Затем опять донесся шум: шуршание голого крысиного хвоста по земле. Целясь на звук, бросаю камень, животное убегает. Ну что ж, не все пока потеряно: крыса не голодна. Швыряю еще один камень, чтобы отогнать ее подальше. Меркнущий свет фонаря омрачает мне настроение. Опять выключаю фонарь. Темнота. Стараюсь бесшумно дышать, напрягая свой слух.
Проходит еще минут десять, невольно закрываю глаза и с каждой секундой все более явственно ощущаю, что меня одолевает сон. Но вот нечто заставляет кровь отхлынуть от сердца, резко выдергивая меня из сонного оцепенения: зверь, крадучись, задевает мою ногу.
Нажимаю кнопку электрического фонаря и ледяная дрожь пробегает по позвоночнику, пока нашариваю левой рукой палку: в нескольких сантиметрах от себя я обнаруживаю крысу. Она ползет, прижимаясь к земле. Ее красные глазки сверкают злобой. Выхваченная желтоватым лучом фонарика она вдруг прыгает в сторону и исчезает. Судорожно хватаю ртом гнилостный воздух. Оцепеневшее тело мое все залито потом.
И вдруг из тьмы сразу же, где кончается освещенная зона, вспыхивают четыре пары искр, как бы обрисовывая полукруг вокруг меня. Следовательно, здесь по крайней мере четыре крысы, а не одна.
Принимаюсь орать, но мой голос, хриплый и визгливый, не производит никакого впечатления на крыс — они не отступают ни на шаг. Хватаю несколько камней и зашвыриваю в темень. Красные искорки исчезают, но… спустя какое–то мгновение появляются опять… и, по–моему, они уже ближе. Снова кричу.
— Вик!
Я, как натянутая струна.
Этот далекий зов откуда–то из глубины мрака — не плод ли он моего воспаленного воображения?! Что есть сил напрягаю голос и поднимаю такой вой, что он проносится по штольне раскатами грома.
— Вик! Где вы?
— Здесь, в туннеле!
Я настолько счастлив, что даже забываю о крысах. Я ору, как ненормальный, и тут мой крик внезапно пресекается. Гладкая коричневая тушка вскакивает в луч света и зубы защелкиваются на платке, защищающем мою шею.
Грудью чувствую вес зверя, слышу смрад от него. Влажная морда касается моего подбородка, а острые зубы кромсают платок, пытаясь достать горло.
Я на грани умопомрачения. Хватаю это скользкое жирное омерзительное тело и с силой отдираю от горла. Крыса пытается вырваться из мертвой хватки моих рук. Отвратительная остроконечная морда ее неожиданно наклоняется и иглы зубов вонзаются мне в запястье. С неистовой яростью запускаю пальцы в ее шерсть, стараясь захватить позвоночник. Крыса пронзительно визжит, выпустив на миг запястье. Не дав ей опомниться, ломаю хребет, слышу, как хрустят ее кости сухой древесиной. С омерзением отшвыриваю грязную тварь подальше от себя.
— Вик!
— Сюда!
Из моего горла вылетает какое–то странное карканье.
— Иду!
Это голос Паулы — нежная, незабываемая музыка!
Свет приближается — с каждым мгновением он все ближе, ярче. И вот Паула опускается на колени рядом со мной, берет мои руки в свои.
— Вик!
Судорожно пытаюсь заполнить легкие воздухом, а еще пробую улыбаться ей, но лицо меня не слушается.
— Паула! Вы просто не представляете себе, как я рад вас видеть! Как вы здесь оказались?!
Она касается рукой моей щеки.
— Объяснения потом… Вы ранены?
Смотрю на руку. Кровь хлещет ручьем. Не догадайся обвязать шею платком, был бы уже мертв.
— Да так. Ничего страшного. Просто ко мне привязалась крыса…
Она снимает белый шелковый шарфик и перевязывает мне рану.
— Настоящая крыса?
— Да. Я прикончил ее. Вон там она, за вашей спиной валяется.
Она оглядывается через плечо, ее фонарик выхватывает мерзкую тварь. Паула вскрикивает:
— Ого! И что здесь, таких много?!
— Несколько штук. Эта была самая хищная. Теперь вы понимаете, почему я был буквально в шоке?
— Это ужасно. Идемте–ка отсюда поскорее.
— Я прикован к стене. Так решил Бэррэтт, чтобы разделаться со мной.
Пока она осматривает цепь, я вкратце пересказываю ей события минувшего вечера.
— У меня с собой револьвер, Вик. Как вы думаете, нельзя ли с сто помощью разорвать цепь?
— Надо попытаться. Давайте сюда револьвер и отойдите, а то пуля может срикошетить.
Паула вручает мне свою двадцатипятку и удаляется на несколько шагов. С третьим выстрелом цепь не выдерживает. Шум от стрельбы получился внушительный.
Медленно, с трудом поднимаюсь. Паула меня поддерживает.
— Сейчас все будет нормально, еще минутку… Я долго пробыл без движения. Вот и порядок…
Прихрамывая из–за нарушенного кровообращения, пытаюсь сделать хоть несколько шагов…
— Да, вы мне еще не рассказали, как вам удалось меня найти. Откуда вы узнали, что я сижу в этой дыре?
— Позвонила какая–то женщина, не пожелавшая назвать себя. Она сказала: “Если вы хотите спасти Мэллоя, то делать это надо поскорее. Его отвезли в шахту Монте—Верде”. И повесила трубку. Я даже не успела спросить ни кто она такая, ни источник информации. Я схватила фонарь и револьвер и помчалась как оглашенная… — Тут подбородок Паулы сокрушенно нырнул вниз. — Безусловно, мне надо было предупредить Миффлина, но я совершенно потеряла голову, Вик. Я уже плохо соображала, что делаю…
— Все прекрасно. Вы здесь, я — свободен. Чего еще желать?
— Но ведь это очень важно. Я блуждала этим кошмарным лабиринтом не один час. Просто повезло, что я услышала крик. Я уже сама взвыть собиралась… Вы даже не представляете, насколько все эти галереи похожи одна на другую.
— Ничего, распутаем и этот клубок, мы выберемся. В общем, пошли.
— А это что такое?
Она заметила лохмотья.
— Это Лют Феррис, — ответил я, приближаясь на негнущихся ногах. Освещаю останки — даже череп изглодан. На лбу маленькая круглая дырочка. Значит они его предварительно убили. Спрашивается, зачем?! Да, придется притащить сюда Миффлина.
Паула разглядывает кучку костей.
— Это крысы? — спросила она неожиданно низким и хриплым голосом.
— Крысы или еще какие–нибудь животные. Идемте! В путь!
Она смотрит на туннель, не скрывая страха.
— А на нас они не нападут, Вик?
— Нет. Нас они не тронут. Идемте же.
Идем, светя моим фонарем. Луч слишком тусклый, но кто знает, сколько нам потребуется времени, чтобы отыскать выход? Фонарь Паулы нам еще пригодится.
Примерно на середине туннеля вдруг слева появляется еще один проход. Вспоминаю, что Дедрик здесь поворачивал.
— Сюда, — командую.
— А почему не прямо?
— Дедрик сворачивал здесь.
Поворачиваем и проходим метров пятьдесят. И вдруг оказываемся перед очередной галереей, ведущей и вправо, и влево.
— А теперь что делать?
— Выбирайте вы. Мне трудно отдать предпочтение той или иной.
— Тогда идемте направо.
Сворачиваем вправо. Земля под ногами неровная. И тут я замечаю, что галерея постепенно углубляется вниз.
— Стойте. Мы опускаемся под землю. Лучше вернуться и продолжить путь в обратном направлении.
— Теперь вы понимаете? — В ее голосе появились тревожные нотки, что бывало у нее крайне редко. — Я вот так же сбивалась несколько раз с дороги. Я проблуждала не один час…
— Пошли!
Возвращаемся к знакомому перекрестку и идем влево. Но минут через пять упираемся в каменную стену.
— М-мне кажется, что вы такой же невезучий, как и я, — произносит с задышкой Паула.
— Не расстраивайтесь…
Стараюсь быть заботливее по отношению к Пауле. Обычно она невозмутимо спокойна, прекрасно владеет собой. Но сейчас, похоже, она на грани нервного срыва…
— Второй туннель может сначала опускаться, а затем вести на поверхность, — выдвигаю предположение. — Сейчас поглядим…
— Ну какая же я дура, что пришла сюда одна. — Она вцепилась мне в руку. — Как это я не додумалась привести Миффлина? Мы заблудились, Вик. И можем бродить вот так неделями…
— Идемте, — в моем голосе сухость. — Сейчас не время заниматься глупостями. Еще минут десять — и мы окажемся на поверхности.
Она пытается подавить свою нервозность и когда опять заговаривает, голос ее уже обретает твердость.
— Мне стыдно, Вик, что я дала волю эмоциям. Но меня страшит наше блуждание под землей. Такое ощущение, словно мы тут замурованы.
— Понимаю. Но сейчас надо набраться мужества. Если мы начнем предаваться скорби по своей судьбе, то мы пропали. Идемте…
Беру ее за руку — и дальше в путь.
Наклон все круче, кажется, что мы опускаемся в бездонный колодец.
Вдруг мой фонарь гаснет.
Паула впивается в мою руку с каким–то придушенным воплем.
— Да ничего особенного не случилось, — говорю как можно спокойнее. — Включите ваш. Рано или поздно батарейка должна была иссякнуть. Даже удивительно, что она протянула столько времени.
Она подает мне фонарик.
