Станислав Гагарин - Три лица Януса

— Его убили во время атаки. Там, в Араканском ущелье… Ты ведь знаешь про тот бой, сынок.

— Да, мне все рассказал Арвид Янович Вилкс, — сказал Сиражутдин.

— Почитай его, как родного отца, — сказал Ахмед. — Он был моим лучшим другом, этот Арвид из далекой Латвии, мой названый брат. Он поступил и по нашим дагестанским законам — взял к себе в дом сына погибшего брата, — и по велению совести человеческой. Почитай его, Сиражутдин, и не подведи Арвида Вилкса.

— Постараюсь, отец.

— Ты старайся, сынок, — заговорила снова Муслимат, — но и себя береги. Помни: род твоего отца заканчивается на тебе. А ведь ты не успел еще порадовать нас внуком…

Она поднялась и стала медленно отходить от сына, не отводя от него глаз.

Потом Муслимат достала белый платок — «Тот самый!» — мелькнуло в сознании Януса — и махнула им, прощаясь.

— Береги себя, сынок, береги! — послышался снова умоляющий шепот матери, и Вернер фон Шлиден очнулся.

Он попытался встать, уже поднялся на колени, но кружилась голова, майор почувствовал тошноту и, боясь потерять сознание, снова лег.

Неизвестно, как развивались бы события дальше — перестрелка уже началась, а двигаться Вернер мог с трудом, если бы не увидел он плечистую фигуру и светлые волосы из-под фуражки оберштурмбанфюрера Хорста.

— Хорст! — крикнул фон Шлиден. — Хорст!

— Вернер, что вы делаете здесь?

Оберштурмбанфюрер наклонился над ним и сильным рывком помог подняться на ноги.

— Идти можете?

— Попробую, Вилли.

Хорст подозвал обер-лейтенанта и, сунув под нос ему какую-то бумагу, приказал выделить двух солдат для господина майора. Тот, проворчав о своих собственных раненых, повиновался.

Вернер обнял за плечи двух дряхлых фольксштурмистов, боязливо поглядывавших на рослого Хорста, который требовал пошевеливаться. И скоро Янус почувствовал, что силы почти вернулись к нему. Но Вернер продолжал держаться за плечи солдат, решив, что беспомощным ему быть пока удобнее.

Артиллерия в этом районе перестала работать: русские опасались задеть своих солдат, которые проникли уже в эти кварталы и вели уличные бои. Вокруг раздавались взрывы гранат, треск пулеметных очередей и вяканье автоматов.

Им явно везло. У самого оврага майор и оберштурмбанфюрер нарвались на эсэсовский заслон, но Хорст и здесь произнес «петушиное слово». Эсэсовцы помогли Вернеру перебраться через овраг, а фольксштурмистов погнали обратно в глубь зоопарка.

На Хуфеналлее, заваленной горящими машинами и обломками зданий, их ждал зеленый бронетранспортер. Водитель нетерпеливо выглядывал из амбразуры и, едва увидев Хорста с майором, включил мотор.

— Вы думаете, мы сможем куда-либо проехать? — сказал фон Шлиден, когда они забрались в кабину.

— Попробуем, — улыбаясь, сказал Хорст.

…Бронетранспортер медленно плыл в море разрывов, пламени и обезображенных остатков того, что когда-то называлось Кенигсбергом. Водитель, обливаясь потом, с остервенением ворочал рычагами, бросая машину то вправо то влево, лавируя среди развалин. Краем глаза Вернер увидел впереди лежащие друг на друге два трупа в зеленых мундирах. Бронетранспортер на мгновение замер.

— Вперед! — крикнул Хорст.

Левая гусеница поползла вверх, машина накренилась и мягко перевалилась вперед, царапая траками скользкие от крови камни на мостовой.

Они были уже метрах в пятидесяти от горевшего здания Северного вокзала, когда из-за опрокинутого трамвайного вагона выскочил эсэсовец и, приставив к животу автомат, выпустил всю обойму по бронетранспортеру. Пули ударили в обшивку.

«Словно горох рассыпался», — подумал фон Шлиден.

Водитель медленно поднялся со своего сиденья, протянул руки вперед и, не сгибаясь, повалился на борт бронетранспортера.

Хорст выхватил автомат водителя и через амбразуру выстрелил в эсэсовца, который продолжал стоять во весь рост, что-то крича и размахивая руками. Пули Хорста попали ему в ноги. Он подпрыгнул и закружился на месте. Вторая очередь оберштурмбанфюрера свалила его наземь. Хорст отбросил оружие, толчком выбросил труп водителя и уселся за рычаги.

— Возьмите автомат, Шлиден, сегодня слишком много сумасшедших! — крикнул он Вернеру.

Но проехать они смогли не более ста метров. Из бункера выбрался тщедушный парнишка, большеротый, коротко остриженный, в длинном не по росту мундире. Он бросился наперерез машине, с размаху упал на землю, и Вернер вдруг увидел в его руках невесть откуда взявшийся фаустпатрон.

— Стреляйте, Шлиден, стреляйте! — страшным шепотом, видно сорвав голос, прокричал Хорст.

Пули Шлидена веером упали в асфальт за метр до обезумевшего солдата.

Хорст рванул рычаг и бросил машину вправо, пытаясь опередить смерть.

Вернер снова вскинул ствол автомата, рванул спусковой крючок и увидел, как из раструба фаустпатрона за спиной у мальчишки вырвалось желтое пламя.

Боевая листовка, отпечатанная в типографии красноармейской газеты «Защита Родины»:

Гвардеец захватил в плен около 100 фашистов.

Из уст в уста передаются рассказы о храбрости и высоком боевом мастерстве гвардейца Ивана Каванькина. Он участвовал во многих жарких боях и везде стяжал добрую боевую славу. Но особенно памятен подвиг, совершенный им во время штурма фашистской крепости в Восточной Пруссии — Кенигсберга.

Широкая река с гранитными берегами представляла трудное препятствие на пути наступающих. Немцы засели на противоположной стороне в каменных домах, подвалах и держали под обстрелом все подходы к реке. Но разве можно остановить воинов, для которых выполнение приказа командира является делом чести и доблести! А приказ требовал преодолеть водную преграду, захватить плацдарм и развивать наступление на центр города.

Гвардеец Каванькин первым устремился к реке и, не медля ни минуты, поплыл к противоположному берегу. Противник обнаружил смельчака. Над головой бойца пролетали пули. Вражеские снаряды поднимали фонтаны воды. Каванькин удвоил свои усилия. Он упорно плыл вперед, будто не замечая яростного огня противника.

Вот и противоположный берег. В наспех отрытых ячейках находилось более десяти фашистов. Они обстреливали переправляющихся бойцов. Гвардеец Каванькин швырнул в подвал противотанковые гранаты, а потом, ведя огонь из автомата, первым ворвался в подвал. Перешагнув через шесть немецких трупов, бесстрашный боец ринулся в глубь подвала. В это время из темного угла выскочили три гитлеровца, намереваясь напасть на гвардейца. Каванькин очередью из автомата замертво свалил фрицев. Затем он, метнув вперед себя еще две «лимонки», вместе с бойцом Клоковым ворвался в каземат. Гитлеровцы, ошеломленные впезапным нападением, покорно подняли руки. Около 100 вражеских солдат было доставлено в штаб.

Бесстрашие и мужество принесли победу. Один гвардеец оказался сильнее 100 фашистов.

Слава герою штурма Кенигсберга Ивану Каванькину!

Гвардейцы! Бейте врага, как Иван Каванькин! Чем сильнее будет наш удар по врагу, тем скорее мы овладеем последним очагом обороны немцев в Восточной Пруссии.

— Я не принял окончательного решения, — сказал генерал Ляш, — но считаю дальнейшее сопротивление бессмысленным.

Он сказал это довольно тихо. И хотя сверху доносились звуки разрывов, все те, кто находился в бункере, слышали эти слова. Они упали в сознание, как камень в сонную поверхность озера, и когда круги достигли берега, крейсляйтер Эрнст Вагнер вскочил во весь рост и протянул руку вперед:

— Это измена! — крикнул он. — Мой фюрер…

Голос крейсляйтера сорвался.

Оберст фон Динклер потянул его за полу мундира. Вагнер порывисто повернулся, и в это время генерал Ляш вышел в светлый круг света, отбрасываемый на бетонный пол лампой наверху.

Все молчали. Одни таращились воспаленными бессонницей и боем глазами на стоящего в центре командующего, словно надеясь прочесть на его лице грядущее. Другие сидели и стояли, опустив головы.

Майор Вернер фон Шлиден вдруг увидел, как поднялся Хорст и осторожно за спинами офицеров и представителей гражданских властей стал пробираться к выходу.

Вчера они уцелели чудом. Сумасшедший парень взял слишком высоко, и смерть в этот раз только дохнула на них, противно провизжав над головами. Бронетранспортер пришлось бросить, но до главной станции они добрались без особых приключений. В штабе Вернер и Хорст расстались. Ляш, увидев Шлидена, приказал ему находиться при нем, но за всю прошедшую ночь и сегодняшний день не давал никаких поручений, словно не замечал присутствия майора.