на крупной голове. В него нацелил свой микрофон сидевший спиной к телекамере молодой человек, по внешнему виду больше похожий на американского морского пехотинца вроде тех, что охраняют свое посольство.
Голос телекомментатора за кадром пояснял, что происходит на экране.
— …Наш корреспондент встретился с адвокатом Солом Грюнфельдом и взял у него интервью…
После этих слов заговорил респектабельный господин с бородкой и венчиком.
— В процессе расследования этого дела мне удалось установить, что Рольф Хансен являлся сотрудником контрразведки, в обязанность которого входила продажа дезинформации русским. Я встретился с рядом ответственных лиц в правительстве и Управлении национальной безопасности, чтобы получить дополнительную информацию по этому делу. В частности, у меня состоялась продолжительная беседа с заместителем начальника управления Эриком Боденом…
Находчивый режиссер снова нажал кнопку на своем пульте и продемонстрировал нам фото моего хорошего знакомого, который обкурился душистым табаком во время нашей незабываемой встречи с Ричардом Палмером. Интересно, чего он там наговорил адвокату?
Сол Грюнфельд не стал нас томить и удовлетворил наше любопытство.
— Боден заявил, что Рольф Хансен был чрезвычайно эффективным и способным агентом-двойником, который в течение многих лет делал вид, что честно сотрудничает с русскими, а на самом деле он сумел вскрыть всю их разведывательную деятельность в нашей стране и выявить более десяти ранее неизвестных нам сотрудников КГБ…
Это было уже слишком! Даже привычные к фантастическим измышлениям на этот счет руководители советской разведки не удержались от возгласов удивления. Они, конечно, понимали, что трудно стать заместителем начальника Управления национальной безопасности, не освоив в совершенстве искусство вешать лапшу на уши доверчивым соотечественникам, но, господин Боден, имейте совесть, всему же есть предел!
Но если для моих руководителей такая откровенная ложь со стороны Бодена была в какой-то мере откровением, то лично я всегда относился к нему с антипатией. И не только потому, что он мешал нам вести разведку в его стране или пытался попортить мою безупречную репутацию. Честно говоря, я и раньше интуитивно чувствовал, что он лгун и обманщик.
Как сказал через много лет после этого просмотра один знаменитый артист эстрады: «Ох, дурют нашего брата, ох, дурют!» И хоть это было сказано по другому поводу, эти слова очень точно отражали наше отношение к заявлению Бодена.
Нас, правда, дурить ему было трудно, поскольку все знали, что мой контакт с Рольфом продолжался всего полгода, и, кроме меня, он больше ни одного сотрудника КГБ не выявил. Не говоря уже о «всей» нашей разведывательной деятельности, которую не мог выявить не только Рольф, но и сам Боден вместе со своим управлением.
Когда Грюнфельд далее заявил, что, по утверждению Бодена, Хансен был настоящим патриотом своей страны, а покончил с собой потому, что не выдержал нервного напряжения, мы ему не поверили, так как к этому моменту Боден в наших глазах себя уже окончательно скомпрометировал.
К чести Грюнфельда, он тоже не поверил Бодену и продолжал копаться в этом деле.
— …В то же время мне удалось собрать неопровержимые доказательства, что к этому делу имеет отношение Центральное разведывательное управление США…
Это было уже ближе к истине. Вдова Рольфа точно исполнила его последнюю волю и наняла действительно хорошего адвоката. По крайней мере, он был настойчивым человеком, но ему для полного успеха явно не хватало такого свидетеля, как я, который мог бы подтвердить под присягой, что ЦРУ и в самом деле имело ко всему этому самое непосредственное отношение.
Но, как мы поняли из дальнейшего рассказа Грюнфельда, он нашел-таки возможность обойтись без моей помощи:
— …Один из сотрудников контрразведки, который согласился подтвердить свои показания под присягой, утверждает, что это американцы довели Хансена до самоубийства…
«Браво, Сол!» — сказал я про себя и стал откровенно переживать за Грюнфельда. Но тут он, как мне показалось, совершил непростительную для такого опытного адвоката ошибку и, видимо, в погоне за популярностью стал раскрывать свои карты.
— …Кроме этого, я располагаю свидетельством судебно-медицинского эксперта, участвовавшего во вскрытии тела Хансена, который заявил, что в тканях внутренних органов трупа были обнаружены следы специального препарата, который может применяться для оказания воздействия на психику человека в случае его допроса с пристрастием…
Мне стало жаль этого судебно-медицинского эксперта, о котором Грюнфельд так неосторожно поведал «морскому пехотинцу». Эти несанкционированные разговорчики о специальных препаратах, используемых для того, чтобы развязать человеку язык против его воли, могут дорого ему обойтись, и тогда Грюнфельд еще до суда лишится своего главного свидетеля.
Но Грюнфельд, как ни странно, даже после таких неосмотрительных заявлений был полон оптимизма.
— …Эти и другие доказательства, имеющиеся в моем распоряжении, являются достаточными для возбуждения дела по обвинению в заговоре с целью убийства!
Оказывается, он все же не такой простак, как я подумал, этот Сол Грюнфельд! Вот почему он позволил себе пожертвовать судебно-медицинским экспертом! У него, значит, есть и другие доказательства, о которых он, умудренный, видимо, большим опытом работы в сфере правосудия, все же предпочел умолчать. Теперь оставалось подождать, как он сумеет осуществить свои смелые замыслы и пригвоздить ЦРУ к позорному столбу. Видимо, после таких заверений «морской пехотинец» понял, что больше ему ничего от Грюнфельда не добиться, поэтому режиссер переключил кадр, и на экране снова появился телекомментатор. В той же манере, в которой он начал репортаж, телекомментатор подвел итог.
— Мы передавали интервью с адвокатом Солом Грюнфельдом, который занимается расследованием таинственных обстоятельств смерти бывшего сотрудника контрразведки Рольфа Хансена.
«Аминь!» — так и захотелось сказать мне, когда на экране снова появилась разноцветная сетка.
По просьбе Вадима Александровича техник отмотал пленку назад до того места, когда на экране снова появились фотографии, зафиксировавшие позу Рольфа, после того как, если верить контрразведке, он пропустил через себя электрический ток.
Еще при первом просмотре все обратили внимание на некоторое, прямо скажем, несоответствие этой позы с предложенной нам версией: расстояние между Рольфом и электрической розеткой, в которую были вставлены намотанные вокруг его запястий провода, было около полутора метров. Ни у кого из нас не было навыков самоубийства с помощью электрического тока, но даже у таких дилетантов, какими оказались все мы, возник законный вопрос: как это Рольфу удалось с расстояния в полтора метра дотянуться до розетки, чтобы свести счеты с жизнью?
Каждый, кому случайно приходилось попадать под удар электрического тока, хорошо знает, что человека отбрасывает в сторону. Но если Рольфа действительно отбросило, то как остались в розетке провода, концы которых он держал в руках?! И как он их потом не выдернул из розетки, когда, прощаясь с жизнью, бился в
