задаете слишком много вопросов.
– В самом деле?
Моей искрометной шутке понадобилась почти минута, чтобы подняться на лифте до пустого чердака, в котором у него должен был находиться мозг.
– Вы что, издеваетесь?
– Вы слишком большой, чтобы я над вами издевался. Готов поспорить, что с вами никто не предпринимал подобных попыток класса с третьего.
– Ее нет дома.
– Вы ее муж?
– Я ее друг.
Уверен, я и на это нашел бы что ответить, но тут из-за моего левого плеча раздался женский голос. Женщина шла к нам со стороны заднего двора.
– Я тысячу раз говорила тебе, Реувен, что ты мне хороший друг, но ты не мой друг.
Он моментально съежился, как будто его на два месяца забыли в стиральной машине.
– Это одно и то же.
– Это совсем не одно и то же, но сейчас это неважно. Не смей пугать моих гостей.
– Он слишком задается.
Он произнес это с такой злобой, что мне пришлось навеки проститься с мечтой быть приглашенным к нему на день рождения. Я повернулся к ней с самым приветливым выражением лица, но она была слишком занята укрощением своего строптивого стража, не забывая каждый раз обращаться к нему по имени, как делают опытные воспитательницы детских садов, когда хотят быть уверенными в том, что ребенок их слышит.
– Возможно, ты прав, Реувен, но это я его сюда пригласила, поэтому тебе следует извиниться.
– Он обзывался. И ему нечего здесь делать.
– Реувен, нам с господином Ширманом надо кое-что обсудить. Уверена, у тебя есть дела дома.
– Я должен починить тебе забор.
– Это подождет. Мы увидимся позже, Реувен. Хорошо?
– Я потом приду.
Он кинул на меня еще один злобный взгляд и неохотно поплелся назад, изредка оборачиваясь, – вдруг хозяйка подаст знак вернуться.
– Прошу меня извинить. Опека Реувена бывает чрезмерной.
– Все в порядке. Я действительно склонен задаваться.
В том, как она произнесла слово «чрезмерной», я уловил легкий британский акцент. Она была очень худая, почти тощая, – большинство людей видят в такой субтильности признак духовной утонченности или артистизма. Впрочем, ее худоба не производила впечатления болезненности – она больше напоминала мускулистую подтянутость марафонца. Аталия опустила на землю пакет с яблоками и пожала мне руку. Ее рукопожатие было на удивление сильным, а ладонь – не меньше моей. Насколько я помнил из газетных вырезок, ей было примерно столько же, сколько и мне, и она не пыталась скрыть свой возраст. В ее волосах среди каштановых прядей пробивалась седина, а морщинки вокруг рта обещали скоро превратиться в горькие складки. Сломанный когда-то нос делал ее умное, чуть узковатое лицо слегка ассиметричным. На ней была холщовая рубашка и юбка миди цвета терракоты, придававшие ей сходство с белой женщиной начала прошлого века на сафари в африканской саванне.
Она придержала дверь, пропуская меня в дом, и золотистый ретривер воспользовался этой возможностью, чтобы радостным ураганом лап и ушей ворваться внутрь. В доме царила прохлада – спасибо кондиционеру. Аталия отдернула оконные шторы, и стала видна плетеная мебель с подушками цвета морской волны.
– По телефону вы сказали, что расследуете дело о пропавшей девочке.
– Да.
– Которой из них?
– Яары Гусман. Она пропала два года назад при обстоятельствах, очень напоминающих исчезновение вашей дочери.
Она села и разгладила юбку руками. Она источала сексапильность, не заметить которую было невозможно, да я, честно говоря, и не пытался.
– Вы давно над этим работаете?
– Я только начал.
– Как становятся частными детективами?
– Ну, насмотришься кино…
– По вам не скажешь, что на вас может так повлиять кино.
– Когда-то я был полицейским.
– Почему были?
– Похоже, у меня не очень получается работать в рамках строгих правил.
– Вы женаты?
– Был.
– И что случилось?
Это прозвучало немного бестактно, зато честно. Многие люди испытывают потребность задать вопрос тому, кто их допрашивает, чтобы беседа шла на равных.
– Мы познакомились на свадьбе у общих друзей, и нам так понравился этот праздник, что через три недели мы поженились. Когда мы стали жить вместе, она обнаружила, что по работе я иногда исчезаю на несколько дней, а ящики моего стола всегда заперты.
– Она от вас ушла?
– Однажды, когда я вернулся домой после двухнедельной командировки, ее там не было. Кстати, я еще не поблагодарил вас за то, что вы спасли меня от своего друга.
– Он не причинил бы вам вреда. Он просто за меня волнуется.
– Как его зовут?
– Хаим. Реувен Хаим.
– Крупный парень.
– Да и вы не мелкий.
– Это комплимент?
Она улыбнулась:
– Я еще не решила.
То, что между нами проскочила искра, было видно невооруженным глазом.
– В ряде случаев размер имеет значение.
– Это самореклама?
– Ну, сам себя не похвалишь… Вас всегда звали Аталия?
– Нет. Я Этель. Родилась в Южной Африке. Хотите чаю со льдом?
Я хотел, еще как! Она грациозно поднялась и ушла на кухню, оставив открытой дверь. На обеденном столе стояла белая пластиковая корзина с выстиранным бельем. Не отворачиваясь, она сняла юбку и рубашку, аккуратно сложила и надела футболку и шорты. У нее была восхитительная фигура. Маленькая твердая грудь, стройные бедра, длинные ноги. Я со своего места ухитрился даже разглядеть темный треугольник лобка. Переодевшись, она достала из холодильника кувшин холодного чая с лимоном и два высоких стакана с кубиками льда. Я стоически подавил желание взять один кубик и сунуть его себе за воротник.
– Вы смотрели?
– Конечно.
– Почему же не пришли на кухню?
У меня между ног случилась непроизвольная судорога, против которой я был бессилен. Мы в едином порыве бросились друг к другу, едва не повалив и кувшин, и стаканы, и столик. Холостяки за сорок теряют навыки ухаживания, зато экономят на большей части букетно-конфетного периода.
– Будь осторожен, – пробормотала она куда-то мне в шею, – у меня давно не было.
Мои руки скользнули ей под футболку и ощутили гладкую кожу спины.
– У меня тоже, – ответил я.
Она откинула голову назад и посмотрела мне в глаза. Потом положила руку мне на ширинку и, не расстегивая джинсов, принялась меня ласкать.
– Осторожен, – повторила она, – но не слишком.
Так мы простояли несколько минут, а потом она взяла меня за руку и повела за собой.
Порядка у нее в спальне было больше, чем в моей, но, за исключением этой детали, их можно было бы поменять местами, и никто ничего не заметил бы. Все одиночки в конце концов останавливаются на идентичном дизайне: телевизор напротив кровати, большое количество подушек, создающих ощущение объятий, и мощный светильник на стене, позволяющий читать, когда не думаешь, что доставишь кому-то
