— Он чего-нибудь стоит?
— Корыстный человек, да? На чеке — ничего. На фотографии — сентиментального отношения. Но все равно приходите и мы выпьем. Вы поможете мне в проведении Кампании по борьбе со скукой.
Не вынимая сигары изо рта, она выпустила струйку дыма, подняла журнал, подмигнула мне и снова погрузилась в чтение.
Я прошел по безукоризненно чистой палубе мимо мостика и увидел с правой стороны ряд окон солярия, полукругом опоясывающих носовую палубу. Чайка спикировала к теплому морю и что-то крикнула мне по-французски. Человек в голубом свитере перегнулся через ограждение мостика и кивнул мне. Белоснежный катер промчался мимо, оставляя за собой похожий на хвостовое оперение страуса бурун.
Я посмотрел через стеклянную дверь солярия и впервые увидел Зелию Юнге-Браун — девушку с утраченной памятью. Она сидела за столом, склонившись над большим подносом, на котором рождалась гигантская мозаичная картина. Справа от нее на столе лежала куча незадействованных кусочков. Я мог видеть только прядь длинных черных волос, изгиб высокого лба, загорелые руки и кусочек простенького платья из сине-белой полосатой материи, из которой обычно шьют передники для мясников. Какое-то время я смотрел на нее, надеясь, что она обнаружит мое присутствие. Стекло никак не хотело пропускать притягательную силу моей личности, поэтому я вошел. Она слегка прищелкнула языком, убрала кусочек с подноса и стала искать другой в лежащей рядом с ней куче, не обращая на меня ни малейшего внимания то ли из нарочитой грубости, то ли по причине глубокой поглощенности работой.
Я прошел к синему кожаному креслу и устроился на его ручке. В глубине солярия находился бар, закрытый хромированной решеткой, за которой просматривались ряды бокалов, рюмок и разноцветных бутылок. По обе стороны бара висела пара картин, изображающих старинные парусные суда, а над баром, в стеклянном футляре, находилось чучело меч-рыбы с глупой ухмылкой, застывшей на ее челюстях.
— И что это будет в итоге? — спросил я. — Здание Парламента? Коронация Георга Пятого? Или одна из тех классических охотничьих сцен, где ребята в красных камзолах попивают портвейн, пока их слуги стягивают с них сапоги, а гостиничная прислуга заносит кабаньи головы и метровых лососей? Да, были времена. Всюду на лошади и в карете. Ни одна дорога не воняет автомобилями. Кстати, об автомобилях... Меня зовут Карвер, и ваш отец нанял меня, чтобы я нашел красный “Мерседес”, который вы так неосторожно потеряли.
Я произнес все это достаточно прохладно, в своей лучшей невозмутимой манере, давая, как я надеялся, понять, что я не настроен следовать ее капризам. В середине моего монолога она подняла голову и мне стоило больших трудов сохранить свою невозмутимость, потому что она была одной из самых красивых женщин, которых я когда-либо видел. Эти замечательные черные волосы, светло-голубые глаза, идеальные, классические черты лица и ледяная холодность. Настоящая снежная королева. В ней было какое-то сходство с Джулией, но ровно столько, сколько нужно было для того, чтобы сказать, что они — сестры. Она выпрямилась в кресле, чтобы лучше рассмотреть меня, и я увидел, что она — большая девушка, высокая, прекрасно сложенная и сильная как бык. Ей не хватало только крылатого шлема, щита и длинной ладьи, и Эрик Завоеватель сошел бы от нее с ума. Что же касается моей персоны, то внутри меня что-то съежилось и затихло.
Стальным и холодным, словно исходящим прямиком из спрятанного где-то у нее внутри холодильника, голосом она сказала:
— Меня ровным счетом никак не волнует ваша манера поведения, мистер Карвер. И я уже сообщила все, что могла, о машине.
Я широко улыбнулся ей, пытаясь поднять столбик термометра выше нулевой отметки, и у меня даже возникло чувство, что я, возможно, немного поспешил с ее оценкой. В конце концов, она была достаточно красива, чтобы заслужить повторной оценки. Могу же я ошибаться.
— Итак, — сказал я, — вам жаль, что вы ничем не можете мне помочь?
— Я ничем не могу вам помочь, мистер Карвер.
Она подалась вперед и снова занялась головоломкой.
Я встал, и она слегка подняла голову.
— Мне жаль, — сказала она, — что вы напрасно проделали столь длинный путь, но я ведь говорила отчиму, что совсем нет необходимости вам приезжать сюда.
Я прошел мимо нее к бару, бросил через решетку быстрый, вожделенный взгляд на бутылку бренди “Хайнс” и сказал:
— Я хотел бы прояснить одну деталь.
Ей пришлось слегка повернуться, что бы поймать меня в фокус, и это движение как нельзя лучше продемонстрировало ее замечательные плечи и фигуру.
— Я слушаю.
— Меня наняли для выполнения работы. Я люблю заканчивать то, что я начинаю. Такой я человек. Дурацкое чувство собственного достоинства. Профессионализм. Называйте это как хотите. Но я хочу, чтобы вы знали, что меня интересует только машина. Я хочу вернуть ее вашему отчиму. Но когда я верну ее, я не обязан буду давать детальный отчет о ходе поисков. Все, что будет конфиденциально сообщено мне кем-либо, так и останется сугубо конфиденциальным. Вы понимаете?
— Прекрасно понимаю. Но ничем не могу вам помочь.
Она отвернулась и стала перебирать кусочки мозаики. Я прошел у нее за спиной и завершил круг в синем кожаном кресле. Когда я садился, она быстро взглянула на меня.
— Я бы хотела, чтобы вы ушли, мистер Карвер.
— Я уйду, — сказал я, — когда сделаю то, за что мне платят деньги. По какой-то причине ваш отчим придает очень большое значение этой машине. Как его дочь...
— Падчерица. — Слова были брошены мне со звоном разбивающихся сосулек.
— ...подумал я, вы, наверное, хотите помочь ему.
Она холодно посмотрела на меня и сказала:
— У меня есть все основания, чтобы наплевать на него и на все его проблемы.
— И все-таки вы так не считаете, иначе вы бы не сидели здесь и не наслаждались всей этой роскошью за его счет. Ни одна девушка, имеющая хоть какие-то принципы, не стала бы этого делать. Ну, давайте, что там случилось с машиной?
Я уже откровенно давил на нее, надеясь хоть немного сломить ее, но это не сработало.
Она встала из-за стола и направилась к бару. В его деревянную стенку была вмонтирована кнопка звонка. Я был так поглощен созерцанием ее походки — прекрасная, холодная амазонка, — что почти позволил ей нажать эту кнопку.
— Я бы не стал этого делать, — сказал я. — Даже если вы не хотите, чтобы я помог вам. Просто выслушайте меня. Эти несколько минут не принесут вам никакого вреда. А затем, если захотите, можете нажимать кнопку.
Секунду-две она молчала, затем сказала:
— Говорите.
Я встал и закурил. Ее возвышающаяся надо мной фигура несколько нервировала меня.
— Я буду с вами предельно откровенен. Возможно, вы действительно утратили память, а возможно, и нет. Лично я думаю, что нет. Но если по каким-то серьезным причинам личного характера вам так нужно, я ничего не имею против. Но в одном я уверен — вы не сказали правду о вашем пребывании в отеле “Омбремон”. Если бы вы знали, что произойдет после вашего отъезда из отеля, то вы, конечно, были бы более... ну, скажем, осмотрительны.
— Я не понимаю, о чем вы...
— Понимаете. Я говорю о номере 16.
— Я была в номере 15.
— Но вы звонили Денфорду в Англию из номера 16.
— Конечно, нет. — Какой бы большой и замороженной она не была, здесь не требовалось ни опытного глаза, ни столь же опытного уха, чтобы понять, что она сдерживает что-то внутри себя, вероятно, страстное желание заорать на меня, чтобы я убирался с яхты прямо к черту. И мне не слишком приятно было осознавать это. Совершенно неожиданно мне стало жаль ее.
Я покачал головой.
— В вашем счете не было оплаты за телефонный разговор. Зато она была внесена в счет за номер 16. И человек, проживавший в этом номере, — мужчина — отдал деньги без разговоров. Итак, куда это нас ведет?
Она пошла обратно к столу и остановилась рядом со мной.
— Это никуда нас не ведет, мистер Карвер. Я ничего не знаю о номере 16. Если в отеле что-то перепутали и кто-то оплатил мой телефонный разговор, потому что слишком спешил, чтобы проверять правильность счета, меня это ни капли не интересует. Единственное, что меня интересует, — это чтобы вы поскорее ушли и оставили меня в покое. Возвращайтесь к моему отчиму и посоветуйте ему забыть о машине. — Она замолчала, и я заметил, как по всему ее телу прошла легкая дрожь, выдающая большое напряжение, которое она с трудом удерживала внутри себя. Я понял, что достаточно небольшого толчка с моей стороны, упоминания об Анзермо, или о белом пуделе, или о том, как она, смеющаяся и счастливая, отъезжала утром от отеля, и все выплеснется наружу. Я бы со спокойной душой подтолкнул многих людей. Но не ее. Джулия была здесь ни при чем. Во мне самом был какой-то барьер, который не позволил мне сделать это. Все, что я хотел узнать у нее, мне придется узнавать в другом месте. Моя работа заставляет смотреть на людей как на мозаичные головоломки — ты вынужден собирать их, не думая о том, что в итоге может получиться мерзкая и порочная картина. Но с ней я так поступить не мог. Она была большой и прочной как айсберг, но теплое течение отнесло ее слишком далеко на юг, и она уже была готова рассыпаться на куски. Я не хотел наносить ей последний удар. Но теперь мне во что бы то ни стало нужно было найти Анзермо. О, да, я жаждал встречи с ним.
