— Боюсь, что нет, — осклабился бармен. — Не знаю никого из названных вами. И, боюсь, не буду знать, кого бы вам ни вздумалось упомянуть в следующий раз.
Я медленно отпил из бутылки и лениво произнес:
— Держу пари, Джо, что вы даже не знаете, какой сегодня день.
Он явно был в недоумении. Я пояснил:
— Это день, когда вы сильно пострадали. Вы так шутили и веселились, что у вас от улыбки сломалась челюсть. И это произошло... — я ухмыльнулся, посмотрел на него и на часы — было почти пять. — Это произошло ровно в пять, то есть через две минуты. Итак, я снова спрашиваю о Йетсе.
На этот раз в зеркале было заметно какое-то движение. Пока Джо стоял и облизывал губы, как будто они были намазаны патокой, я не отрывал взгляда от зеркала. Я не слышал звука резко отодвигаемых стульев, но три фигуры уже стояли вокруг стола. За стеклянной стеной пара пташек захлопала крыльями. Двое из застольной компании вразвалку подошли к стойке. Еще один встал у входной двери, повернувшись к ней спиной.
Свежее Яйцо Фу уселся на табурет справа от меня. Второй не принадлежал к числу моих знакомых. Он занял место слева, поставив с громким стуком металлическую пивную банку перед собой на стойку. Небольшого роста, широкий, как шкаф, он был одет в обтягивающую трикотажную рубашку с короткими рукавами, так что были видны могучие бицепсы и бугры мышц предплечья.
Никто не промолвил ни слова. Я слегка отклонился назад вместе с табуретом, чтобы проверить, не прикреплен ли он к полу. Табурет двигался.
Силач слева поместил банку между широкими ладонями и раздавил без видимого усилия.
— Меня зовут Малыш, — сообщил он. — Просто Малыш. Хочу услышать, что вы счастливы познакомиться со мной. Как вам это понравилось? — Он держал сплющенную банку двумя пальцами.
— Вы сжульничали, — сказал я, — употребив обе руки.
Он оскалился от напряжения, стараясь вникнуть в смысл моих слов.
Однако я обращал основное внимание на бармена, а не на Малыша. Джо в свою очередь смотрел не на меня, а на Фу, который был справа, вне моего поля зрения. Как только веки Джо неожиданно дрогнули, я оттолкнулся ладонями от стойки и отклонился назад, а когда мои ноги коснулись пола, быстро нагнулся, схватив табурет у нижней перекладины. Кулак Фу просвистел в пустоте, там, где только что находилась моя голова.
Огромный кулачище казался еще больше из-за двухфунтового металлического кастета, надетого на пальцы. Если бы он попал в меня, то, наверное, раскроил бы череп, но он промазал, и я успел подняться и занести табурет для удара.
Фу вытянулся вперед, потеряв равновесие после промаха, весь его вес был вложен в правую руку, он полулежал на стойке. Но окончательно Фу улегся после моего удара. Металлическая окантовка сиденья отскочила от его лысого черепа с радующим сердце звуком. Теперь он лежал на стойке, широко раскинув руки. Малыш хрюкнул, и я повернулся к нему лицом.
Кулак врезался в грудь, отбросив меня назад, однако я сумел удержаться на ногах. Малыш наступал. Табурет все еще был в моих руках на уровне головы, ножки смотрели направо, я развернулся, и одна из ножек вошла в соприкосновение со скулой Малыша. Хотя на металлической ножке был резиновый наконечник, удар был достаточно силен, чтобы остановить моего противника. За моей спиной у стола послышался звук падающего стула, но времени оглядываться не было. Малыш тряс головой, и я не имел никакого права дать ему прийти в себя. Табурет описал в моих руках дугу и опустился на его череп. Малыш рухнул, словно бык под ударом молота.
Теперь он долго не придет в себя. Я продолжал размахивать табуретом, однако на сей раз безрезультатно. Сзади на мою шею обрушился удар кулака и навалилось тяжелое тело. Я споткнулся обо что-то и упал, нападавший оказался сверху. Его пальцы вцепились в мое горло, я откатился от стойки по полу, но он висел на мне. Я поджал колени, свел обе руки вместе и с силой направил вверх между сжавшими мою шею кистями. Его ладони разлетелись в стороны, и я попытался ударить противника в солнечное сплетение, но промахнулся и ушиб пальцы о грудную кость. Этот удар не нокаутировал моего врага, он лишь заставил его отклониться назад. Сзади меня раздался топот, и чья-то нога ударила меня под ребра. Бок прорезала острая боль.
Я успел вскочить, обернуться и увидеть, как Страйк поднял для удара обшитый кожей короткий металлический прут. Его рот ощерился в оскале.
Я дал ему возможность кончить замах и нырнул в сторону. Дубинка задела лишь мои волосы. Двумя руками я захватил его руку, вывернул, повернулся, рванул на себя и бросил Страйка через бедро.
Я швырнул его удачно, вложив в бросок всю свою боль и гнев. Подонок пролетел в воздухе футов шесть и с силой ударился в стеклянную стену. Послышался звон разлетевшегося стекла. Тип на полу стал приподниматься, и я ударил его ногой в челюсть, поймав на встречном движении. Момент удара был выбран точно, носок ботинка вошел в центр щеки, и его челюсть выскочила из сустава и сдвинулась в сторону, словно часть каучуковой маски. Слегка вздохнув, парень потерял сознание. Челюсть его на место не вернулась, что придавало лицу странное выражение.
Я огляделся. Никто не нападал. Нападать было некому. Из всей их компании в целости осталась лишь Бэби.
Некоторое время я не мог сообразить, что означает резкий, пронзительный гвалт, заполнивший зал. Потом понял — это птички. Они невротически кудахтали, вылетая сквозь разбитое стекло. Крылья хлопали по всему помещению. Несколько перьев, кружась, медленно опускалось на пол, придавая картине странный сюрреалистический вид.
Правда, нигде не было видно Малыша. Хоть я и повредил его мозги, но на полу он не валялся. Дверь черного хода стояла распахнутой. Фу все еще висел на стойке, пытаясь подняться. До чего крепкий парень этот Фу!
Я подскочил к нему, но он, кажется, меня не замечал. Бармен прилип к полу.
— Джо, — сказал я. — Дайте мне бутылку виски. Полную, пожалуйста.
Он отклеился от пола.
Я взял посудину за горлышко и с силой опустил ее на череп Фу. Китаец соскользнул со стойки и без задержки проследовал на пол.
— Позовите полицию, Джо, — приказал я.
Мое внимание привлекли булькающие звуки, доносившиеся из бывшего птичьего обиталища. Как будто кто-то прополаскивал горло. Я подошел и заглянул внутрь. Страйк лежал на спине, весь залитый кровью. Лицо было в кровавых пятнах, большой клок срезанной кожи болтался на шее.
Он дышал, и на губах плясали маленькие розовые пузыри.
Джо что-то говорил в телефонную трубку. Бэби сидела за столом, потягивая какое-то зеленое пойло.
— Ну и влипли же вы, мистер. Теперь берегитесь, — заметила она.
Если бы шея и бок болели не так сильно, я бы расхохотался.
— А разве сейчас не надо было беречься?
— Это ничто по сравнению с тем, что вам предстоит.
— Возможно, ты и права. Объясни подробнее, Бэби.
Однако сегодня Бэби не желала объяснять что-либо. Вдобавок она уже изрядно надралась. Она лишь сказала, что сидела с друзьями за послеполуденным коктейлем и толковала о былом. Ее друзья — крутые парни, и у них много еще более крутых корешей, которым все это не может понравиться. Я вспомнил предположение Карлоса о том, что Йетс, возможно, «вошел в конфликт» с некоторыми клиентами «Афродиты». Кажется, теперь они будут иметь зуб и против меня.
Я уселся так, чтобы видеть бар, Бэби находилась слева от меня. Джо повесил трубку и стоял по стойке смирно, не глядя в нашу сторону. Бэби-сиська была крупной девицей, с щедрыми формами, которые когда-то приносили ей до тысячи зеленых в неделю в «Нью-Фолли» или в других увеселительных точках. Наверное, ей было лишь чуть за двадцать пять, однако лицо и особенно глаза казались много старше.
Бэби мычала «Сан-Луи-блюз». Она так глубоко опускалась в сосуд с зеленым содержимым, что постоянно теряла мелодию, но я припомнил, что «Сан-Луи» всегда был хитом, вершиной ее творчества. Мне довелось видеть ее однажды в «Нью-Фолли», она скользила по сцене в лучах прожекторов практически обнаженная под трогательную, хватающую за душу мелодию «Сан-Луи», доносящуюся из оркестровой ямы. Бэби-киска была хороша, публика ревела от восторга. Возможно, сейчас она вспоминает дни своей славы и не хочет говорить со мной...
Я услышал звук сирены, вышел из-за стола и бросил еще один взгляд на Страйка. Кровотечение не кончилось, но он все еще дышал. Фу лежал рядом со стойкой, скреб пятками по полу. Мимо моей головы пролетела птичка. Сирена смолкла у входа, и на цементных ступенях послышался топот тяжелых ног. Я подошел к двери, открыл щеколду и впустил посетителей.
Первым ворвался сержант Нат Ховинг. Как только я открыл дверь, навстречу ему на улицу с воплем вылетел какаду. Нат выхватил револьвер и заорал громче, чем несчастная птица.
Узнав меня, он спросил:
— Господи, Скотт! Что здесь происходит?
