Она подает мне фонарик.
— Надо поторапливаться, Вик, фонаря надолго не хватит.
— Главное не волнуйтесь. Он прослужит нам ровно столько, сколько потребуется.
От одной мысли, что Пауле нужна моя поддержка, я ощутил прилив гордости. Убыстряем шаг, понимая, что если фонарь и в самом деле погаснет, то положение наше будет аховое.
Но чем дальше мы идем, тем разреженнее становится воздух. Да и своды галереи с каждым шагом опускаются все ниже.
Вдруг Паула останавливается.
— Мы идем не в том направлении… — В ее голосе появились истерические нотки. — Я просто чувствую, что вышла ошибка. Давайте вернемся!
— А мне кажется, что идем мы правильно: Дедрик свернул налево там, где заканчивается первый туннель. Я это видел своими глазами. Еще немного вперед…
— Вик, я боюсь…
Она отходит в сторону. Слышу ее прерывистое дыхание. Луч высветил ее бледное лицо и глаза безумной…
— Я… я больше не могу этого вынести. Я возвращаюсь к началу пути! Я задыхаюсь…
Мое дыхание тоже затруднено. Каждый вдох причиняет боль.
— Еще сто метров, — прошу. — Но если не обнаружим выход, вернемся обратно.
Веду ее, как ребенка, за руку. Еще пятьдесят метров и перед нами очередная галерея. Воздух, кажется, здесь еще больше сгустился.
— Ну вот, я же говорил, что мы куда–нибудь да придем. Пойдем направо и если впереди окажется спуск, повернем на 180 градусов.
Паула покорно следует за мной.
На каждом новом перекрестке возникают галереи точь–в–точь как те, что мы проследовали уже. Нас не покидает ощущение, что мы крутимся на одном месте! Вокруг сплошная стена тьмы — и силы постепенно оставляют нас. Ноги у меня как ватные и каждый следующий шаг дается с трудом. Паула задыхается и мне приходится поддерживать ее.
Единственная отрада, мы уже не спускаемся вниз, и, даже кажется, что постепенно приближаемся к поверхности.
— Убежден, что мы идем правильно, — я едва в силах выговаривать слова. Галерея поднимается вверх!
Паула в изнеможении повисает у меня на плече:
— Воздух здесь совершенно непригоден для дыхания. Я… не могу идти больше!
Обнимаю ее за талию и мы плетемся дальше. Своды становятся все ниже, и мы вынуждены пригибаться. Еще метров двадцать мы преодолеваем согнувшись пополам.
Изнемогая от усталости, останавливаемся.
— Надо возвратиться, Вик!
Она вырывается из моих объятий и делает несколько робких шагов в сторону. Спотыкаясь бегу за ней и заставляю вернуться.
— Вы же не ребенок, Паула. Идемте и не поддавайтесь панике.
— Умом все понимаю. — Она сжимает мою руку. — Но поделать ничего не могу. Эта непролазная темень сводит меня с ума.
По ее телу пробегает дрожь.
— Посидим чуточку, отдохнем. Главное — не волноваться — мы обязательно выйдем на свет! Но если сохраним самообладание.
Садимся. И вдруг выясняется, что слой воздуха у земли чище. Ложимся прямо на пол.
Проходит буквально несколько минут и мой тонус повышается. Уже не ощущаю той страшной тяжести в ногах.
— Ну как, полегчало?
— Да, спасибо! — Она приподнимается, откидывая волосы с лица. — Я находилась на грани истерики. И теперь мне снова стыдно. Я постараюсь держать себя в руках.
— Ладно, не стоит об этом, — поглаживаю ее руку. — Вы несколько подвержены клаустрофобии, но, похоже, кризис уже миновал. И дальше, наверное, попытаемся продвигаться ползком. Старайтесь не очень высоко подымать голову. Я пойду первым…..
Земляной пол здесь неровный, часто попадаются острые камни, раздирающие в кровь наши руки и колени. Вскоре снова делаем привал. Я изрядно вспотел да еще горло разболелось. Паула совсем обессилела.
— Вы взаправду верите, что нам удастся отсюда выбраться? — спрашивает она чуть слышно.
— Конечно же мы выберемся, — снова мои слова прозвучали не слишком убедительно. — Вот отдохнем чуток — и в путь.
Сам я почти уверен, что Дедрик шел не этой дорогой. Скорее всего, на одном из перекрестков мы свернули вовсе не туда. Одна лишь мысль провести в этой шахте еще какое–то время едва не повергла меня в шок.
Вдруг пальцы Паулы судорогой сомкнуло на моем запястье.
— Что это?
Прислушиваюсь.
Откуда–то снизу — более определенно сказать затруднительно — доносится какой–то плеск, очень похожий на шум ливня.
— Что бы это могло быть, Вик?
— Без понятия.
— Вроде как дождь…
— Да быть того не может?! Давайте помолчим.
Замираем.
Шум становится ближе: это топот множества маленьких когтистых лап. Мне уже довелось слышать нечто подобное, но только это уже не одиночные крысы, и даже не четыре — сотни.
Крысы бросились в погоню.
V
Вскакиваю как ошпаренный.
— Надо торопиться. Вот и узнаем, как вы умеете быстро бегать.
— Да что же это такое? — спрашивает Паула, кое–как поднимаясь.
Хватаю ее руку:
— Крысы! Надо убегать… но только чур не бояться. Мы ускользнем от них.
…Мы бежали по туннелю в полусогнутом состоянии. Шум погони все нарастал. Мы спотыкались, больно ударялись о камни, наталкивались на стены, но кое–как двигались вперед. Но вот поворот вправо — свод галереи взметнулся на нормальную высоту.
— Надо спешить, — подгонял я, стараясь ускорить шаг, волоча Паулу. Тяжело дыша, мы вслепую пересекали ночь.
— Все, — прошептала Паула. — Я не могу и шагу…
— Нет, вы должны.
Я обнял ее за талию и так вдвоем преодолели еще метров сто, как колени у нее подогнулись и она опустилась на землю.
— Дайте мне минуту. Сейчас все пройдет. Только одну минуту посидеть!..
С трудом я прислонил ее к стене. В ушах шумело и я судорожно пытался отдышаться. Погоня вроде прекратилась, но по опыту я уже знал: передышка будет недолгой.
Надо уходить.
Где–то далеко опять застучали по земле когтистые лапы. Паула, пошатываясь, встает.
— Вперед!
И потрусили в обнимку дальше.
Где–то на полпути к Пауле пришло второе дыхание и мы побежали. Шум от погони нарастал, вселяя тревогу.
Мы выбежали к очередному перекрестку, и я автоматически повернул направо. Мы оказались в длинной галерее с высокими сводами.
Туннель стал сужаться и я посветил фонарем, пытаясь разглядеть, что там вдали.
Вдруг замечаю какую–то арку, нет, скорее пролом в стене.
— Сюда, — хриплю я.
Вталкиваю Паулу в пролом и сам тут же за ней. Мы оказались в подземном зале. В свете фонаря виден высоченный штабель ящиков.
— Здесь нет прохода, Вик! — вскрикивает в ужасе Паула.
Да. Она права. Мы — в тупике. И уйти нельзя. Крысы уже заняли туннель.
— Надо скорее заложить проем ящиками — это наш последний шанс!
Едва лишь мы успели возвести первый редут, как стал доноситься крысиный смрад. А из далей галереи слышался уже рокот наступающего крысиного войска.
— Скорее, как можно скорее!
Хватаю разом два ящика, протягиваю их через весь зал и водружаю поверх первого ряда. Паула тоже таскает ящики. Включаю фонарь. От увиденного меня обдало холодом.
Узкий коридор полностью забит густой волнующейся коричневой массой. Крысиный визг, шуршащие хвосты и лапы — все было похоже на порождение кошмара.
Выхватываю револьвер и дважды подряд стреляю. Оглушительное многократное эхо разносится под сводами.
Жуткое коричневое море дрогнуло, по нему пробежали волны, обозначились вихревые потоки, но отступать крысам было некуда.
Нескольких крыс настигли пули и отвратительнейшее в мире зрелище явилось нашим глазам: прочие твари набросились на них — пожирать. Кровожадный визг заполняет собой все вокруг.
Но скорее, скорее… Хватаю один из притащенных Паулой ящиков, укрепляю баррикаду, затем — к штабелям, еще два ящика.
И тут, пока Паула возилась со вторым ящиком, одна из крыс пробралась через какую–то щель, сбив Паулу с ног.
Бегу на ее крик. Она лежа на земле двумя руками отбивается от гнусной твари, норовящей вцепиться ей в горло.
Бью что есть сил по этой коричневой дряни, а затем с омерзением зашвыриваю тушку за ящики. Нет ни минуты даже, чтобы убедиться, что Паула невредима. Главное сейчас — ящики.
Паула шатаясь поднимается с земли и спешит мне на помощь. Уже почти возведен второй ряд и наша баррикада высится уже метра на полтора. Но этого все равно мало. Надо заткнуть все щели, чтобы иметь хоть какую–то надежду уцелеть. Увы, ничтожную, если учесть их численность и общий вес. При должном напоре наша “цитадель” не выдержит.
— Так не пойдет, — констатирую скороговоркой. — Будем ставить третий ряд.
Снова за работу: таскаем ящики, поднимаем их на вершину штабеля — и так без конца.
Из галереи долетает кошмарный шум, и хлипкое наше сооружение пошатывается при крысиных атаках.
Вдруг Паула роняет ящик и пятится, закрывая обеими руками шею.
