Шебуев Н. Г.
Берта Берс. В сетях шпионажа
POLARIS
ПУТЕШЕСТВИЯ ПРИКЛЮЧЕНИЕ ФАНТАСТИКА
Salamandra P.V.V.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РОМАН БОННОЧКИ
В цирке сегодня бенефис Берты Берс — «любимицы публики», как ее величают афиши.
Настоящим-то любимцем публики является Роберт Робс, этот действительно изумительный фокусник и престидижитатор, а Берта Берс — только его помощница.
Но какая помощница!
Когда она появляется перед публикой, выходя из шкафа, который только что, — это все видели, — был заперт совершенно пустым, зал грохочет от восторга.
Так ослепительно прекрасна она в своем залитом драгоценными камнями бальном платье.
Сплетничают, что она раньше была гувернанткой в каком-то благочестивом петроградском семействе, но была прогнана, так как вела себя не совсем благочестиво.
Говорят, будто она сама предложила свои услуги Роберту Робсу, когда тот приехал сюда из Америки на гастроли.
Со второй же гастроли на афишах красовалось вместо Эстреллы, бывшей помощницы Роберта Робса, имя Берты Берс, и публика каждое появление красавицы встречала овацией.
Роберт Робс ликовал. Тем более, что Берта не торговалась из-за гонорара.
— Мне надо эффектно показаться Петрограду… Этого я достигла… Теперь у меня не будет отбоя от поклонников…
И в самом деле, самые высокопоставленные низкопоклонники дарили ей свои осыпанные бриллиантами сердца.
В ее списке побед значились и графы, и князья, и военные, и штатские, и дипломаты, и шулера…
Единственно, что печалило Роберта, — это нежелание Берты ехать с ним в турне по России.
— Из Петрограда ни за что никуда, — отчеканила она.
Цирк полон. Ждут гвоздя представления, — последнего номера отделения фокусов Роберта Робса.
Все глаза напряженно впились в глянцевый, со всех сторон тоненький и хрупкий на вид китайский шкафик, как раз в рост человека.
Из этого шкафика таинственно исчезнет сегодня бенефициантка.
И мало того, что исчезнет, она окажется в ящике, который висит на самом верху, в самом центре куполообразного потолка цирка.
Конечно, ничего сверхъестественного в этом номере нет, но чистота работы каждый раз приводит зал в изумление.
Нынче Берта еще усложнила трюк тем, что успевает не только незаметно перелететь из шкафа на арене в сундук под потолком, но и незаметно переодеться.
Вот она под аплодисменты зала входит в шкаф в оранжевом бальном платье с треном.
А из сундука выйдет в ослепительно-красном.
Под несмолкаемую бурю аплодисментов заперта Берта в шкафу.
Ключ передали одному из представителей публики.
Волонтерами из публики шкафик весь обмотан веревками.
Наложены сургучные печати в десяти местах.
Все удивительно чисто и красиво.
— Неужели она, в самом деле, очутится там!.. Под крышей!.. Ведь это волшебство!..
— Я думаю, что нет…
— Вы знаете, факиры с помощью массового внушения достигают еще более изумительных результатов…
На шкаф Роберт Робс накинул поверх веревок и печатей черное покрывало.
— Прошу публику удалиться с арены!..
Нехотя очистили от посторонних арену.
— Раз! Два! Три! All right[1].
Робс хлопнул в ладоши.
— Прошу публику на арену…
— Прошу убедиться, что печати целы!..
— Прошу убедиться, что веревки целы!..
— Прошу отпереть шкаф… Мисс Берта Берс исчезла… Но ненадолго… Раз!.. Два!.. Три!.. All right!..
Все глаза устремились к потолку, где на канате, перекинутом через блок, висел, чуть покачиваясь, ящик.
Одетые в ливреи шталмейстеры бережно, словно священнодействуя, стали спускать ящик. В зале не было ни одного глаза, который не следил бы жадно и ревниво за плавным спуском этого сокровища.
Даже клоуны застыли в вопросительно-выжидательной позе.
В коридорах входа за кулисы приготовились к выходу по первому знаку режиссера несколько пар лакеев с цветочными и драгоценными подношениями бенефициантке от публики и дирекции.
Все ниже, все ниже ящик.
Вот уж он коснулся земли.
Роберт Робс топориком разрубает канат.
Торжественно раскрывает крышку и… отскакивает, как ужаленный.
Ящик оказался пустым!
На мгновение цирк замер. И вдруг — закипел.
— Что такое? В чем дело?..
— Где Берта?..
— Нас обманули!
— Шарлатанство!..
— Чего полиция смотрит!..
Роберт Робс, не веря своим глазам, еще раз подскакивает к ящику и, бледный, испуганный, бросается с арены.
По пути наталкивается на корзину цветов, падает в нее, опрокидывает еще какие-то подношения, бежит к себе в уборную, бежит в уборную Берс…
— Где Берта!.. Где Берта!.. M-lle Берта!..
Директор цирка, тоже предчувствуя какое-то страшное несчастие, бежит за ним.
В уборной лежит огненно-красное платье Берты, значит, она даже переодеться не поспела.
Робс бросается к тайному выходу из цирка на дворик, из этой двери Берта должна была выбежать, по наружной пожарной лестнице взобраться под купол цирка и лечь в ящик.
В то время, когда внимание всей публики занято завязыванием и опечатыванием шкафа, пустой ящик под потолком незаметно должен был заменяться другим, точно таким же снаружи.
Робс бросился было на дворик, чтобы посмотреть, не сорвалась ли Берта с лестницы и не лежит ли на мостовой с раскроенным черепом.
Но жандарм преградил ему дорогу:
— Вы арестованы! Следуйте за мной!
Изумленный Робс пожал плечами, испуганно поглядел
на жандарма и машинально пошел за ним.
Директор не отставал от них.
В кабинете директора дрожащий фокусник повторял:
— Я не виноват! Какое-нибудь несчастье!.. Честный фокусник не хотел скандала!
На допросе выяснилось, что Роберт Робс — виленский мещанин.
С германской подданной Бертой Берс познакомился только два месяца тому назад.
Имеет ли она родных или знакомых в Германии, — не знает.
Состоит ли здесь в сообщничестве с другими германскими подданными, — не знает.
Знакома ли с германским подданным Августом Мейером, — не знает.
В чем обвиняется арестованный вчера Юлиус Швальбе, — не знает.
Не подозревал даже о том, что в цирке находятся жандармские власти с предписанием арестовать Берту Берс.
Кто сообщил Берте Берс, что ее ожидает немедленно после окончания номера арест, — не знает.
Куда скрылась она, — не может догадаться… А в публике уже на тысячу ладов повторяют:
— Берта Берс оказалась немецкой шпионкой. Пришли ее арестовать, но она таинственно исчезла, избежав ареста.
Марья Николаевна радостно прислушивалась к мерному дыханию детей.
— Слава Богу… Значит, мне показалось, что у Лилички жарок… Если метроном дыхания работает правильно, значит, все в порядке.
Еще раз бросила взгляд на потешно вздернутый носик хорошенькой пятилетней девочки, поправила сползшее одеяльце на кроватке восьмилетнего сына и, вся еще пропитанная святостью детской, вошла к себе в будуар.
Она давно привыкла к одиночеству долгих осенних и зимних ночей.
Что поделаешь, муж работает. Странно называть его работу работой, но она дает хороший заработок, позволяющий жить чуть ли не в роскоши. Муж — игрок.
Целые ночи Фридрих Францевич проводит в клубе и пытает счастье.
Не свое счастье, а счастье других. Вот уже четыре года, как счастье Фридриха Францевича испытано, вот уже четыре года, как он, по его собственному выражению, «сделал свое счастье» и едет на нем, как на хорошо объезженном коне.
О, нужно только уметь править твердой рукой, не выпуская ни на миг уздечки.
У Фридриха — твердые руки, Марья Николаевна убедилась в этом.
Кругом разоряются, от быстрых взлетов к стотысячным выигрышам падают до самоубийственных проигрышей.
Счастье играет жизнью и смертью окружающих.
А Фридрих сам играет своим счастьем.
Ему не надо крупных выигрышей, две-три сотни в вечер вполне устраивают его.
Но зато эти две-три сотни он имеет каждый вечер, без них (клуб открыт до шести утра) не возвращается домой на рассвете, когда уже рабочие на улицах спешат по фабрикам и заводам.
У Фридриха железная воля.
Пусть завистники объясняют постоянный выигрыш его чуть ли даже не нечистой игрой.
Марья-то Николаевна знает, как щепетильно корректен ее муж во всем, даже в микроскопических мелочах.
У него от нее нет никаких тайн. Он мог бы скрывать от нее свою бухгалтерию, но Фридрих, напротив, посвящает ее в каждый крупный выигрыш.
