всего пишется. В нашем деле стоит заклиниться от напряжения — и конец, ничего не выходит. Главное, чтоб легко работалось — тогда получается. Все, кто говорит наоборот, врут, как сивый мерин.
— Может быть, это зависит от человека, — заметил я. — Флоберу нелегко работалось, а писал он прилично.
— О’кей, — сказал Уэйд и сел. — Значит, Флобера читаете, значит, вы интеллектуал, критик, ценитель литературы. — Он потер лоб. — Я завязал, и это омерзительно. Мне противен любой человек со стаканом в руке. Надо идти туда и улыбаться всем этим гнусным гадам. Все они знают, что я алкоголик. Всем интересно, что же я пытаюсь утопить в вине. Какая-то фрейдистская сволочь объяснила, что пьянство — это способ спастись бегством. Любой десятилетний ребенок это знает. Если бы у меня, боже избави, был десятилетний сын, он бы спрашивал: «Папочка, от чего ты бежишь, когда напиваешься?»
— Я так понял, что у вас это недавно началось, — сказал я.
— Просто в последнее время хуже стало, но выпить всегда был не дурак. В молодости легче отходишь. А когда уже за сорок, тут дело другое.
Я откинулся и закурил.
— О чем вы хотели со мной поговорить?
— А вы как думаете — от чего я убегаю, Марло?
— Понятия не имею. Информации недостаточно. Кроме того, все от чего-нибудь убегают.
— Но не все напиваются. А вы от чего убегаете? От своей молодости, или от угрызений совести, или от сознания, что вы мелкий деятель мелкого бизнеса?
— Понятно, — сказал я. — Вам нужно кого-то оскорбить. Давайте, старина, не стесняйтесь. Когда будет больно, я скажу.
Он усмехнулся и взъерошил короткие вьющиеся волосы. Затем ткнул себя пальцем в грудь.
— Полюбуйтесь на мелкого деятеля мелкого бизнеса, Марло. Все писатели — подонки, а я самый подонистый. Я написал двенадцать бестселлеров, и если удастся закончить тот бред, что лежит на столе, возможно, будет и тринадцатый. И ни один из них не стоит пороха, которым надо бы их все взорвать к чертовой матери. У меня прелестный дом в весьма респектабельном районе, где хозяин весьма респектабельный мультимиллионер. У меня прелестная жена, которая меня любит, и прелестный издатель, который меня любит, а сам я люблю себя больше всех. Я эгоист, сукин сын, шлюха или сутенер от литературы — что вам больше нравится — отъявленный мерзавец. Итак, чем вы можете мне помочь?
— А чем надо?
— Почему вы не обижаетесь?
— На что обижаться-то? Просто слушаю, до чего вы себя ненавидите. Это скучно, но для меня не оскорбительно.
Он хрипло засмеялся.
— Вы мне нравитесь, — сообщил он. — Давайте выпьем.
— Здесь не буду, дружище. Я вам не пара. Не желаю смотреть, как вы развяжете. Помешать вам нельзя, но и помогать я не обязан.
Он встал.
— Не обязательно пить здесь. Пошли туда. Полюбуемся на избранное общество, в котором приходится вращаться, когда разбогател и переехал к ним поближе.
— Ладно вам, — сказал я. — Бросьте это. Кончайте. Они такие же, как все.
— Ага, — упрямо продолжал он. — Вот в этом-то беда. Кому они нужны такие? Высший класс здешних мест, а чем они лучше шоферни, которая хлещет дешевый виски? Даже хуже.
— Кончайте, — повторил я. — Хотите накачаться — давайте. Но не вымещайте это на других, которые тоже зашибают, но при этом не отлеживаются у доктора Верингера и не сбрасывают в чокнутом виде своих жен с лестницы.
— Ага, — произнес он и внезапно сделался спокоен и задумчив. — Вы прошли испытание, дружище. Не хотите здесь пожить немножко? Большую пользу бы мне принесли просто своим присутствием.
— Не понимаю, какую.
— Зато я понимаю. Просто чтоб вы были здесь. Тысяча в месяц вас заинтересует? Я зверею, когда напиваюсь. Не хочу звереть. Не хочу напиваться.
— Я вам помешать не смогу.
— Поживите месяца три. Я бы кончил проклятую книгу и уехал отдыхать куда-нибудь подальше. Залег бы в горах Швейцарии и очистился душой и телом.
— Книгу? Вам так деньги нужны?
— Нет. Просто раз начал, надо закончить. Иначе мне крышка. Я вас как друга прошу. Для Леннокса вы не то сделали.
Я встал, подошел к нему вплотную и взглянул в упор ему в глаза.
— Я Леннокса довел до смерти, мистер. Его из-за меня убили.
— Чушь. Не сентиментальничайте, Марло. — Он провел рукой по горлу. — У меня эти чувствительные барышни вот где сидят.
— Чувствительные? — спросил я. — Или просто добрые?
Он отступил и наткнулся на край дивана, но удержался на ногах.
— А ну вас к черту, — сказал он ровным голосом. — Нет, так нет. Вы-то тут ни при чем. Просто мне нужно кое-что узнать, до зарезу нужно. Вы не знаете, что это, да, может, я и сам не знаю. Но что-то есть, точно, и мне это нужно узнать.
— Про кого? Про вашу жену? — Он выпятил губу, потом прикусил.
— Кажется, про меня самого, — сказал он. — Пошли, мы ведь выпить хотели.
Он подошел к двери, распахнул ее, и мы вышли.
Если он хотел, чтобы мне стало не по себе, ему это удалось на пять с плюсом.
Когда он открыл дверь в гостиную, в лицо нам ударил гул голосов. Он, казалось, стал еще громче. Примерно на два стаканчика громче. Уэйд стал здороваться направо и налево, и гости как будто обрадовались его появлению.
Но к этому времени они уже обрадовались бы и появлению знаменитого убийцы Фила из Филадельфии с его самодельным топориком. Жизнь превратилась в большое эстрадное шоу.
По пути к бару мы столкнулись с доктором Лорингом и его женой. Доктор шагнул вперед, навстречу Уэйду. Лицо у него было перекошено от ненависти.
— Рад вас видеть, доктор, — дружелюбно сказал Уэйд. — Привет, Линда. Вы где пропадали последнее время? Впрочем, это дурацкий вопрос. Я сам…
— Мистер Уэйд, — произнес Лоринг дребезжащим голосом, — я должен вам кое-что сказать. Просто и решительно. Оставьте мою жену в покое.
Уэйд взглянул на него с интересом.
— Доктор, вы устали. И ничего не пьете. Позвольте вам что-нибудь предложить.
— Я не пью, мистер Уэйд. Как вам прекрасно известно. Я пришел сюда с единственной целью, и теперь она выполнена.
— Что ж, понятно, — сказал Уэйд все так же дружелюбно. — Поскольку вы мой гость, мне сказать нечего — только, что вы, по-моему, слегка рехнулись.
Разговоры вокруг стола притихли. Мальчики и девочки навострили ушки.
Интересное кино. Доктор Лоринг вынул из кармана пару перчаток, расправил, взял одну за палец и сильно хлестнул ею Уэйда по лицу.
Уэйд и глазом не моргнул.
— Пистолеты и кофе на рассвете? — спокойно осведомился он.
Я посмотрел на Линду Лоринг. Лицо у нее
