У меня не было никаких оправданий, кроме того, что я внезапно увидел больше крови, чем видел когда-либо в одном месте, хотя за свою жизнь я повидал крови более чем достаточно. Моя правая нога слегка поскользнулась, когда я пытался затормозить на бегу, поэтому я опоздал нажать на спуск своего кольта.
Слева от меня, рядом со стулом Кэссиди, стоял еще один стул. Привязанный к нему человек сидел спиной ко мне, но голова его была так запрокинута, что я мог видеть только три четверти его чеканного римского лица и губы, покрытые, как у Кэссиди, полоской пластыря. Это несомненно был Эммануэль Бруно. Но справа находились еще две фигуры — одна шевелящаяся, а другая неподвижная.
Шевелящаяся принадлежала плотному коренастому парню, который обернулся и направил на меня пистолет, а неподвижная — человеку, которого я раньше ни разу не видел. Он был привязан к стулу, как Бруно и Кэссиди, но его тело обмякло и удерживалось только веревками, лицо было совсем белым, голова безвольно поникла, а восковой подбородок почти касался груди.
Оба рукава его рубашки были закатаны до локтей, а левая штанина — выше колена. Из раны на левой икре, казавшейся небольшим порезом, алая кровь стекала по лодыжке, заливая носок и ботинок и просачиваясь на пол. Мою реакцию замедлил не человек, целившийся в меня из пистолета, не Бруно, которого я по меньшей мере ожидал увидеть, и даже не мертвец, а этот сверкающий, не правдоподобно красный пол.
За исключением полудюжины мест, самое маленькое из которых имело около фута в длину и всего пару дюймов в ширину, весь чертов пол был красным. Несколько сухих мест имели естественный белесый цвет пластиковых плиток — все остальное было залито кровью.
Человек, обмякший на стуле, был мертв — в этом не приходилось сомневаться. Его ударили ножом, и он попросту изошел кровью, хотя едва ли такое количество могло вытечь только из одного человека.
Эта мысль и зрелище кровавого озера затуманили мне мозги всего на какие-то полсекунды, но их оказалось достаточно, чтобы коренастый парень спустил курок. Однако его рука дрогнула, и пуля, просвистев мимо моей головы, угодила в стену позади меня.
В тот же момент я нажал на спуск кольта, потом выстрелил снова. Оба стадесятиграновых куска металла попали в него и расщепились внутри. Его колени подогнулись, и он начал медленно опускаться на пол, все еще держа пистолет. Я выстрелил в третий раз и увидел, как треснула его рубашка в том месте, где пуля пробила ему грудь.
Пистолет со звоном упал на пол, и его владелец тяжело рухнул следом за ним, ударившись головой о плитки пола. Я подбежал к нему и отпихнул оружие ногой, забыв, что на мне только носки, и тут же вскрикнув от резкой боли, потом отошел к стене и прислонился к ней.
Мой противник умер не сразу — дрожа, как от озноба, он перевернулся на спину, царапнул пол правым каблуком и наконец затих.
Некоторое время — не знаю, как долго, — я смотрел на белесую полосу, проделанную его каблуком в луже крови; потом поверхность вновь стала алой.
Я повернул голову — и револьвер — в сторону двери, через которую вошел в комнату. Но нигде не было слышно ни криков, ни топота ног. Я вышел в коридор и быстро обследовал дом. Никого. Вернувшись в комнату, я снял пластырь со рта Бруно и начал развязывать его. Первым, что он произнес своим звучным и богатым тембрами голосом, было: «Как поживаете, мистер Скотт?» Таким же тоном он мог бы сказать: «Какой прекрасный день!»
— Со временем дам вам знать, — отозвался я. — Здесь есть кто-нибудь еще, кроме этого парня и Кэссиди? Это ведь Дейв Кэссиди, верно?
— Да, это он. Было еще двое мужчин. Они ушли примерно полчаса назад. Сейчас здесь никого, кроме нас четверых… — Бросив взгляд на труп коренастого парня, он добавил:
— Или, возможно, троих.
— Троих. Так что с вами произошло? — Я продолжал возиться с веревками на его запястьях.
Бруно не упоминал Дру, но, по-видимому, понимал, что она рассказала мне все, о чем знала и догадывалась, поэтому продолжал, словно добавляя свою информацию к тому, что уже сообщила она:
— Я встретил Андре перед церковью. Вместе с ним был Дейв, которому Андре также позвонил и который только что прибыл. Через несколько секунд двое мужчин, которые ушли отсюда полчаса назад, — один — вашего роста, но более плотный, другой — худощавый, ростом примерно на дюйм ниже шести футов, с седеющей прядью волос посредине и с маленькой родинкой слева от носа, — подошли к нам с пистолетами и заставили нас сесть в синий «крайслер» — седан прошлогоднего выпуска с четырьмя дверцами, небольшой закрашенной вмятиной на правом переднем крыле и восемнадцатью тысячами четырьмястами двадцатью милями на спидометре. Номера я не знаю.
— Откуда он приехал?
— Я не видел.
Кэссиди издавал мычание из-под кляпа, словно напевая последний хит тинейджеров. Я обернулся к нему:
— Через минуту я вами займусь.
— Левую сторону машины я тоже не видел, — продолжал Бруно. — Правую сторону мне удалось окинуть взглядом, потому что, прежде чем мы сели в «крайслер», на стоянку подъехала еще одна машина и осветила его фарами. Эта машина остановилась рядом с нами. Оттуда вышла девушка и поспешила к церкви, махнув рукой, когда пробегала мимо нас. Худощавый втолкнул Дейва на переднее сиденье и стоял снаружи, ожидая, пока сядет Андре. Я сидел сзади с другим мужчиной, а Андре только что сел впереди. Сомневаюсь, что девушка знала мужчину с пистолетом, очевидно, она помахала Андре. Девушка вошла в церковь, а высокий мужчина повез нас сюда, где ждал человек, которого вы только что убили. У вас есть вопросы, мистер Скотт?
— Нет… почти нет. Продолжайте.
— Меня привели в эту комнату первым, и человек, которого вы застрелили, привязал меня к стулу, а потом привязал Андре. Следом привели Дейва и тоже привязали к стулу. Разумеется, я не смог с ним поговорить, но, прежде чем его связали, я слышал звуки потасовки.
— Да. Ему поставили «фонарь» под глазом. Сзади вновь раздалось мычание, и я опять повернулся:
— Потерпите еще немного, мистер Кэссиди. Я не могу делать два дела одновременно.
Кэссиди что-то буркнул и слегка дернулся.
— С вами плохо обращались? — спросил я у Бруно.
— Физически — нет. — Он сделал паузу, и его чеканное лицо исказилось, словно при виде чего-то отвратительного. — Они сказали мне, что им нужно — моя формула эровита, документы, записи опытов и все прочее, — и настаивали, чтобы я написал записку Дру, велев ей принести в указанное место конверт с пометкой «ЭРО».
— Понятно. Они знали, за чем охотятся, но было ли им известно, что документы находятся в конверте с надписью «ЭРО» и что конверт лежит в вашем напольном сейфе?
— Нет. Они как будто знали только то, что у меня есть эти бумаги. Естественно, я не мог выполнить их требования.
— Естественно?
Наконец мне удалось развязать веревку и освободить его запястья. Бруно глубоко вздохнул и начал растирать руки, покуда я, присев на корточки, стал трудиться над последним узлом, привязывающим его лодыжки к ножкам стула. Дейв Кэссиди вновь начал делать нечленораздельные замечания, но я их игнорировал.
— Заполучив формулу и документы, — спокойно объяснил Бруно, — они бы тут же убили меня и Дейва. Если бы Дру оказалась настолько глупа, что действительно принесла бы им бумаги, — а я не сомневался в обратном — они бы прикончили и ее. Конечно, у них не могло быть уверенности, что кроме меня формулу знает только Дру, но подобные личности расправились бы с ней, только чтобы не дать ей сообщить о происшедшем. Или вообще без всякой разумной причины. Если в этом сомневаетесь… — Он кивнул в сторону трупа на стуле. — Это Андре Стрэнг. Они безжалостно убили его, не проявляя при этом никаких эмоций, только для того, чтобы заставить меня написать эту записку Дру — по крайней мере, иной причины я не вижу.
Узел ослабел, и через несколько секунд лодыжки Бруно были свободны. Я выпрямился, чувствуя, что мои ноги влажны от крови. Мои носки хлюпали, когда я подошел к Кэссиди и, сняв пластырь с его рта, начал развязывать его запястья.
— У меня нож в кармане брюк, — сказал он. Я нашел у него в кармане нож, шагнул ему за спину и одним движением перерезал веревку, стягивающую запястья. Они связали ему запястья и лодыжки одной веревкой, так что больше возиться не пришлось.
— Мне не хочется быть невежливым, — заметил я, — но когда такое случится в следующий раз, пожалуйста, сразу предупреждайте насчет ножа.
Кэссиди серьезно посмотрел на меня.
— Не считайте меня неблагодарным, — сказал он. — Я вам чертовски признателен за себя и за дока. Но кто вы и откуда взялись?
— Я Шелл Скотт, а с остальным придется подождать. Меня не покидает ощущение, что нам лучше как можно скорее убраться отсюда.
