Ее коротко остриженные светлые волосы выглядели так, — будто были уложены кем-то чрезвычайно модным и дорогим по имени Пьер или Артибелл. Искусно нарисованные губки контрастировали с бледностью лица.
Она явно принадлежала к типу урбанистической женщины.
— Я вас приветствую, — сказал я.
— Что вам угодно?
— Дружеский визит. Хочу задать пару вопросов. Не возражаете, если я войду?
— Пожалуйста, входите, мистер Скотт.
Вера явно не была вне себя от счастья, но, кажется, сердиться тоже перестала. Она подвела меня к невысокому дивану длиной футов восемнадцать и сама уселась рядом.
— Откуда вам известно, что моя фамилия Скотт? Мне кажется, я не называл ее вчера вечером.
— Некто сообщил мне вашу фамилию снизу из фойе. А я-то думала, вы детектив, — улыбнулась она.
Я растерянно поморгал.
— Иногда я и сам на себя удивляюсь. Боюсь, теперь я вынужден спросить — откуда вам стало известно, что я детектив? Это тоже сообщил некто?
— Эндон сказал. Вчера. Вы тот самый человек, который напал на большого, дурно пахнущего типа?
— Я привел его в бессознательное состояние, если вы это имеете в виду. А нападал он. Кстати, он не из числа ваших друзей?
— Никогда не видела его раньше. И, надеюсь, никогда больше не увижу. — Она презрительно сморщила носик.
Вера — очень милая девочка, между прочим. Там, в дверях, ее кожа казалась ужасно бледной, я же предпочитаю загорелую, и как можно больше.
Но сейчас ее кожа была скорее цвета свежих сливок, а вовсе не мертвенно-бледная, как я поторопился ее охарактеризовать вначале. Все-таки, надо признаться, я довольно ветреный тип.
— Эндон сообщил обо мне какие-нибудь сведения, кроме того, что я детектив? — поинтересовался я.
— Нет. Но, по правде говоря, он не был о вас чрезвычайно высокого мнения. — Помолчав секунду, Вера спросила: — Если вы детектив, что вы здесь делаете? И что вам надо было вчера в мамином доме?
Пришлось заняться сочинительством.
— Я оказался здесь в связи с человеком по кличке Гарлик. Мне надо обязательно его найти. Я обежал уже все возможные места. Но он либо уехал, либо залег на дно и не дышит.
— Ну, я уж точно ничего не знаю об этом типе.
— И слава Богу. Эндон дома?
— Нет, но может в любую секунду вернуться.
Я спросил Веру как бы между прочим, давно ли она знакома с Эндоном, и не узнал ничего нового из ее рассказа. Все совпадало с той информацией, которую я получил от Лорел. Каждый раз, когда Вера упоминала имя Эндона, она вспыхивала энтузиазмом, словно туристская лампа фирмы «Колеман», и меня стали немного утомлять ее восклицания о том, какое замечательное создание ее муж. Все говорило о том, что она безумно влюблена в своего Пуппи, поэтому я ставил вопросы как можно мягче.
— До мая вы совсем не знали его?
Она отрицательно покачала головой.
— Откуда он? Из Лос-Анджелеса?
— Нет, он приехал из Нью-Йорка, где занимался финансовыми операциями. Что-то связанное с акциями и облигациями.
— Вы знаете Пола Йетса?
— Йетс? Нет. Кто это?
— Один из моих приятелей. Я думал, он может быть нашим общим с Эндоном знакомым. Ваш муж никогда не упоминал его?
— Нет.
— У вас, кажется, есть сестра?
— Да, Лорел. Почему вы спрашиваете?
— Где она сейчас?
Вера не ответила, она слегка прищурила глаза.
— Думаю, вы суете нос не в свои дела, мистер Скотт, во всяком случае, вас это не касается.
— Возможно, вы правы. Меня лишь интересует, известно ли вам ее местонахождение. Я-то знаю, где она.
Ее глаза округлились, а губы презрительно поджались.
— Вы имеете в виду это? — Она указала в направлении океана.
— Совсем нет, — рассмеялся я и ткнул пальцем в противоположном направлении, точно туда, где находился Фэйрвью. — Я имею в виду то.
— Фэйрвью, — бросила она.
Я утвердительно кивнул, и Вера спросила:
— Как вам это удалось узнать?
— Разве это секрет? Кстати, Эндон знает, что она в Фэйрвью?
— Надеюсь, что нет. То есть хочу сказать, что не думаю.
— Значит, вы ему не говорили?
— Не задавайте глупых вопросов. Я думаю, что это... отвратительно.
— Что именно?
— Как что? Они же там все голые.
— Многие милые люди, из тех, кого я встречал, тоже бывали иногда обнажены. И это, представьте, случалось и не в Фэйрвью.
Мои слова, однако, не развеселили ее.
— Мистер Скотт, вы пришли для того, чтобы отпускать шутки весьма дурного вкуса или у вас имеется более серьезная причина? Я вовсе не намерена обсуждать с вами вопросы... наготы.
— Вообще-то я хотел повидать вашего супруга, и совсем по другому делу.
Можно было подумать, что он подсматривал в замочную скважину.
Дверь распахнулась, с силой ударившись в стену, и в комнату ворвался Пупелл.
— Убирайся отсюда, ты, недоносок! — взревел он.
Я поднялся на ноги.
— Мне хотелось бы поговорить с вами.
— Нам не о чем разговаривать, легавый! Вали отсюда!
Откровенно говоря, мне показалось, что стиль его речи не совсем соответствует тому, как должен был бы выражаться специалист «по акциям и облигациям». Пожав плечами, я направился к двери. Эндон последовал за мной в коридор, как я и надеялся.
Он с шумом захлопнул дверь и выпалил:
— Больше никогда не появляйтесь здесь, мистер.
— Уделите мне минуточку. Вы вроде бы приятель Гарлика и того верзилы, которые были на ужине. Может быть, вы будете так добры...
Моя вежливость совершенно доконала его, лицо Эндона стало лиловым, и он прошипел:
— Я буду настолько добр, что спущу тебя с лестницы пинком в зад.
— Пуппи, в один прекрасный момент ты перегнешь палку, и у тебя окажется значительно меньше красивых зубов, а торчать они будут в твоей пасти довольно далеко один от другого.
Его азарт несколько увял, и я спросил:
— Почему Гарлик решил напасть на меня в тот вечер у Редстоунов?
Он проглотил слюну.
— Не знаю. Убирайтесь отсюда немедленно.
Пожевав немного губами, я поинтересовался:
— Скажи мне, Пуппи, просто так, для справки, как котируются в наши дни акции «Америкен телефон энд телеграф»?
Он резко повернулся и скрылся в своих апартаментах, опять хлопнув дверью. Думаю, если он не оставит эту привычку, соседи скоро начнут жаловаться. Я спустился к «кадиллаку». Необщительный парнишка этот Пупелл. Но кое-что он мне все-таки сказал, впрочем, как и Вера.
Потребовался почти час, чтобы добраться до Пасадены, посетить больницу Пальмера, поговорить пару минут с перебинтованным мистером Элдером и вернуться в Лос-Анджелес. Элдер не сообщил ничего нового, а лишь подтвердил в основных чертах рассказ Лорел. Он увидел камень, бросился к девушке, успел ее оттолкнуть и сам получил удар. Больше он ничего не знал.
Мой офис расположен в центре Лос-Анджелеса, на Бродвее, между Второй и Третьей улицами, на втором этаже Гамильтон-Билдинг. Я вошел в контору и понаблюдал за гуппи в аквариуме на книжной полке. Маленькие рыбки сильно волновались, пока я засыпал им корм, после этого я уселся за письменный стол и вплотную занялся телефоном. За полчаса я сделал дюжину звонков своим информаторам: хулиганам, мошенникам, парикмахерам и барменам. Мне нужны были сведения об Эндоне Пупелле, Поле Йетсе, Гарлике и его корешах; меня также интересовали слухи и сплетни о семействе Редстоун. Я был готов платить за информацию. Большую часть работы, которую мне предстояло проделать, уже проделала полиция, и гораздо лучше меня. Однако мои контактанты ни за что не будут беседовать с властями, но всегда готовы поделиться знаниями со мной. Так что мой труд не напрасен. Покончив с телефоном, я внимательно изучил полученный от миссис Редстоун доклад Йетса о Пупелле. Несколько абзацев содержали конкретные сведения о местах и датах, которые можно было проверить. Я позвонил на телеграф, послал пару депеш для проверки фактов и, добавив еще одну телеграмму в частное сыскное агентство Нью-Йорка, покинул офис.
Мне предстоял длинный путь через задние комнаты вонючих баров, свалки и притоны. Некоторые из моих приятелей никогда не приближались к телефонам, а часть была постоянно настолько пьяна, что не имела сил совладать с трубкой. Этот путь, который мне довелось проделать не один десяток раз, всегда навевал на меня печаль. Нижние части Мэйн-стрит и Спринг-стрит, Лос-Анджелес-стрит, весь этот район вселял ужас, если вы появлялись там днем. Ночью слабое освещение и тени скрывали частично нищету, но при солнечном свете она выступала во всем своем безобразии.
Я видел седобородых старцев, торчащих в дверях в облаках винного перегара, мальчишку с пустыми глазами и расстегнутой ширинкой, сидящего на деревянных ступенях у входа в грязную ночлежку, блевотина засохла на его подбородке и груди. Я разговаривал с удивительно тощей немолодой женщиной, ее мослы выпирали во все стороны, а лицо походило на череп, обтянутый кожей. Она бормотала невнятно, уставившись на меня черными горящими глазами. Мне не удалось раздобыть ни грамма полезной информации. Как ни странно, но у этих человеческих отбросов — хулиганов, бродяг и алкоголиков — можно найти разгадку тысяч преступлений. Существует неизвестный нам «подпольный беспроволочный телеграф», к которому они имеют доступ. Если что-то серьезное произошло в Майами около полудня, шепот и пересуды начнутся в преступном мире Лос-Анджелеса еще до захода солнца. Я продолжал свой путь, покупал пиво и разбрасывал четвертаки. До четырех тридцати я не имел никакой информации. Но и после этого времени я не был уверен в значительности того, что услышал.
