В комнате он, кроме того, обнаружил три комода. В первом из них была установлена целая батарея бутылок с виски и бренди в окружении чистых бокалов. Второй служил хранилищем для огромной кипы старых подшивок журнала «Конь и пес», поверх которых лежала большая тетрадь в кожаном переплете с надписью «Моя охота». Третий оказался заперт, и, как ни трудно было заключить, именно в нем держали боеприпасы.
Садовым ножом Максим легко вскрыл замок.
Из всех трех видов имевшегося под рукой оружия он предпочел бы «винчестер». Однако, перебирая коробки, не обнаружил патронов ни к нему, ни к «слоновому ружью», которые, очевидно, держали в качестве памятных сувениров. Придется довольствоваться обычной двустволкой. Все они были двенадцатого калибра, а заряды к ним содержали дробь шестого номера. Чтобы убить человека, стрелять придется с близкой дистанции: для полной уверенности – не более чем с двадцати ярдов. И у него будет только две попытки, а потом возникнет необходимость перезарядиться.
«Что ж, – подумал Максим, – мне и нужно уложить всего двоих».
У него по-прежнему не шел из головы образ Лидии, спавшей на полу в детской. Воспоминания о том, как они занимались любовью, лишь прибавляли ему сил и уверенности в себе. Фатализм, охвативший его в первые минуты, больше не возвращался. «С какой стати мне умирать? – думал он. – И кто знает, что может случиться, когда я убью Уолдена?»
Размышляя об этом, Максим зарядил ружье.
«А теперь, – подумала Лидия, – я должна покончить с собой».
Другого исхода для себя она не видела. Второй раз в жизни она пала на самое дно. И оказалось, что все годы постоянного самоконтроля ничего не значили, стоило вновь появиться Максиму. Жить дальше с осознанием того, что она собой представляет, казалось невозможным. Ей хотелось умереть, причем быстро.
Она задумалась о способах ухода из жизни. Первое, что пришло в голову, – принять ядовитое вещество. В доме наверняка есть крысиная отрава, вот только она понятия не имела, как ее найти. Передозировка лауданума? Опять-таки не было уверенности, что настойки у нее достаточно для этого. В прежние годы многие женщины травились газом, но, вот беда, Стивен давно заменил его на электричество. Быть может, верхний этаж особняка располагается достаточно высоко, чтобы выпрыгнуть из окна и разбиться? Нет. Слишком велика вероятность сломать позвоночник и оказаться парализованной. У нее едва ли хватило бы духу вскрыть себе вены, и к тому же смерть от потери крови долгая и мучительная. Самый же быстрый путь на тот свет – застрелиться. Она не сомневалась, что сможет зарядить ружье и выстрелить – ей столько раз доводилось видеть, как это делается. Но она вспомнила, что оружие заперто на замок.
И тут ее осенило: озеро! Да! Вот он – желанный способ! Она заглянет в свою спальню, наденет халат, затем выскользнет из дома через заднюю дверь, чтобы ее не заметили охранники из полиции, прокрадется западной частью парка мимо рододендронов и окажется в лесу. От кромки берега она будет идти и идти, пока холодная вода озера не покроет ее с головой, а потом стоит лишь открыть рот, и через минуту все будет кончено.
Лидия вышла из детской и в полной темноте двинулась вдоль коридора. Но, заметив свет под дверью Шарлотты, остановилась в нерешительности. Ей хотелось в последний раз увидеть свою девочку. Ключ торчал в замочной скважине снаружи. Она отперла замок и вошла.
Шарлотта сидела в кресле у окна. Она была полностью одета, но спала. Лицо покрывала бледность, контрастировавшая с покрасневшими от слез глазами. Волосы она распустила. Лидия закрыла дверь и приблизилась. Шарлотта мгновенно проснулась.
– Что случилось? – спросила она.
– Ничего, – ответила Лидия и тоже села.
– Ты помнишь, как от нас ушла моя нянюшка? – ошарашила ее вопросом дочь.
– Конечно. Ты тогда стала уже достаточно взрослой, чтобы тобой начала заниматься гувернантка, а других маленьких деток у меня не было.
– А я вот годами даже не вспоминала о ней. Только сейчас она почему-то всплыла в памяти. Скажи, ты ведь наверняка не знала, что я считала именно няню своей мамой?
– Дай подумать… Нет, не знала. Ты всегда называла мамой меня, а ее – нянюшкой…
– Верно. – Шарлотта говорила медленно, почти бессвязно, словно блуждая в тумане прошлого. – Ты звалась моей мамой, а она няней, но у каждого должна быть мать, понимаешь? И когда няня сказала, что моя мать – ты, я ответила: «Не говори глупостей, нянюшка! Я знаю только одну маму – тебя». Она лишь рассмеялась. А потом ты от нее избавилась. Это разбило мне сердце.
– Я даже не подозревала…
– Мария могла бы рассказать тебе об этом, но только никакая гувернантка на такое не способна.
Шарлотта всего лишь предавалась воспоминаниям, даже не думая ни в чем обвинять Лидию, а просто пытаясь что-то ей объяснить.
– Как видишь, – продолжала она, – у меня была другая мама, а теперь выяснилось, что и другой папа тоже. Вероятно, именно эта новость всколыхнула во мне память о прошлом.
– Ты, должно быть, ненавидишь меня, – сказала Лидия. – И я это понимаю. Я сама себе ненавистна.
– Я не испытываю к тебе ненависти, мама. Я могла ужасно сердиться на тебя, но ненавидеть – никогда.
– Ты наверняка считаешь меня отвратительной лицемеркой.
– Нет, вовсе не считаю.
Нежданное чувство умиротворения нахлынуло на Лидию.
– Я только теперь начала понимать, – сказала Шарлотта, – зачем ты так отчаянно борешься за внешнюю респектабельность и почему стремилась оградить меня от любой информации о сексе… Просто хотела спасти от того, что случилось когда-то с тобой. Но на собственном опыте я узнала, насколько сложные решения приходится порой принимать каждому из нас и как трудно бывает отличить правильный поступок от неверного. И потому я вижу теперь, что судила тебя слишком сурово, хотя вообще не имела никакого права осуждать… И мне делается стыдно при мысли об этом.
– Но ты же не сомневаешься, что я люблю тебя?
– Нет. И я тоже тебя люблю, мама, но, наверное, именно поэтому мне сейчас так тяжело.
Лидия была поражена. Уж этого она никак не ожидала. После всего, что накопилось – гор лжи, предательств, гнева, горечи, – Шарлотта продолжала любить ее. И она могла лишь тихо радоваться. «Самоубийство? Кто говорит о самоубийстве? Я хочу жить».
– Нам надо было давно поговорить с тобой вот так откровенно, – сказала она.
– Ты не можешь себе представить, до какой степени мне хотелось этого! – с чувством отозвалась Шарлотта. – Ты блестяще объясняла мне, как правильно делать реверанс и обращаться со шлейфом бального платья, как изящно садиться за стол и делать красивые прически, а мне… Мне нужно было, чтобы ты так же доходчиво объяснила гораздо более важные вещи: что значит влюбиться, как появляются на свет дети… Но ты никогда не затрагивала таких тем.
– У меня не получалось, – призналась Лидия. – Сама не знаю почему.
Шарлотта зевнула.
– Думаю, надо лечь спать, – сказала она, поднимаясь из кресла.
Лидия поцеловала ее в щеку и обняла.
– Ты должна знать, – посмотрела ей в глаза Шарлотта, – Максима я тоже люблю. И этого уже ничто не изменит.
– Понимаю, – кивнула Лидия. – Я ведь и сама все еще люблю его.
– Спокойной ночи, мама.
– Спокойной ночи.
Лидия поспешно вышла и закрыла за собой дверь. В коридоре она застыла в нерешительности. Что будет делать Шарлотта, если оставить ее в незапертой спальне? И Лидия вновь пошла по самому легкому пути, только бы избавить себя от лишних тревог – немного подумав, повернула ключ в замке.
Потом спустилась этажом ниже к своей комнате. Ее переполняло счастье после разговора с дочерью. «Быть может, наша семья все же не безнадежна? – думала она. – Все еще можно исправить. Не знаю как, но наверняка можно». С такими мыслями она вошла в свою спальню.
– Ну и где ты была? – спросил Стивен.
Теперь, раздобыв оружие, Максиму оставалось только выманить Орлова из его убежища. Способ для этого он избрал самый верный – спалить дом дотла.
С ружьем в одной руке и свечой в другой, по-прежнему босиком, он пересек западное крыло дома, потом вестибюль и гостиную. «Еще несколько минут, – думал он, – дайте мне всего несколько минут, и дело будет сделано». Через две большие столовые и комнату для сервировки он попал в кухонные помещения. Эту часть дома Шарлотта начертила гораздо менее четко, и ему пришлось искать выход. Наконец в одной из стен он обнаружил крепкую, грубо сработанную дверь, запертую вместо засова поперечной деревянной балкой. Убрав ее, он осторожно толкнул створ.
Задул свечу и замер в дверном проеме. Спустя примерно минуту он уже мог разглядеть в темноте смутные очертания зданий. Для него это была хорошая новость – пользоваться свечой снаружи он бы не осмелился из-за близости охранников.
Перед ним находился небольшой, вымощенный камнем дворик. Если верить схеме, по его другую сторону располагались гараж, мастерская, а главное – цистерна с запасом бензина.
