Когда начались первые ленинградские кварталы, Третьяков повернулся к Митрошенко – по старой традиции генерал сидел рядом с водителем – и, усмехнувшись, спросил:
– Выиграли в лотерею, товарищ полковник?
Начальник отдела встрепенулся:
– Почему вы так решили, Лев Михайлович?
– Вид у тебя, Анатолий Станиславович, уж больно того… Таинственный и самодовольный одновременно. Случилось что?
– Кое-какие сдвиги наметились… Существенные, товарищ генерал.
– Что-то я тебя не пойму… «Существенные» или просто «кое-какие»?
Митрошенко смущенно хмыкнул. Он знал, что начальник управления терпеть не может завышения результатов их трудно измеримой работы. Но с другой стороны…
– Новый поворот событий, – сказал полковник. – Майор Колмаков ждет в управлении с докладом. Он непосредственный их участник и свидетель, ему и поручили рассказать. Из первых уст.
– Это вы правильно решили, – согласился Третьяков. – Колмаков – перспективный работник. Кстати, почему он до сих пор в майорах ходит?
– Срок не вышел, товарищ генерал. Год остался…
– Но должность ведь позволяет! Составляйте досрочное представление, я с удовольствием подпишу.
– Хочу его к себе в заместители просить, Лев Михайлович, – подвинул шефа дальше Митрошенко – человек он был дальновидный, быстро ухватывающий ситуацию. – Борис Львович готовится на отдых…
– Тем более Колмакову надо получить по второй звезде на погоны. Не затягивайте с этим, Анатолий Станиславович. Так что же он такое раскопал? Ладно… Храните тайну до тех пор, пока не приедем на Литейный.
Водитель знал, что генерал любит, вернувшись из командировки, проехать по Невскому проспекту, и готовился прокатить его от клодтовских коней на Аничковом мосту до Казанского собора, а потом по Моховой выскочить на свою улицу. Но Третьяков кивком головы дал понять, что на этот раз парадный проезд отменяется. Генералу и впрямь не терпелось узнать, что же там такое раскопал этот умница Колмаков.
Когда Колмаков закончил рассказ, Третьяков захлопнул блокнот, в котором делал записи, отодвинул, покачал головой, потом резко поднялся и подошел к окну.
Так он стоял, спиною к собравшимся в его кабинете чекистам, пока не осмыслил полученную информацию.
– Очную ставку Резник и аспиранта проводили? – спросил он, поворачиваясь.
– Пока нет, – ответил Митрошенко.
– Предупредите меня, – сказал Третьяков, отрываясь от окна. – Хотя сцена будет не из приятных…
Генерал прошелся по кабинету, остановился на середине.
– Матти Бьернсон явился к нам до того, как вы узнали о таблетке, Николай Иванович? – спросил он Колмакова.
– Да, – ответил майор. – Не намного, правда, но опередил собственный арест. Когда это выяснилось, я сразу приехал в управление, чтобы доложить Анатолию Станиславовичу и подготовить запрос прокурору о санкции на меру пресечения… Тут и сообщили о его явке с повинной.
– Нет, чтобы прийти с нею до того, как совершилось преступление, – тихо проговорил Третьяков. – Погибла ни в чем неповинная женщина…
– Они метили в академика, – сказал Митрошенко. – Акции «Осьминога» становятся все более опасными. Я беспокоюсь за Василия Дмитриевича. Он-то ведь все знает… Про таблетку для сына.
Генерал вопросительно глянул на Колмакова.
– Так уж получилось, товарищ генерал, – виновато опустил голову майор. – Марина выложила эту историю, едва мы привели ее в чувство. С ней была истерика… Вот она и выкричала подробности сговора с аспирантом, убедившим ее в безвредности таблетки.
– Теперь сын академика не заблуждается, надеюсь, по поводу искренности чувств этой девицы к нему? – спросил генерал.
– Больше не заблуждается, Лев Михайлович, ответил за Колмакова начальник отдела. – Разумеется, Николай Иванович предупредил всех, кто слышал признания Резник, о необходимости соблюдать тайну.
– Значит, знают об этом, кроме самих участников, еще трое посторонних людей. – Генерал снова сел к столу. – Академик Колотухин, его сын и…
– Пелагея Кузьминична Мережковская, старинный друг семьи Колотухиных, – подсказал Колмаков. – Человек проверенный и надежный… Вырастила и самого академика, и его сына. Добрый ангел этого дома, хранительница очага… Со слов Василия Дмитриевича.
– Это хорошо, что вы позволили себе последнюю сноску, – сказал Третьяков. – У нас должна быть более профессиональная терминология. Добрые ангелы не по нашей части, Николай Иванович. Вы у нас головой отвечаете за безопасность академика и его института. А также за семью этого стратегически важного для Родины человека. Именно вы хранитель его очага, а не Пелагея Кузьминична. Это при всем нашем уважении к этой женщине. С вас спросится в полной мере за все. А вы едва не прозевали Андрея… Не знаю, как вы должны были предостеречь его от общения с этой девицей – прибегнуть к помощи отца или еще чем-нибудь, самому поговорить с Андреем… Но что-то надо было делать.
– Нынешняя молодежь не хочет слушать наших советов в личных делах, – примирительным тоном заговорил Митрошенко. – Да и что мог сказать Андрею про эту Марину Николай Иванович? Что она скрыла от него факт своего материнства? Вряд ли это отвратило бы парня… Заражена вещизмом? Это трудно доказуемо, да и для ослепленного любовью, точнее страстью, человека подобный порок несущественен. А про ее связь с Борисом Куниным, о том, что ребенок этот от него, мы, к сожалению, не знали. И про письма, которые доставлял ей Матти Бьернсон от него, нам не было известно.
– А про то, что этот Кунин стал одним из руководителей «Осьминога»?.. Разве не было у вас информации?!
– Об этом мы получили сведения относительно недавно, – упрямо оправдывался Митрошенко, защищая тем самым своего майора, на которого генерал, как казалось начальнику отдела, нападал вовсе не справедливо. – Не было звена, которое бы соединило линию: Кунин – Резник – молодой Колотухин. Теперь майор Колмаков это звено нашел, оказавшись в нужное время в нужном месте.
– Ладно, защитник, – улыбнулся Третьяков. – Я сам исповедую принцип: настоящий чекист лишь тот, кто всегда оказывается там, где он непременно нужен. А поскольку майор Колмаков в момент истерики Резник был в ее доме не случайно, то честь ему и хвала. Тем не менее не расслабляйтесь. Пилюля для Андрея – это, скорее всего, отвлекающий маневр, попытка выбить Василия Дмитриевича из колеи, сломать его. У него, у этого «Осьминога», еще не хватает щупалец, чтобы протянуть их и в НИИэлектроприбор, и к самому академику. По имеющимся у нас сведениям, «Осьминог» готовит комплекс акций. С его столь бурной деятельностью пора кончать. Этот хищник становится опасным не только для нас, но и для страны, в которой он так беспардонно устроил себе логово. Николай Иванович! Свяжитесь с Василием Дмитриевичем и условьтесь с ним по поводу чашки чая в домашних условиях. Я хотел бы посетить квартиру академика вместе с вами. А на завтра готовьте очную ставку Резник и аспиранта.
Приехали за ними из Лэнгли на следующий день после пельменей по-сибирски на Коннектикут-авеню. Уставший, набродившийся за день по Вашингтону Олег Давыдов с вечера долго не мог уснуть, а потом будто провалился куда. Очнулся он от того, что Джонн Бриггс постучал в дверь его комнаты, а потом дурашливо заорал по-русски: «Рота! Подъем!»
Сопровождал гостей неразговорчивый субъект в полотняном костюме, с коротко остриженным затылком и небольшим чубчиком впереди. Внешне он напоминал Олегу очень популярного раньше на его родине киноактера, игравшего в комедиях дебильных типов, а затем отъехавшего в свободный мир. Давыдов переглянулся с Джоном Бриггсом и по тому, как тот улыбнулся, понял, что и Сократу пришли на ум те же мысли.
«Дебил», как про себя окрестил сопровождающего Давыдов, усадил их в старомодный с виду «паккард», который внутри оказался суперсовременным автомобилем, оснащенным электроникой, радиоаппаратурой и форсированным двигателем. Довольно быстро обогнули столицу Вашингтон по дуге окружной дороги и оказались в Лэнгли, небольшом, когда-то мало кому известном городке, но потом приобретшем сомнительную славу благодаря расположившейся здесь штаб-квартире ЦРУ.
«Паккард» остановился на въезде в целый комплекс зданий ЦРУ. Здесь ждал черный «мерседес», из которого вылез приветливо улыбающийся мистер Ларкин.
Увидев шефа и своего крестного отца, Джон Бриггс подтолкнул Давыдова локтем:
– Смотри-ка, парень, какая оказана нам честь… Сам дядюшка Сэм встречает у ворот. Кто же будет тем боссом, к которому повезет нас мистер Ларкин?
«Не сам ли директор ЦРУ? – подумал Олег. – Неужто и в самом деле увижу Уильяма Кейси, этого неуязвимого мошенника?»
Он хорошо знал, что нынешний шеф организации побил рекорды по части финансовых махинаций. Совсем недавно Уильям Кейси, являясь основателем и владельцем тридцати двух тысяч акций на сумму в семь с половиной миллиона долларов фирмы «Кэпитл ситз коммюникейшн инкорпорейтед», на корню скупил телекорпорацию Эй-би-си. Это было актом отмщения компании за то, что она в 1984 году поведала миру о попытке убить агента ЦРУ, который пролил свет на темную сторону одной из тайных операций организации в Азии.
