— Привет, Ноэль. Привет, Дэннис. — Она улыбнулась им, словно безупречная послушная жена на светском рауте, когда муж принимает важных клиентов.
— Привет, Марти.
Марти из Тоттнема. Девушка, за которую было столько драк.
— Что-нибудь выпьете? — спросил Паттерсон, кладя руку на плечо Марти.
— Есть виски? — спросил Ноэль, устраиваясь в офисном кресле, очень неудобном на вид.
— Конечно. А ты, Пайк?
— Мне только стакан воды.
— Воды?
— Я за рулем, — ответил Пайк с непроницаемым лицом.
— У меня была минералка в холодильнике, — усмехнулся Паттерсон и вышел из комнаты.
Дэннис огляделся. Обстановка не вписывалась в сверхсовременный шикарный интерьер. Комната выглядела аляповатой и перегруженной: сплошной антиквариат, мебель под старину, ковер в викторианском стиле и книжные шкафы со стеклянными дверьми, заполненные умело подобранными книгами в кожаных переплетах. Все вместе создавало какой-то нежилой вид, напоминало демонстрационный зал. Повсюду стояли со вкусом составленные букеты из искусственных цветов и маленькие статуэтки на отдельных столиках. С низкого потолка свисала замысловатая стеклянная люстра.
— Как тебе нравится наше маленькое гнездышко? — спросила Марти и села на софу, поджав под себя длинные ноги.
— Очень мило, — ответил Пайк. — Очень шикарно. Прямо из журнала «Дом и сад».
— Да, правда, у нас нет сада.
Голос Марти тоже изменился, потерял свой былой шарм, этот сиплый акцент северного Лондона. Он теперь стал совершенно обычным, «среднеанглийским» ничего не говорящим о его обладательнице.
— Ты знаешь, что Майкл Кейн[24] купил здесь квартиру?
— Что ты говоришь!
— Честно говоря, я его никогда не видела. Здесь сейчас живет много знаменитостей, много богатых людей.
— Могу себе представить.
— Прекрасный вид, — сказал Ноэль. — Как прекрасна ночная река!
— Очаровательно, правда?
Тут вошел Паттерсон, неся поднос с напитками. На нем были стильные светло-голубые джинсы, словно только что из магазина, и тонкий шерстяной пуловер на голое тело.
Пайк почувствовал, что весь вспотел: здесь очень хорошо топили.
— Виски для тебя, Ноэль, — сказал Паттерсон, раздавая напитки, — и минералка для тебя, Пайк.
Речь Паттерсона тоже изменилась. В ней еще чувствовался шотландский акцент, но если раньше Паттерсон умышленно подчеркивал его и употреблял малоизвестные эдинбургские сленговые словечки, чтобы смутить людей, то теперь тяготел к обратному.
— А мы как раз восхищались видом из окна, — сказал Ноэль.
— Просто с ног сшибает, правда? — Паттерсон сказал это автоматически, даже не посмотрев в окно. Он протянул Марти бокал красного вина и уселся рядом с ней.
Один Пайк продолжая стоять, Он решил, что лучше будет сесть и тоже выбрал офисное кресло. Как Пайк и предполагал, оно оказалось неудобным. Он подумал о своем кожаном кресле, большом телевизоре, полках с видеокассетами и тяжело вздохнул, потирая слезившиеся от сухого воздуха глаза.
— Здорово! — сказал Паттерсон. — Как в старые добрые времена.
— Ну, не совсем, — ответил Пайк, окидывая взглядом комнату.
— Обстановка поменялась, это верно. Но ведь мы, ребята, остались теми же? — Паттерсон положил руку на ногу Марти и улыбнулся Пайку. — Нас осталось немного: Мик умер от передозировки в Майами, Колин разбился на мотоцикле, Крисси упился до смерти. Где теперь вчерашние хулиганы?
— Живут в порту Челси и любуются видом из окна, — ответил Ноэль. — А ты неплохо устроился.
— Я оказался в нужном месте в нужное время, Ноэль. Я видел, куда ветер дует: компьютеры, микропроцессоры. Я вложил в это деньги, поняв, что будущее за микротехнологиями.
— Чем ты конкретно занимаешься? — спросил Ноэль.
— «Я. П. Электроникс». У меня несколько магазинов, где я продаю дешевое компьютерное «железо». Когда-то люди думали, что компьютеры не для них, эти огромные штуки с катушками магнитной ленты и мигающими лампочками, словно из кинофильмов о Джеймсе Бонде. Машины за миллионы долларов, сделанные «Ай Би Эм». А потом, когда в семидесятых все с ума сходили от футбола, группка американских хиппи всерьез занялась компьютерами, никто даже не заметил. Никто не заметил, что они изменили этот чертов мир.
— А я готов сходить на футбол в любое время, — сказал Ноэль.
— Забудь об этом. Забудь футбол, забудь рок-н-ролл. Когда начнут писать историю этого века и посмотрят, кто действительно изменил судьбы людей, то это будут не Джимми Хендрикс или Мик Джаггер, не Клинт Иствуд или большой Арни, не Ганди, не Мартин Лютер Кинг и Пеле; этими именами, высеченными на камне, будут Синпи Накийама, Билл Гейтс, Стив Возняк[25] и ребята из «Макинтош»…
— Ничего о них не слышал, — ответил Ноэль.
— Это потому, что ты еще живешь в каменном веке, Ноэль. Сейчас все хотят иметь компьютеры, а я тот, кто их продает. «Ай Би Эм» сдает позиции, а я — на гребне волны.
Паттерсон подмигнул им и налил себе вина.
— Плюс ко всему я еще занялся программным обеспечением и компьютерными играми. Скажу вам, что «Соник Хеджхог»[26] круче, чем Элвис, а «Супербратья Марио» — новые «Битлз».
— Насколько я знаю, их всего двое, — сказал Ноэль.
— Кого?
— Братьев Марио двое, а Битлов было четверо.
— Я говорю образно.
— Все равно не годится. Тебе следовало сказать, ну, я не знаю, братья Эверли или Райчес.
— Хорошо.
— Ну, может, «Сэм энд Дэйв».[27]
— Хорошо, хорошо, Ноэль. Я уловил твою мысль. Итак, что я могу для вас сделать? Уверен, что вы пришли поговорить не о супербратьях Марио.
— Нам нужна твоя помощь, — сказал Пайк.
— Чем могу, помогу, ребята. Рад служить.
— Нам нужен один человек.
— Давайте же, начинайте. — Паттерсон отпил глоток вина и поставил бокал на маленький кофейный столик.
— Герман, — сказал Пайк. — Не знаю его полного имени.
— Герман Мюллер? — Паттерсон выгнул бровь.
— Герман-Херман, — сказал Ноэль.
Паттерсон развел руками.
— Не могу, ребята. Извините.
Пайк смотрел на Паттерсона, сидящего на своей кожаной софе в дорогой одежде и с фальшивой улыбкой на лице, и вспоминал старые времена в «Альме». Тогда Паттерсон рассказывал какую-нибудь небылицу или делал неоправданные заявления и ждал, что все ему поверят. Знал, что большинство из них, кретинов, поверят. Но он никогда не смотрел Пайку в глаза, как не смотрел и сейчас. Сейчас его взгляд был устремлен на Ноэля.
А Пайк на него смотрел.
— Приятно видеть, как ты рад нам помочь, — произнес он.
— Все не так просто, Пайк, — сказал Паттерсон покровительственным тоном.
— Проще некуда. Ты даешь нам адрес, и мы уходим. Что может быть проще?
— Этот адрес не для всеобщего пользования.
— Мы всего лишь хотим поговорить с Германом.
— Я должен защищать своих работников, Пайк. Герман — деликатнейший цветок, к тому же очень нервный. И я просто не могу позволить всем и каждому соваться к нему. Я должен обращаться с ним очень мягко, бережно.
— Так вот почему ты позволил ему сесть в тюрьму на два года.
— Он пробыл там только восемнадцать месяцев.
— О! Ну тогда все в порядке.
— Он все понял. Бизнес есть бизнес. Кроме того, именно поэтому я сейчас оберегаю его, чтобы подобного не повторилось. Он, словно ребенок, нуждается в постоянном контроле.
— Какой ты добрый, Паттерсон!
— Я ему все компенсировал. Сейчас он хорошо устроен, живет на широкую ногу вдали от сумасшедшей толпы. У него есть все, что нужно. — Паттерсон сделал еще один глоток вина.
— И это достойная цена за то, что он спас тебя от решетки?
— Ему там понравилось, Пайк.
— Не сомневаюсь.
— Он полностью обновил их компьютерную систему, — Паттерсон рассмеялся. — А зачем он вам нужен? — спросил он как можно небрежнее.
— Не столько он, сколько Чес. Мы думаем, они сейчас вместе.
— Да, думаю они знают друг друга. Но сомневаюсь, что Чес с ним. Ты потерял своего братика, Ноэль?
Ноэль пожал плечами.
— Он в самоволке.
— Супербратья Бишоп: Ноэль и Чес. Вечные затейники, — Паттерсон усмехнулся. — Знаете, что Чес приходил сюда?
— Знаем.
— Я вам вот что обещаю, — сказал Паттерсон. — Я загляну к Герману и спрошу, был ли у него Чес. Большего обещать не могу. Если что-нибудь выясню, то позвоню вам. Вы должны понимать, что нам лучше больше не видеться. Как видите, я полностью изменил свою жизнь. Я теперь законопослушный бизнесмен, столп общества. Большое имя.
— Ян — не очень большое имя, — сказал Пайк, крутя лед в стакане.
— Это точно, — добавил Ноэль. — Зато придурочное.
— Браво, очень смешно. Но это мое последнее слово. Герман закрыт для посещений. Это только мой человек. А теперь, ребята, не хочу показаться грубым, но чем меньше у нас с вами дел, тем лучше. Я бы предпочел, чтобы вы сюда не приходили. Только подумайте, я потеряю больше, чем вы, все, если кое-что всплывет на поверхность.
