вела подробную регистрацию данных о налогах, взимаемых Национальным налоговым управлением.