— Ясно, — сказал я. — Беннет здесь не жил.
— Совершенно верно, — подтвердил Оджи. — Эти три комнаты использовались для всякого рода приемов и деловых встреч.
— А это для прислуги? — Я указал на две небольшие задние комнатки, примыкавшие к кухне.
— Да, он постоянно держал в доме бармена и горничную. Но незадолго до того, как это… случилось, он отпустил их домой.
Прежде чем я успел задать ему вопрос, Оджи отрицательно покачал головой и сказал:
— Нет, нет. Они ничего не смогли бы вам сказать. Они брат и сестра и с детства глухонемые. Абсолютно. Это была одна из мер предосторожности Беннета.
— Умно. Я даже не представлял, что он был до такой степени предусмотрителен и осторожен. Видимо, в чем-то я даже недооценивал его.
— Многие совершили ту же ошибку, потому они и оказались потерянными для Беннета.
— В самом деле? — Я повернулся к нему и насмешливо улыбнулся. — Как же это получилось, что вы не смогли сработаться с Беннетом?
Этот вопрос не смутил Оджи.
— Пока мистер Беннет пробивал себе дорогу вверх, все обстояло как нельзя лучше. Но когда он достиг вершины, выяснилось, что он не может удержать в своих руках все дело и всех людей, не может продолжать операции так, как это нужно теперь.
— И все-таки он их продолжал.
— Да. И только потому, что он был не просто умным, но и удачливым.
— Но как Бэттен ужился с Беннетом?
— Мистер Бэттен хитер и проницателен, и он не лез в гущу, в поток операций, а оставался чуть сбоку, на краю водоворота, будучи всегда готовым в случае чего отойти в сторону и умыть руки.
— Сказано верно. И несмотря на это вы, Оджи…
— Видите ли, мистер Дип, в последние годы мистер Бэттен с его конторой был лучшей для меня возможностью.
— Полагаю, до тех пор, пока я не вернулся сюда?
— Точно.
— Теперь давайте поговорим напрямик, Оджи.
Он отлично понял, что я имею в виду, и улыбнулся, заложил руки за спину и, слегка покачиваясь, сказал:
— У меня нет сомнений, что вам удастся ликвидировать все права Бэттена на наследство Бена, что вы, в конце концов, отстраните Бэттена от всех дел и возьмете все в свои руки. И я также не сомневаюсь в том, что вы сможете занять так называемый «трон короля» в клубе «Рыцарей совы». Важнейший шаг в этом направлении вы уже сделали. Однако для закрепления за собой этого «трона» и для вступления во владение всей собственностью Беннета вам необходимо выполнить одно условие.
— Мне оно известно. Условие будет выполнено.
— И даже в этом я не сомневаюсь, мистер Дип.
— В таком случае?..
— Когда вы разыщете убийцу Беннета, вы долго не проживете. Вы будете также убиты. Так или иначе.
— Вы полагаете, что сможете меня устранить?
— Категорически нет. Я лишь думаю о неизбежных результатах действий Синдиката и, может быть, клуба «Рыцарей совы».
— Хорошо. Допустим, все будет так, как вы предполагаете, и я буду убит. Что тогда?
— Тогда? Тогда я все возьму в свои руки. После вас не останется никого, кто мог бы это сделать. Я буду единственным человеком, который в совершенстве знает все операции, все их детали.
— И контрагентов, и агентов, и суммы, и счета, и авансы, и долги?
— Все дело в том, что Беннет не успел, да и не мог оставить кому-либо этот свой пакет управления. Бумаги разыскивались в эти дни всеми, но ничего похожего не найдено.
— Кто владеет бумагами, тот и держит в руках всю организацию, — заметил я.
— И основательно. Это известно, но неизвестно, где они и что с ними.
— Как же вы думаете обойтись без них? Ведь все было сосредоточено в одной папке и в голове Беннета. А вы, Оджи, не обладаете ни тем, ни другим.
— Полагаю, что с некоторым трудом и со временем мне помимо вас удастся восстановить связи организации и всю картину в целом и тем самым предотвратить ее развал. Даже если не будет обнаружена папка Беннета.
— К ней, к этой папке, никто не имел доступа? — спросил я.
— Насколько мне известно, а мне, кажется, все известно, — абсолютно никто, кроме самого Беннета. Там были документы, счета, расписки, места, пункты, списки и так далее. Понятно, восстановить все это будет чрезвычайно трудно. Но… со временем… в общих чертах…
Слушая откровенные, циничные соображения Оджи, я припоминал значительный его взлет на жизненном пути. Когда-то неразлучными его спутниками были сточные трубы и мусорные ящики, а теперь он намеревался встать во главе одной из мощных гангстерских организаций.
— Предположим, — сказал я, — я останусь в живых и буду держать организацию в своих руках. Что в этом случае?
Он широко улыбнулся.
— Я ничего не потеряю. Я буду достаточно близок к вершине, а мишенью будете вы.
— Вы все неплохо обдумали, Оджи.
— Это верно.
— А вот что касается папки Беннета, то ваше упоминание о значении всех этих документов укрепило мое убеждение в том, что убийство Беннета было задумано не Синдикатом, он к этому своих рук не приложил.
— Кто может знать это, Дип? Всякое бывает.
— Но у вас своих соображений относительно убийства Бена нет?
— Догадок я строил много, но все они оказывались или неверными при ближайшем знакомстве с делом, или просто неправдоподобными.
— При случае поделитесь со мной вашими догадками, Оджи. Бывает, что выслушивание неверной версий наводит на верный путь. А пока что вы, Оджи, являетесь моим боем, а поэтому покажите мне оставшиеся помещения.
Использовав подъемник, мы оказались на втором этаже дома. Через просторную переднюю прошли в биллиардную, затем в хорошо оборудованную буфетную и загроможденную ненужной мебелью библиотеку.
Полиция, видимо, вовсе не затрудняла себя сокрытием следов своего пребывания здесь. Все было сдвинуто, осмотрено, ощупано, перевернуто. Ничего не было упущено, и на всем остались следы дотошных полицейских рук. Даже тяжелый биллиардный стол передвигали в поисках в его ножках тайников.
Беннет жил на третьем этаже, куда мы и поднялись, осмотрев второй. Только здесь на всем лежала печать его индивидуальности и полностью доминировали его вкусы и привычки. Кричаще-яркого цвета плюшевая обивка мебели, безвкусная, бросающаяся в глаза окраска дверей, оконных переплетов — все было в духе Беннета. В этом же духе были всевозможные предметы, заполняющие комнату, — имитирующие слоновую кость подставки для ламп с эротическими мотивами, фривольные фотографии с автографами в соответствующем оформлении, развешанные по стенам, экстравагантные пуховички и даже буфет красного дерева, поблескивающий по углам хромированными металлическими соединениями. Телевизор и магнитофон были завалены окурками сигар и сигарет, оставившими жженые следы на их крышках. Внимательно разглядывая наполнявшие комнаты Беннета вещи, я почувствовал, как мною овладевают воспоминания о давно минувших днях, и в этих воспоминаниях на первый план выдвигался живой образ моего друга.
Я встряхнул плечами, пытаясь отогнать от себя воспоминания, и подошел к бювару. Рядом с ним, на блестящей поверхности пола, мелом было обведено очертание тела.
— Выходит, — сказал я, — полиция нашла его здесь.
— Да, — подтвердил Оджи, — он был убит здесь.
— Не здесь, — возразил я. — Они только нашли его здесь.
Он удивленно поднял брови, затем взглядом показал мне на темные коричневые пятна на ковре у бювара и потускневшие кровавые отпечатки у двери на стене.
— Я читал полицейский отчет о расследовании этого дела, — сообщил я Оджи.
— И что же? — заинтересовался он.
— Они пришли к выводу, что его убили здесь. Они думают, что, будучи смертельно ранен, он еще некоторое время бился в агонии, и этим объясняют кровавые следы на ковре и на стене. По их мнению, во всем виноват гость, пока никому неизвестный.
Оджи нахмурился и, немного помолчав, сказал:
— Он был убит в упор. Но ведь здесь никто не мог так близко подойти к нему. Кроме того, никаких деловых встреч или переговоров здесь никогда не было. Никакие так называемые гости сюда не заходили. Исключение составляла прислуга, ну и, может быть, знакомые женщины.
— Женщины?
— Да, это могло быть.
— Но вы также здесь были, Оджи? Для вас не ново это помещение.
— Да, я был здесь два раза, когда Беннет болел и нуждался в срочном юридическом оформлении некоторых дел. Я просто тогда был посредником между ним и Бэттеном. Оба раза револьвер лежал у него под рукой.
— Беннет был убит в переулке недалеко от этого дома, — сказал я и посвятил Оджи в некоторые детали, не объясняя только, кто был Педро. Рассказывая, я наблюдал за ним, однако ничего особенного в выражении лица Оджи не заметил.
— Оджи…
— Да.
— Почему они желали его смерти?
— Они…
— Некто, Оджи, — прервал я его, — а почему? Почему Беннет погиб?
