Германская разведочная часть, в которой Грэвс прослужил 12 лет, разделяется на четыре отдела: армейский, флотский, политический и личный.
Первые два отдела состояли в ведении берлинского главного штаба (Grosser General Stab): это — самая удивительная организация в мире.
Политическим и личным отделом заведует сам император.
Первые два отдела занимаются добыванием тайных сведений относительно вооружения, передвижения, планов, открытий и т. п.
Политический отдел занимается наблюдением за свиданиями государей, министров и т. п.
Личный отдел — личные поручения императора.
Персонал состоит из мужчин и женщин всякого положения. Князья, графы, адвокаты и врачи, актеры и актрисы, дамы известного света, дамы полусвета, лакеи и швейцары — всеми пользуются при случае. Легко может случиться, что ваш интересный знакомый по салону парохода, экспресса или ваша очаровательная соседка в чайной комнате «Отеля Рица» — агент на жалованье какого-нибудь правительства. Великие певцы, танцовщицы, артистки, особенно из Австрии, нередко шпионы………..
ХХ. ГРОССМИХЕЛЬ О СЕБЕ
— А к какой категории Грэвс причислил бы меня? — подумал Гроссмихель. — Во-первых, я работал и для армии, и для флота, и для политических и личных сфер. А, во-вторых, мое общественное положение совершенно исключительно. Я избрал себе ареной — клуб. Самый крупный, самый азартный клуб Петрограда. Кажется, до меня никто не обратил внимания на эту арену, а между тем для шпионажа она самая удобная. Ведь в игорной зале бывают и представители банков, акционерных обществ, заводов, бюро- и плутократии, военные и штатские… Нервы у них взвинчены, подозрительность отвлечена игрой от их профессиональных тайн. Между картами, за ужином, между делом, в мимолетных отрывистых, брошенных невзначай замечаниях, Гроссмихель каждую ночь находит сенсационнейший материал. В особенности насчет военных заказов, военного характера вопросов, связанных с передвижением войск, передвижением личного состава, выдвиганием кандидатур.
— Ах, и клещами не удалось бы из иного человека вытянуть то или иное признание при иных обстоятельствах.
А здесь из него, как из решета, сыплются дипломатические новости и свеже-просольные анекдоты, надо только уметь наводящими вопросами провоцировать откровенни-чанье.
В игорном зале все равны, — все игроки. Тот, кто умеет приятно и помногу проигрывать, пользуется большой популярностью и симпатиями.
Гроссмихель играл, как джентльмен, видно было, что для него деньги, как таковые, не имеют цены, что он любит, как спортсмен, самый процесс игры и умеет проигрывать красиво.
Как собеседник, он человек умелый и остроумный.
А откуда у него деньги? Этот вопрос никого не касается.
Откуда деньги у этих инженеров, интендантов, банкиров, коммерсантов, лиц, не имеющих профессии или, напротив, имеющих очень видную профессию?
Из кармана.
А чей это карман, — сие покрыто мраком неизвестности.
Гроссмихель слывет не только прекрасным игроком, но и чрезвычайно добрым малым.
Скольких из здесь присутствующих он положительно спас от петли, ссужая сотней-другой в самую критическую минуту.
И никогда Гроссмихель не напомнит о долге; и многие с его поддержки отыгрывались и наигрывали целые состояния.
Ну, как не пооткровенничать с таким очаровательным партнером!
А как он внимателен, как любознателен, как умен, с таким собеседником не соскучишься.
Весть, что Гроссмихель арестован по подозрению в шпионстве, потрясла клуб.
— Не может быть! — с пеной у рта горячились одни. — Он, кроме карт, не интересовался ничем!
— Ну, конечно, шпион! — после времени догадывались другие. — То-то он так всем интересовался!
Гроссмихель ходил крупными шагами и думал:
— Неужели и Берта арестована? Неужели у жены произвели обыск и нашли красный портфель с бумагами? ведь в них, как на ладони, вся деятельность «Разрешенной правительством радиотелепатической лечебницы на Каменноостровском проспекте», «Разрешенного правительством первого бюро по найму гувернанток и немецкой прислуги», «Кружка посетительниц лазаретов “Милосердие”», «Конторы кредитоспособности», «Бюро газетных вырезок» и прочих учреждений, по его плану основанных разными лицами и через Берту получающих от него инструкции…
Неужели в руки полиции попалось письмо из Берлина, адресованное на имя мифического Соколова и содержащее инструкции ему на случай, если будет исполнена мера выселения германских подданных из Петрограда?!
Нет, это было бы слишком ужасно, Берта неуловима, это — его единственная и лучшая ученица…
ХХI. РОМАН БОННОЧКИ
… Нет еще четырех лет, как он впервые увидел ее.
Она вошла в их дом в качестве бонны, только что покинув Берлин и пансион.
Фридрих сразу понял, что может сделать в его деле красота этой полу-девушки, полу-ребенка, если, конечно, он сам не смалодушничает и не увлечется ею.
Трех вещей шпион должен бояться, как огня: вина, женщин и друзей.
К трем вещам чаще всего должен шпион обращаться, чтобы выведать тайну: к женщинам, к вину и… друзьям.
И с места в карьер Фридрих повел сложную, опасную игру: надо было влюбить в себя, но самому не влюбиться, надо было влюбить в свое дело эту крепкую, свежую, ароматную розу, но не уколоться об ее шипы, надо было добыть беззаветно преданную рабу, не сделавшись самому рабом.
Это чрезвычайно трудно: женщины, одаренные такой притягательной красотой, действуют на мужчин, как на мух клейкие бумажки «Смерть мухам».
Красота Берты — «Смерть мужчинам!»
Приклеится к ней какой-нибудь неуловимый тип, тут его и бери голыми руками и вей из него веревку.
Чтобы после его и повесить на этой веревке.
Влюбить в себя Берту оказалось вовсе не трудно. В Петрограде у нее не было вовсе знакомых; у Фридриха прекрасные, проникновенные глаза, он смугл и строен, у него такие холеные руки и аристократические манеры, он так безумно щедр и окружен ореолом фаталиста: вся жизнь для него — смелый, дерзкий вызов судьбе: все на карту.
ХХII. О МАННОЙ КАШКЕ
В один из воскресных вечеров, — воскресенье выходной день Берты, — Фридрих столкнулся с бонночкой у подъезда; Берта уже возвращалась домой из отпуска, а Фридрих отправлялся в клуб.
— Так рано, и вы уже домой!..
— Так поздно, и вы из дома!..
— Вы прекрасно могли бы пойти в театр или вообще как-нибудь провести еще часа два…
— Одной? Вы думаете, это весело?
— А вы разве пробовали вдвоем?..
Берта вспыхнула и еще больше похорошела.
— Я говорю, вдвоем с подругой… Ну, садитесь в автомобиль. Я вас прокачу по островам. Вы не видали острова, не знаете Стрелку?
Сверх ожиданий Берта, не упрямясь, вошла в его автомобиль, и они помчались.
— Вот счастливец! Вы можете кататься каждый день…
— То, что можно делать каждый день, перестает быть счастьем.
— Так неужели же вы несчастливец!.. У вас такая хорошенькая жена, такие миленькие дети, такая масса денег и такая… ха-ха-ха…
— Ну, договаривайте, договаривайте…
— …Такая очаровательная гувернантка!..
Фридрих в первый раз видел Берту такой разговорчивой, смелой и оживленной…
— Ну, положим, гувернантка не у меня, и я принужден завидовать Воле…
— Вы хотите, чтобы я кормила вас манной кашкой, как Волю…
— Манная кашка… фи!.. Это символ семьи и ее добродетелей…
— Вы говорите таким тоном, как будто семья вам наскучила…
— То, что видим каждый день, перестает быть счастьем…
— Позвольте… Но неужели может перестать быть счастьем такая прелестная женщина, как ваша жена?..
Фридрих не отвечал. Он барабанил пальцами по ручке дверцы и вполголоса повторял:
— Манная кашка! Манная кашка!
И вдруг резко повернулся к ней:
— Берта! Вы любите родину?..
— Родину? — изумленно переспросила Берта. — Какую родину?
