более эффективные средства, имевшиеся в их распоряжении, но все равно бы не заставили его пойти на предательство.
Исчерпав все свои аргументы в беседах с «этим упрямым русским», как в сердцах назвал его шеф контрразведки, они привезли его в аэропорт и в ожидании, когда самолет Аэрофлота будет готов стартовать в Москву, поместили в служебное помещение полиции. И вот, находясь там, Рожков умудрился собрать полезную информацию. Дело в том, что в соседнем помещении были установлены телемониторы, и по возвращении в Москву Рожков нарисовал точную схему размещения скрытых телекамер, с помощью которых полиция контролировала обстановку в залах аэропорта.
Трудно было предвидеть, понадобятся ли когда-нибудь нашей службе сведения о том, какие места в аэропорту просматриваются полицией, а какие нет, хотя в нашей работе все может пригодиться. Гораздо важнее было то, что после нескольких бессонных ночей и нудных бесед о прелестях жизни на Западе Рожков продолжал думать о том, как принести пользу своей службе. Даже в этой бесперспективной ситуации он продолжал работать! На такого парня можно было положиться в любом деле…
Но все это я вспоминал уже по дороге в просмотровый зал, куда направил меня Рожков. Там меня уже ждали Вадим Александрович и еще несколько руководителей различного ранга. Мы обменялись короткими приветствиями, после чего по сигналу Вадима Александровича техник включил видеомагнитофон.
Сначала на экране в течение нескольких секунд мельтешила разноцветная сетка, затем прозвучали хорошо знакомые всем присутствующим вступительные аккорды программы новостей одной из ведущих европейских телекомпаний, и на экране появился телекомментатор лет сорока пяти в строгом темном костюме и с красным цветком в петлице. Он выглядел так, как будто не новости собирался рассказывать, а вести репортаж из какого-нибудь игорного дома в Лас-Вегасе или Монте-Карло. За его спиной была броская заставка, в правом верхнем углу которой я разглядел фотографию Рольфа Хансена в форме офицера контрразведки, а чуть ниже и тоже справа была крупная надпись, которая, если перевести ее с английского, означала «Шпионский скандал».
Дождавшись окончания музыкального вступления, накалившего обстановку до предела, телекомментатор в присущей всем западным телекомментаторам напористой манере заговорил.
— В августе этого года общественность свободного мира была взбудоражена статьей газеты «Дейли пресс» под названием «Самоубийство сотрудника контрразведки: вдова обвиняет ЦРУ»…
Телекомментатор элегантным жестом развернул заранее приготовленный номер газеты «Дейли пресс». На первой странице крупным шрифтом был набран упомянутый им заголовок статьи, а под ним помещена фотография вдовы Рольфа. Выражение ее лица не оставляло никаких сомнений в том, что она с гневом клеймила распоясавшихся представителей шпионского ведомства Соединенных Штатов Америки.
Подержав газету перед объективом столько времени, сколько было нужно, чтобы мы убедились в том, что он ничего не придумал, телекомментатор не менее элегантным жестом снова положил ее перед собой и перешел на повествовательный тон.
— …В ней сообщалось, что в столичной гостинице «Холидей Инн» был обнаружен труп старшего инспектора Рольфа Хансена (после этих слов режиссер, видимо, сделал на своем пульте какую-то манипуляцию и, выхватив из правого верхнего угла кадра фотографию Рольфа и моментально размножив ее в нескольких экземплярах, заполнил ими весь экран), умершего при таинственных обстоятельствах: его руки были обмотаны электрическим проводом, вставленным в стенную розетку…
После этого леденящего кровь сообщения режиссер снова продемонстрировал нам все богатые технические возможности своей аппаратуры. Подчиняясь его манипуляциям, откуда-то из глубины телевизора стали одна за другой появляться фотографии и, стремительно увеличиваясь в размерах и в строго продуманном беспорядке располагаясь на экране, создали полное представление о той кошмарной сцене, которая открылась взору репортера уголовной хроники в одном из номеров столичной гостиницы «Холидей Инн».
На фотографиях в различных ракурсах был зафиксирован отошедший в лучший мир Рольф Хансен. Он лежал поперек односпальной кровати в неестественной позе, в которой почему-то всегда лежат трупы, ворот его сорочки был расстегнут, волосы прилипли ко лбу, на губах засохла пена.
Решив, видимо, окончательно доконать нас ужасающими подробностями гибели старшего инспектора, теперь уже бывшего, телекомментатор добавил:
— …Как показало вскрытие, Рольф Хансен умер от электрического тока.
Эта фраза, по замыслу телекомментатора, должна была внести полную ясность в существо дела, но это, пожалуй, было лишнее: раз обнаружен труп, значит, человек действительно умер, и с этим фактом приходится считаться, независимо от причин его смерти.
Но телекомментатор считал иначе. Видимо, он был очень упорным и настойчивым человеком, благодаря чему и добился такого высокого положения в на телевидении. Чтобы окончательно убедить нас в необратимости случившегося, он сказал:
— Комиссия, проводившая расследование, установила, что смерть Рольфа Хансена наступила в результате самоубийства, — и тут же начал опровергать заключение компетентной комиссии. — Но вдова Хансена и адвокат Сол Грюнфельд, которого она наняла, усматривают причину смерти в другом…
Я заметил, как мое начальство пришло в легкое возбуждение. Я тоже с нетерпением стал ждать, что он скажет дальше. А он, явно обрадованный тем, что ему удалось полностью завладеть вниманием аудитории, продолжал:
— …В частности, вдова Хансена утверждает, что накануне своей смерти ее муж позвонил ей и сказал: «Послушай меня! Найми хорошего адвоката. Подай в суд на Центральное разведывательное управление США. Я умираю! Запомни, я честный человек, я никогда не лгал!»
Я как-то сразу проникся доверием к тому, что сказала вдова Хансена. А проникся я потому, что из всех, кто вместе со мной смотрел запись этой передачи, я один лично знал Рольфа и тоже считал его честным человеком, хотя ему неоднократно приходилось лгать мне. Но я не брал это в расчет, потому что он делал это по отношению к своему противнику, исходя из интересов службы, а в подобных случаях ложь не считается преступлением и не портит репутацию честного человека.
Я отвлекся от своих мыслей и вновь прислушался к тому, что говорил телекомментатор.
— …В этой связи вдова Хансена заявила: «Смерть моего мужа — это еще одно звено в цепи тайных убийств, совершенных ЦРУ. Я обвиняю правительство моей страны в заговоре с целью убийства!»
Я по достоинству оценил гражданское мужество вдовы Рольфа, решившей вступить в неравную борьбу с правительством собственной страны. Я даже позавидовал тем богатым возможностям в этом благородном деле, которые предоставила ей западная демократия. Вот только у меня никак не выходила из головы мысль, что эти возможности ей пришлось реализовывать по такому малоприятному поводу, как смерть мужа, к которой, как она утверждала, было причастно ее родное правительство.
Пока я обдумывал намерения вдовы Хансена и оценивал ее шансы в поединке с властями, на экране появился респектабельный пятидесятилетний господин с седой бородкой и венчиком седых волос
