— Вы — гений, Ян, — говорила ему мадам Гали, называя длинного и худого господина Жана на славянский манер. — Какое меню на завтра? Может быть, подойдет карп хризантема? Салат из копченых свиных ушек? И не забудь про фунчозу!
В этом году мадам Гали предпочитала китайскую кухню всем прочим. Повар, должно быть, колдовал сейчас в святая святых замка — на огромной кухне. Он спал, как монах, всего четыре или пять часов, что не вызывало у мадам Гали удивления.
Она воспринимала это как должное. А как же иначе? Завтрак должен быть подан вовремя.
Мадам Гали наскоро оделась и вышла в парк. Широкие низкорослые дубы, мощные стены кирпичной кладки, прозелень, тишина и вековое спокойствие. Эта часть владений напоминала ей Донской монастырь в Москве, а стало быть — юность, помноженную на бедность и неслыханные возможности, внезапно открывшиеся перед Галей Бережковской, простой московской девчонкой.
Она с усмешкой вспомнила, как сама принялась после оформления купчей руководить реставрацией замка. Она была уверена, что немало мрачных тайн похоронено в этих стенах, запущенных, но величественных. Но, к ее разочарованию, никаких скелетов в подземных лабиринтах обнаружено не было. Вот, разве что извилистый ход, уводящий слишком глубоко и направленный в сторону гор, мог быть связан с сетью дальних пещер. Но в какой-то момент крайне практичная мадам Гали переменилась в мыслях и занялась сугубо модернизацией старого замка — теннисный корт, отрытый и закрытый бассейны, солярий, это было важнее стихийной любви к археологии.
А подвалы были использованы по назначению — бочки с вином, шеренги темных бутылок, запасы провианта как навязчивое напоминание о не слишком сытом детстве.
— Подвалы, — усмехнулась Гали, — лабиринты московские.
Она вспомнила школьные годы, арбатские «подвалы» и крепкие фигуры своих корешей, имена и лица которых сохранила ее память, казалось, навечно.
Мадам Легаре миновала парк и направилась к мосту. Мощные стены, сложенные из белого камня, увиты виноградной лозой и плющом, точно гигантская рыбацкая сеть вместе с водорослями наброшена на это роскошное древнее строение. Мадам обладает внушительным состоянием, ей принадлежат доходные дома в Париже, два антикварных магазина. А ко всему прочему, она — хозяйка светского салона в столице Франции. На званых вечерах у мадам встречаются банкиры, политики, иностранные дипломаты, сотрудники дружественных и враждующих разведок… «Туда лишь не пускали совесть», — как сказал когда-то один из ее любимых поэтов.
Снегирь в тот день был настроен необыкновенно серьезно, несмотря на шутливый тон.
— Хватит тебе старье носить, — первым делом произнес он, неожиданно приобняв Галю за талию. — Хочу видеть тебя в шикарном наряде!
— Да брось, — отмахнулась она, шутливо отстраняясь.
— Я тебя как куколку одену, лаковые туфельки куплю, — насмешливо пропел Снегирь. — Пойдем-пойдем. Там один мой кореш всю нашу компанию угощает…
— Я его знаю? — спросила Гали.
— Узнаешь, — загадочно ответил Снегирь, увлекая свою красавицу в глубину двора, где возле торца дома, с одним единственным окошком наверху, располагалась зеленая беседка со столом, сколоченным из грубых досок. Мужики по выходным резались там в домино. А сегодня тут расселись их друзья и неизвестный Гали красивый парень в тельняшке и морском кителе без погон.
Он учтиво приветствовал ее, как бы нарочито выражая почтение к Снегирю. Спутник Гали открыл пачку «Казбека», артистично прикурил и махнул рукой — мол, берите, не жалко…
«Флотский» как бы ниоткуда достал здоровенную авоську с продуктами. Копченая колбаса, черный и белый хлеб, пара бутылок водки, селедка, лук, кусок домашнего сала — при виде всего этого богатства у собравшихся потекли слюнки. Между тем все продолжили разговор, начатый без Гали. Она с благодарностью почувствовала, что ей здесь доверяют. А может быть, не придают ей особого значения. Тогда зачем позвали?
Гали вместе со всеми набросилась не еду. Жили они в такое время, когда всегда хотелось есть, особенно молодым. К этому состоянию властного желания что-нибудь пожевать трудно было привыкнуть. Но когда пустые желудки чем-то наполнялись, возникало ощущение, что мир прекрасен, и в нем есть место для тебя. Гали любила этих ребят, это внутреннее состояние, что ты не одинока, что есть ребята, которые принимают тебя за свою. Хотелось всех обнять и расцеловать. А может быть, так действовала водка. Гали уже несколько раз пробовала эту горькую жидкость. Водка ей не нравилась, но, когда внутри становилось тепло и голова начинала шуметь, все остальные неприятные ощущения пропадали.
Водку разливал сам Снегирь. Гале нацедил треть стакана. Сделал бутерброд с красной рыбой.
— Поехали, — пригласил «Флотский».
Галя сделала глоток, едва не поперхнулась. Водка подействовала мгновенно, обдавая внутри жаром.
— Хорошо? — спросил Снегирь. — Ты ешь, ешь, Галка, такая красавица и такая тощая, — он улыбнулся ей.
Между тем разговор продолжался. Мелькали какие-то незнакомые имена и клички. Гали тяжело вздохнула и вопросительно посмотрела на Снегиря.
— Ладно тебе, — укоризненно произнес он. — Давай-ка отойдем в сторонку, потолкуем.
— Ну, пойдем! — согласилась она и почему-то начала считать шаги, как только они двинулись в сторону ворот.
— Ничего себе, бикса, — услышала она приглушенный голос за спиной, как только сделала десятый шаг. Эта фраза явно относилась к ней. Галя внезапно поняла, что бал правит здесь этот самый «Флотский», а вовсе не Снегирь. «Флотский» сразу ей не понравился. От него веяло холодом и опасностью.
Возможно, про нее говорили что-то еще, но расслышать было невозможно из-за шума густой листвы. Они отошли на тридцать шагов и встали около чугунной решетки дворовых ворот. Только сейчас Галя заметила, что Снегирь держит в руках аккуратный сверток. И вот он, как заправский фокусник, развернул его перед ней.
— Ух ты! — восхитилась Галя. — Это мне, Коленька? — В руках Снегиря появилось необыкновенной красоты платье: темно-зеленое, шуршащее, шелковистое, на золотистой подкладке…
— Тебе нравится?
— Еще бы! Да только когда ж я это чудо носить буду? — почти расстроилась она.
— Хотел в день рождения подарить, но не удержался. Извини, что чуть раньше. А носить будешь, когда захочешь.
— Не поняла? — спросила Галя. — Ты что, уезжать собрался?
— Куда уезжать? — теперь пришла очередь удивляться ему.
— Да странно все как-то, — Галя прижала платье к груди.
— Чепуха, — отмахнулся Снегирь. — Скоро у тебя будет такого сколько хочешь… Сама заработаешь, понятно? А это аванс. Вот так…
— Теперь понятно. Что я должна делать?
— Я тебе скоро позвоню. Не бойся, я буду все время рядом. Это недалеко, на улице Неждановой. Будешь стоять и семафорить, если около дома, который я тебе покажу на месте, появятся мусора.
— А ты?
— А я тоже буду стоять на стреме, недалеко от тебя. Вот и все. Если увидишь легавых, свистнешь мне.
— Вот так? — спросила Гали и, засунув два пальца в рот, по-хулигански свистнула.
— Слишком громко, — усмехнулся Снегирь. — Как только свистнешь, уходи проходными дворами. Ясно? Ни в коем разе не беги ко мне. Мы друг другу чужие. В случае чего — я тебя никогда не видел. Если все пройдет гладко, не обижу. Потом встретимся вечером здесь.
— А сейчас забирай подарок и — разбежались.
Через несколько минут Галя медленно брела по тротуару, все еще прижимая платье к груди. Снегирь исчез. Она подняла взгляд, чуть не натолкнувшись на какую-то старуху с дырявым зонтиком над головой, хотя никакого дождя не было в помине. Впереди, метрах в двадцати от нее, уверенной походкой шел один из тех парней из беседки, на протяжении трапезы не промолвивший ни слова. В левой руке он держал сильно похудевшую авоську. Внезапно Галю кто-то задел плечом. Человек в длинном темном плаще и нахлобученной кепке, скрывающей лицо, следил за парнем с авоськой. Это было совершенно очевидно — стоило тому остановиться, чтобы вытащить папиросу из-за уха, как плащ тут же спрятался за телефонную будку.
Старшина Ярослав Никишин, один из соседей семьи Бережковских, появился в арбатской коммуналке пару месяцев назад. То, что в бывшем доходном доме поселился сотрудник московского уголовного розыска, все знали уже на следующий день. О подвигах муровцев Галя слышала немало, и ей показалось странным, что этот красивый, несколько мрачноватый человек вынужден был поселиться в их «гадюшнике».
Через две недели жильцы стали замечать, что форточки стали закрываться, табуретки перестали шататься, огромный стол на кухне, который стоял на трех ногах, приобрел четвертую, а электрические провода в длинном коридоре перестали провисать, как гирлянды на елке. Ярослав делал все основательно, надежно, как само собой разумеющееся. Мужики получили урок самостоятельного принятия решений. Кто-то из них тоже что-то собирался сделать, но припозднился с проявлением готовности.
