ведь обещал жене пораньше с работы приехать…
– М-да… – выдохнул Шалепин, дочитав какую-то бумагу и откладывая ее в сторону. – Весьма и весьма любопытно.
– Да уж… – потер лоб Руденко. – Но как быть с материалами, которые раньше товарищ Сидоров предоставил? Факты – вещь убедительная. Да и как-то неправильно пускать в ход эти документы, не согласовав с Егор Петровичем.
Неожиданно дверь в кабинет распахнулась, и на пороге показался… Хрущев!
Все встали.
– Секретничаете? – хихикнул Хрущев, потирая руки. – А я вот тут по-стариковски… не спится мне. Гляжу – свет у товарища горит в кабинете. Дай, думаю, на огонек загляну – глядишь, чайку нальют. Если не ошибся, вы тут что-то про Егор Петровича говорили?
– Да я… это… мы… тут… – замямлил Руденко.
– Толково излагаешь! – иронично заметил Хрущев, довольный произведенным впечатлением. – Но я вот что хотел предложить… Давайте с Егор Петровичем ничего согласовывать не будем. Копайте дальше. Тем более что товарищ Романский со мной уже все согласовал!
Руденко и Шалепин не мигая смотрели на Хрущева. Тот, довольно улыбнувшись, неспешно обошел стол и сел во главе его.
– И еще, – поднял Хрущев вверх указательный палец. – Раз уж вы тут начали секретничать, то давайте обо всем, что здесь говорилось, будут знать только участники нашей вечери…
Хрущев грозно глянул на Шалепина и Руденко, потом потер ладошки и весело спросил:
– Чайку-то дадут?
* * *
Ночь.
Серебристо-синяя «Волга» свернула с Рублево-Успенского шоссе на боковую дорожку и подъехала к КПП. Дорогу преграждал шлагбаум. Офицер охраны подошел к машине.
Сидевший за рулем Зорин предъявил ему свое удостоверение.
Внимательно изучив документ, офицер перевел взгляд на улыбавшегося с соседнего сиденья Олейникова.
– Это со мной, – пояснил Зорин.
– Брат я его, – добавил Олейников, – близнец.
Офицер никак не среагировал, вернул Зорину удостоверение, махнул солдату рукой, чтобы тот открыл шлагбаум, и, четко выговаривая слова, произнес:
– Товарищ Романский сказал, чтобы вы разместились во флигеле. Это – прямо, по вот этой дорожке через лес. Там увидите…
Проехав через лесок, «Волга» подкатила к небольшому деревянному флигелю, перед входом в который возвышалась украшенная новогодними гирляндами ель.
Олейников с Зориным вышли из машины.
Бесшумно падал снег, над лесом желтела полная луна.
Из дома никто не вышел их встречать.
Олейников огляделся: крыльцо запорошено снегом, следов нет – значит, никто не входил и не выходил последние несколько часов. В окне второго этажа флигеля он заметил тусклый огонек. Олейников потянул дверь – она была не заперта. Зорин вошел следом за ним.
Прихожая была пуста. Казалось, в доме ни души.
По скрипучей лестнице они поднялись на второй этаж и вошли в комнату.
Занавески задернуты. Посередине комнаты – круглый стол. Над ним – абажур с бахромой.
В плетеном кресле-качалке спиной к ним сидел человек.
Олейников тактично кашлянул.
Человек обернулся. Это был… Плужников!
* * *
А в это время в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли день только начинался.
– И все-таки я не понимаю, – прервал Тоффроя Даллес, – если вам не удалось отменить данный Томасу приказ о переходе к фазе «Рубикон», почему он отказался от диверсии?
– Я могу дать только одно объяснение, – ответил Тоффрой. – От завербованного объекта на заводе он получил информацию об отмене полета человека. А устраивать фейерверк ради очередной пары собачек не имело смысла. Он просто не успел проинформировать нас. Периодичность использования канала «Квадрига» определяется обстоятельствами, а в последнее время Томас на связь не выходил. Таким образом, «Рубикон» не перейден.
– Ну что же… – согласился с доводами Даллес. – Все, что ни делается, все к лучшему. Неизвестно еще, как отреагировал бы наш новый президент…
– Мистер Кеннеди в курсе операции «Обратный отсчет»? – поинтересовался Тоффрой.
– Мистер Кеннеди не меньше, чем мистер Эйзенхауэр, хочет, чтобы первым человеком в космосе был американец, – уклончиво ответил Даллес. – Так что продолжайте работать, Холгер. Похоже, мы догоняем русских, и счет уже будет идти на дни.
* * *
За окном флигеля искрился на ярком солнце выпавший за ночь снег.
Плужников, Зорин и Олейников заканчивали завтрак.
– Все-таки здесь кормят лучше, чем в Лефортовской одиночке, – сказал Плужников, доедая бутерброд. – Ну так что дальше?
– А дальше, – начал рассказ Олейников, – майор Зорин поднял протоколы наблюдения за хорошо известным нам сотрудником американского посольства Сайрусом и установил, что господин Сайрус по квоте для иностранцев регулярно в спецкассе Большого театра покупал билеты именно в тот день, когда то же самое делал Томас по своей абонементной книжке.
– Может, Сайрус просто большой ценитель искусства? – с иронией предположил Плужников.
– Но не настолько, чтоб аж четыре раза подряд слушать оперу Тихона Хренникова «Мать»! – с улыбкой возразил Зорин.
– «Павел, Павел, твою мать, мать твою… арестовали!» – пафосно напел оперную арию Плужников. – То есть вы полагаете…
Олейников выложил на стол перед Плужниковым найденный в рюкзаке Томаса прибор «Микрошифр» и пачку рублей с чернильными кляксами в углу.
– С помощью этого прибора, – пояснил он, – Томас наносил вот на эти меченые рубли микрошифр с посланием. Платил ими в кассу. Одинаковые кляксы на каждой купюре позволяли отличить ее от других банкнот. И Сайрус, когда выкупал свои билеты, получал сдачу… именно этими рублями. И наоборот. Вот вам и канал «Квадрига».
– Точно! – загорелись глаза у Плужникова. – Но подожди… это означает, что кассир должен был работать на них.
– Возможно… – кивнул Олейников. – Но это лишь предположение. Надо попробовать передать пробное сообщение от Томаса. Если пройдет, значит, мы угадали.
Плужников задумался.
– Но кассир может знать Томаса в лицо… – сказал он.
– Вряд ли… – не согласился Олейников. – Если уж, согласно материалам прослушки, даже Сайрус его не знал, то какой-то там кассир… Думаю, паролем служила сама абонементная книжка – она же номерная, а сам Томас каким-то образом скрывал свое лицо… И, мне кажется, я знаю, как он это делал!
* * *
К входу в кассы Большого театра сквозь толпу пробирался, постукивая перед собой палочкой, слепой. Высоко поднятый воротник, черные очки, густая борода с усами.
В помещении касс к двум окошкам стояли огромные очереди. Пожилой милиционер следил за порядком. Когда слепой вошел внутрь, милиционер бросился к нему на помощь:
– Товарищи, товарищи! Не видите, что ли? Пропустите незрячего!
Толпа расступилась. Слепой протянул милиционеру абонементную книжечку.
– А… – взглянув на книжечку, закивал милиционер, – вам сюда.
И повел слепого к отдельному окошку с надписью «КАССА СПЕЦОБСЛУЖИВАНИЯ». Окошко было закрыто. Милиционер стукнул пару раз. Через мгновение окошко открылось, и появилась голова администратора:
– Слушаю вас, товарищ!
Слепой положил перед ним абонементную книжку и несколько купюр, среди которых была десятирублевка с чернильной кляксой в углу. Администратор бросил
