— Что у вас, гражданин? — спросил он, подписывая оставленные бухгалтером документы.
— В газете помещено объявление: вам требуется полотер.
— Обращайтесь к завхозу, — не отрываясь от бумаг, сказал Слободинский. — Кажется, он уже взял… Словом, узнайте у него!
Но человек не ушел. Он приблизился к столу, сел в кресло и молча поставил на чернильный прибор маленькую, не больше шести сантиметров высотой, отлично выполненную фигурку ксендза.
Слободинский смотрел на фигурку и не мог отвести от нее взгляда. За это короткое время в его мозгу с поразительной ясностью встало все, что он прятал в самых глубоких тайниках памяти.
— В чем дело, гражданин? — попытался сопротивляться Слободинский, но, взглянув в лицо посетителя, понял всю ненужность вопроса и потупил взор.
— Не находите ли вы, что у прекрасного произведения искусства чего-то недостает?
Слободинский медленно встал и, пошатываясь, подошел к сейфу. Покопавшись в нем, он вернулся к столу, держа между пальцами небольшой металлический цилиндрик. Сняв с него крышку, Слободинский тряхнул его. На стекло стола с мягким звоном упало маленькое распятие. Левой рукой он взял с чернильного прибора фигурку, а правой распятие и вставил его в отверстие, сделанное в кисти руки. Распятие оказалось прижатым к груди священника.
— Все правильно. Не забыли, — улыбнувшись, сказал Адамс, взял фигурку из рук Слободинского и спрятал в карман пиджака.
— Ксендз, — тихо проговорил Слободинский, назвав свою кличку, и подал руку Адамсу.
Так Адамс встретился со вторым старым агентом.
…Когда Адамс ушел, Слободинский запер дверь, лег на диван и пытался осмыслить происшедшее. За последние годы он все реже вспоминал о том, как в тридцать втором году сделался Ксендзом. Иногда считал прошлое зачеркнутым, хотя оставленный ему цилиндрик с миниатюрным распятием хранил с особой тщательностью.
Он хорошо помнит того властного горбоносого человека, который склонил его к тайной борьбе против Советской власти. Все тогда произошло как-то само собой. Ему шел двадцать седьмой год, и жизнь складывалась так, что самый акт вербовки не вызвал в его душе ни колебаний, ни раздумий. Он охотно дал обязательство. Первое время выполнял мелкие задания. Ему за это платили. В последующие годы связь с ним потерялась. Надежда на ее восстановление возникла в первый период войны. Он думал, что вот-вот к нему придет человек с условным знаком, и тогда все начнется снова… Но никто не приходил. В конце войны прочитал в газете сообщение о попавших в руки советских властей данных об агентуре врага, под влиянием этого известия вскоре дошел до крайней степени истощения нервной системы. Однако и тогда не уничтожил распятие…
То, что произошло в кабинете, его не расстроило, а, наоборот, собрало всего и мобилизовало. Гость нарисовал ему такие перспективы, что самым главным было теперь надежно замаскироваться. Наилучший способ — еще старательнее держать марку настоящего советского работника. Слободинскому не терпелось дождаться той минуты, когда к нему придет утренний посетитель и принесет деньги. Он уже мысленно представлял себе, на кого в Лучанске можно опереться.
Он вспомнил о письме Моршанского, записках Орлова, о женщине, которую спрятал у него Кусков. Это было равносильно тому, если бы на него вылили ушат холодной воды. Слободинский вскочил с дивана и забегал по кабинету. Ведь об этом он не рассказал шефу! Когда тот стал спрашивать о прочности его положения, увлеченный названной суммой денег, он ничего не сказал о своих затруднениях. Появилась трусливая мыслишка — вечером, при новой встрече, исправить ошибку… Но Слободинский понимал, что это откровение может обойтись ему дорого… Все может рухнуть, и шеф расправится с ним. Нет! Нужно самому во время разобраться.
После беседы с Орловым Лена чувствовала себя совсем по-другому… Ей приятно было сознавать, что она не ошиблась. Полковник интересовался Бочкиным. В чем заключался этот интерес, Лена не знала, но понимала, что он немаловажный.
Орлов попросил Лену сходить к Бочкину и выяснить, что на самом деле происходит в его доме. Она охотно согласилась. Орлов предупредил девушку, что ее посещение должно быть неожиданным для старика. Но в тот вечер, когда она отправилась на Овинную улицу, ничего не получилось. Бочкин открыл ей калитку и с печальной миной объявил, что у него проездом остановилась на день старшая сестра, очень богомольная старуха, и он просто не знает, как объяснить ей появление в доме девушки. Лена извинилась и пообещала зайти в другой раз.
И вот Лена снова шла к Бочкину. Она задумалась и, недалеко от его дома услышав свое имя, вздрогнула. Это Бочкин, приветливо улыбаясь, спешил к ней навстречу.
— Елена Петровна! Куда это вы?
Дождавшись, когда он подошел, она тихо ответила:
— К вам, Евлампий Гаврилович.
Бочкин не знал, что делать. Вести ее в дом он не мог и в этот раз. Он болезненно сморщил лицо и слезливо произнес:
— Удивительно мне не везет, Елена Петровна! Сегодня у меня генеральная уборка, две соседки-старушки наводят чистоту… Ради вас затеял…
— Очень жаль, — досадуя, сказала Лена. Она поняла, что у Бочкина есть причины не пускать ее в дом.
— Вы не представляете, Елена Петровна, как я огорчен…
Разговаривая с девушкой, Бочкин беспокойно посматривал в конец улицы. «Он кого-то поджидает», решила Лена.
— Знаете, Елена Петровна, у меня идея! — внезапно оживился старик. — Приходите ко мне в четверг, в десять вечера. Хорошо?
Из калитки дома, напротив которого они стояли, за ними наблюдала какая-то старуха в желтом платке. Лена отвернулась.
— У меня может не быть настроения в четверг…
— О, не говорите так! — воскликнул Бочкин и опять метнул беспокойный взгляд в конец улицы.
«Определенно, он кого-то ждет. Интересно, кого?…»
— Ну хорошо, — согласилась она.
— Истосковался я по вас, Елена Петровна… Может быть, вы завтра к киоску подойдете? Я оставил для вас свежие журналы…
Кивнув головой, Лена пошла.
— Не забудьте о четверге, — сказал Бочкин. В эти минуты он проклинал все на свете, и одна настойчивая мысль сверлила его мозг: «Сама плывет в руки, а из-за этого проклятого Родса приходится тянуть канитель».
Свернув за угол, Лена зашла в аптеку и остановилась у витрины с парфюмерией. «Я должна непременно узнать, кого он ждет». Постояв немного, она направилась к выходу.
На тротуаре около аптеки Лена неожиданно столкнулась с Чупыриным. Он спешил и от удивления раскрыл рот.
— Леночка! Какими судьбами?
— Искала лекарство. В центре нет, но здесь нашлось, — быстро ответила она и отвернулась.
— Ты больна? — с деланным беспокойством спросил Чупырин.
— Нет. Соседка что-то прихворнула…
Она нервничала и не знала, как избавиться от Чупырина.
— Пойми, Леночка, я смертельно переживаю твою холодность, — начал Чупырин. — Уж письмо тебе собирался написать…
Лена пожала плечами и с напускным кокетством сказала:
— Переживаете! Если бы это так, то не пошли бы в другой конец города… Опять какой-нибудь роман?
— Клянусь! — крикнул Чупырин, не обращая внимания на прохожих. — Шел сюда по делу.
— Дело! — рассмеялась Лена…
— Честно говорю! Заработок хороший нашел! — тише заговорил Чупырин. — Тут неподалеку живет старичок, писатель. Он от кого-то узнал о моем красивом почерке и пригласил меня переписать ему книгу… Много заплатит! Только это между нами…
— Интересно! Какую же книгу?
— Про любовь, Леночка! Про страстную любовь!
— Как фамилия этого писателя? — спросила Лена.
— Пока секрет. Он прогремит, когда выпустит в свет свое произведение!
— Ну что же, желаю успеха, — сказала Лена, чувствуя, что, заболтавшись с Чупыриным, может не узнать, кого поджидал Бочкин.
— Так как же, Леночка? — посмотрев на часы, — спросил Чупырин.
— Что как? — продолжая думать о своем, отозвалась Лена.
— О дружбе с тобой…
— Я подумаю, — неопределенно ответила она.
— Подумай, подумай! — обрадовался Чупырин, бросая взгляд на часы. — Завтра скажешь, а я побегу! Старик, поди, заждался.
Чупырин пожал девушке руку, тряхнул длинными волосами и, широко шагая, скрылся за углом.
На размышления у Лены ушло несколько мгновений. Она вспомнила, что из окна аптеки хорошо видна вся Овинная улица. Девушка вернулась в аптеку и стала смотреть сквозь чисто вымытое стекло. Вот долговязый Чупырин торопливо идет около заборов… Вот Бочкин юркнул в калитку ворот своего дома… В ту же калитку вошел и Чупырин.
Лена, взволнованная, вышла из аптеки.
Анна Александровна очнулась. Как ни пыталась смыкать и размыкать веки, перед глазами стояла беспросветная тьма. Потом она ощутила невероятную тяжесть в голове и, шевельнув руками, поняла, что лежит навзничь на холодном каменном полу. Она приподнялась и вскрикнула — острая боль, как иглой, пронзила ее спину. Стала соображать: что же произошло? Вспомнила удар в лицо, и за этим с обратной последовательностью стали разматываться картины событий, вплоть до того, как утром ушла из дома на поиски Питерского. Вот к чему это привело! И странно: после того, как она осознала происшедшее, в ее душе наступило какое-то тихое спокойствие и безразличие, и если бы не боль, теперь уже чувствующаяся во всем теле, она, возможно, опять бы впала в забытье.
