– Ну что, проблем вроде бы не было, – заметил он.
– Надеюсь, и дальше не будет, – ответил Транкатта. – Я привык иметь с ним дело два-три раза в месяц. Но он хочет еще, и мне как-то не по себе. Ты ведь понимаешь, о чем я? Жадность никого еще не доводила до добра. Боюсь, его заметят, начнут следить – и тогда все, конец.
Манджино глубоко затянулся сигаретой и показал на ящики стола.
– Я ничего не увидел. В какой ты их положил?
Транкатта засмеялся.
– Надо было лучше смотреть, – сказал он, ткнув пальцем через плечо. – Надеюсь, ты как моя крыша хотя бы не пустой.
Манджино задрал штанину и показал Транкатте «беретту» девятого калибра, которую он носил в кобуре на лодыжке. Потом снова ткнул в сторону стола.
– Так куда ты положил денежки? – снова спросил он.
– Не спеши. – Транкатта жестом поманил Манджино к себе. – Вот, сейчас покажу.
Манджино отодвинул предложенный стул, а Транкатта отпер ключом ящик, в котором хранил деньги. Потом он сел на стол спиной к двери и пересчитал купюры. Манджино не сводил с него глаз.
Закончив считать, Транкатта разделил деньги на две кучки и взял из одной пять стодолларовых купюр.
– Пять сотен, – сказал он, передавая деньги Манджино. – Как видишь, трудиться тебе не пришлось.
Манджино, хмурясь, смотрел на деньги. Потом он показал на две кучки на столе:
– А с этими как?
– Одна – стоимость товара, другая – моя доля. А что? – спросил Транкатта. – Тебя пять сотен не устраивают?
– Насчет стоимости товара ты ничего не говорил, – упрекнул Манджино.
Транкатта пожал плечами:
– Я решил, ты и сам все понимаешь… Надеюсь, ты не думаешь, что товар достается мне бесплатно.
Манджино снова показал на деньги:
– Которая кучка твоя?
– Что?
– Сколько ты имеешь со сделки?
Транкатта оглянулся на деньги и всплеснул руками.
– Джимми, на что ты намекаешь?
– Сколько стоит партия? – настаивал Манджино.
Транкатта поморщился:
– Ты, наверное, шутишь?
– Нет, я серьезно.
– Джимми, – сказал Транкатта, – я и так сделал тебе любезность. – Он встал и развел руками. – Ну, так какого черта?
Манджино пожирал глазами лежащие на столе деньги.
– Сколько стоит твой гребаный товар? – снова спросил он.
Транкатта как мог старался остаться хозяином положения.
– Не твое собачье дело! – отрезал он.
– Вот как? – переспросил Манджино.
Транкатта отвернулся, намереваясь убрать деньги со стола, и Манджино тут же вскочил со своего места. Он зажал правую руку Транкатты железной хваткой. Потом выхватил из кармана зажигалку, приставил к руке Транкатты и держал, пока тот не завопил от боли.
Кожа на запястье у Транкатты почернела. Манджино убрал зажигалку, и Транкатта повалился на пол. Он стонал от боли, катаясь по полу.
– Итак, – гремел голос Манджино, – сколько стоит товар?
– Повтори, как зовут того типа, – попросил Павлик.
Они сидели в микроавтобусе с затемненными стеклами на углу Девяносто первой и Прибрежной улиц и следили за смуглым молодым человеком лет двадцати пяти, бежавшим трусцой по тротуару. Павлик смотрел на бегуна в маленький театральный бинокль.
– Джек Фама, – назвал незнакомца Денафриа. – Он в бригаде Джо Сарпетти с Кони-Айленда. Иммигрант в первом поколении, совсем недавно приехал из Италии. Племянник Аньелло Виньери, который заправляет делами на Сицилии. Настоящий жеребец. Подружки мафиози таких обожают.
Павлик внимательнее рассмотрел лицо бегущего человека.
– Смазливый, но я бы не назвал его жеребцом. Он, значит, член семьи? Прошел обряд инициации?
Денафриа пролистал блокнот.
– Его приняли пару лет назад. Вместе еще с пятью парнями приблизительно того же возраста. В последнее время мафиози стали принимать в свои стройные ряды кого попало.
Павлик покосился на записи своего напарника.
– Фамилия Сарпетти кажется мне смутно знакомой…
Денафриа перелистнул блокнот на страничку, озаглавленную: «Джо Шарп (Сарпетти)» и передал блокнот Павлику.
Павлик начал читать список имен:
«Фил (Жеребец) Кучча. Принят в семью в январе 1985 г.
Джонни (Козырь) Кучча. Принят в июне 1990 г.
Джоуи (Джо-Болтун) Куастифарро. Принят в июне 1990 г.
Николас (Никудышник) Телесе. Принят в январе 1985 г.
Бобби (Медведь) Галафини. Принят в январе 1988 г.
Джонни (Нож) Сесса. Принят в июне 1990 г.
Джек (Красавчик) Фама. Принят в июне 1998 г.»
– А почему одна фамилия перечеркнута? – спросил Павлик.
– Сесса? – переспросил Денафриа. – Он умер.
Павлик ухмыльнулся:
– Естественной смертью или как?
– Или как, – ответил Денафриа. – Две пули в голову. Не стал помечать, потому что он был уже мертв, когда я начал вести этот блокнот.
Павлик продолжал читать список:
«Фрэнсис (Фрэнки Фрукт) Тортурро (кандидат)
Джимми (Джимми Кальмар) Пинто (кандидат)
Джоуи (Джоуи Рыба) Пеши (кандидат)
Майкл Скарпелла (кандидат)
Эдди Сента (кандидат)»
– Его я знаю! – воскликнул Павлик. – А почему ты его зачеркнул? Его тоже прикончили?
Денафриа покосился в блокнот:
– Эдди Сента завязал после отсидки. На самом деле завязал. Он не успел вступить в семью, поэтому его отпустили. Встал, так сказать, на путь исправления. Решил вести честную жизнь. Он был близок к Джо Шарпу.
– Расскажи поподробнее, – попросил Павлик. – Как-то мы вели дело. Кроме Сенты, в нем был замешан еще один тип, так его вызволили федералы. Я был у Сенты в доме, когда там завязалась перестрелка. Его сынишку ранили в ногу. Его жену и сына держали в заложниках.
Денафриа покачал головой:
– Я знаю, почти все мафиози – подонки, но какого черта они подставляют своих родных?
– Нет-нет. – Павлик вернул блокнот Денафриа. – Ничего подобного. Мальчишка просто вбежал в комнату во время перестрелки. Он убил одного из нападавших, русского бандита. Пока я туда не попал и не увидел все своими глазами, я готов был поклясться, что убийца – сам Сента. Все произошло меньше года назад; дело было в Верхнем Ист-Сайде на Манхэттене. Мы с напарником поехали на вызов. Трое убитых в квартире. Оказалось, что убийца проходит по программе по защите важных свидетелей, спасибо ФБР. А Сента каким-то образом очутился в самой сердцевине этого дерьма. Хотя он был совершенно ни при чем. По крайней мере, тогда.
– Ясно, – кивнул Денафриа. – Так вот, Фама, судя по всему, направляется к жене другого мафиози. Она живет в двух кварталах отсюда. Розмэри Дичикко, жена Ронни Дичикко. Между прочим, ее муженек бригадир – капо.
Павлик нахмурился:
– Я думал, такие вещи у них против правил.
– Да ладно! – отмахнулся Денафриа. – Вот первое, что замечаешь, отработав в отделе по борьбе с оргпреступностью какое-то время. Никакие правила не действуют, если только ты не занимаешь достаточно высокое положение и не придумываешь их сам. Но даже и тогда, рано или поздно, все законы и правила меняются на ходу. – Он вытянул из упаковки, лежащей на приборной панели, батончик «Кит-Кат». – В общем, Фаму приняли в семью пару лет назад. И он обхаживает по крайней мере двух спутниц жизни своих же собратьев-мафиози. Дичикко сейчас в тюрьме, в Элмайре. Во время его отсутствия Фама не меньше раза в неделю заглядывает к нему домой. А миссис Дичикко – настоящая красотка.
– Значит, мы тут шпионим за парочкой в пользу ее муженька? – спросил Павлик.
Денафриа показал на Фаму, трусящего по тротуару:
– Фама, с тех пор как приехал в Штаты, тесно дружит с Манджино. Можно сказать, он его лучший друг. Через него можно выяснить, где Манджино поселился. У себя на квартире его не было – по крайней мере, всю прошлую неделю он там не ночевал. Он где-то задерживается допоздна и не возвращается. Его родственники, по крайней мере, те, кто еще поддерживает с ним отношения, живут далеко, в Джерси. Попозже я хочу съездить в Джерси и потолковать с Лусией Гонсалес. Расспросить ее о полученных травмах. Но кроме того, нам важно выяснить, где прячется Манджино. На тот случай, если нам захочется его допросить.
– Я бы хотел его не только допросить, – заметил Павлик.
Денафриа закинул руки за голову.
– Если бы только удалось убедить ее подать в суд… Тогда, возможно, тебе и представится удобный случай, – протянул он, зевая.
– Ты особенно-то не надейся, – посоветовал Павлик.
– А я и не надеюсь, – ответил Денафриа.
– Он успел трахнуть тебя с утра? – спросил Джек Фама у Розмэри Дичикко.
В сорок два года миссис Дичикко была еще красивой женщиной. Высокая блондинка с пышным бюстом, гладкой белой кожей, длинными волосами и ярко-синими глазами. На ней был малиновый атласный халат и белые домашние туфли. В глубоком вырезе халата виднелась грудь.
