Павлик рыгнул в кулак.
– У тебя газировка есть? – спросил он.
Грини ткнул пальцем через плечо:
– Сам знаешь, где кухня.
– Есть какие-нибудь догадки по поводу того, кто его прикончил? – не отставал Павлик.
– Члены криминального клана Виньери, – ответил Грини.
– Спасибо, Декс, ты мне очень помог.
– На что не пойдешь ради друга. Так как насчет оперы? Ты действительно разбираешься в музыке?
– Немного.
Грини бросил взгляд на рекламный буклет Нью-Йоркского университета, в котором предлагались образовательные курсы для взрослых.
– Кто написал «Риголетто»? – спросил он.
– Верди.
– Чего?
– Говорю, композитор Верди.
– А «Севильского цирюльника»?
– Россини.
– А «Любовный напиток»?
– Доницетти.
– Черт!
Павлик улыбнулся:
– Не переживай, Декс. Зато я понятия не имею, кто написал «Порги и Бесс».
– Ну ты и здоров, – прошептал толстяк.
– Что? – спросил несколько сбитый с толку Манджино.
– Ты, – снова прошептал толстяк. Он согнул левую руку в локте и ткнул себя пальцем в бицепс. – Ты настоящий здоровяк.
– А, ну да, – кивнул Манджино. – Верно.
Они стояли в ванной гостиничного номера и смотрели в щель на двуспальную кровать, стоящую посреди комнаты. На кровати лежал мужчина. На нем сидела низкорослая блондинка. Одновременно она делала минет второму партнеру, мускулистому крепышу, стоящему сбоку от кровати. Толстяк, стоящий рядом с Манджино, был одет в спортивный черно-красный костюм. Манджино облачился в черные слаксы и белую водолазку в обтяжку.
– Моя жена не возражала бы порезвиться с тобой, – продолжал толстяк.
– Она и сама ничего, – заметил Манджино, глядя, как жена толстяка ублажает одновременно двоих партнеров.
– То есть если ты не против сняться в кино, – продолжал толстяк. – Таково наше единственное условие.
– Нет уж, спасибо. Я как-нибудь обойдусь, – сказал Манджино.
Они любовались зрелищем еще несколько минут. Потом Манджино увел толстяка в соседнюю комнату. Там оба налили себе выпить из импровизированного бара, устроенного на маленьком круглом столике.
– Итак, что ты хочешь? – спросил толстяк у Манджино.
– Групповуху, – заказал Манджино. – Хотя бы двоих мужчин на одну девушку – такое тебе, наверное, легче устроить. Но все должно быть строго между нами. Если удастся, найди черного и белого. Девушка белая.
Толстяк хмыкнул:
– Да… По-моему, получится классно.
– С очень горячей телкой, – добавил Манджино. – Ей двадцать семь лет.
Толстяк наморщил лоб.
– В чем тут фишка? – спросил он, предвкушая удовольствие.
– Она будет под кайфом, – сказал Манджино. – Обдолбанная до чертиков. И не поймет, что с ней делают.
Толстяк поднес палец к губам.
– Но ведь это изнасилование, – испуганно прошептал он. – Не знаю, кто согласится принять участие в подсудном деле…
– А ты не говори ничего своим актерам, – предложил Манджино. – Скажи, мол, так было задумано. Девка сама наширялась.
Толстяк уставился в потолок.
– Хм… – повторил он. – Если даже я и уговорю кого-нибудь сниматься, придется им хорошо заплатить…
Манджино закурил сигарету.
– Разумеется, – сказал он. – И все останется строго между нами, между мной и тобой. А я, со своей стороны, тебя не обижу. Позволю снять кино бесплатно. Предоставлю место для съемок. Что хочешь.
– А если они потом начнут нас шантажировать? – спросил толстяк.
– Не бойся, – уверенно ответил Манджино. – Никто не посмеет. А девушка сама меня просила, чтобы я ее снял. Она танцовщица.
– Зачем нужно накачивать ее наркотиками?
Манджино развел руками и покачал головой.
– Разве ты ни разу не путался с замужней бабой? Перед тем как в первый раз изменить мужу, ей обязательно нужно покурить травки, выпить, чтобы оправдаться перед самой собой за то, чем она занимается. Вот так же будет и в нашем случае. Она говорила, что хочет сниматься в наших фильмах, но в первый раз ее нужно оглушить. Первые несколько раз – она сама меня попросила. Она хочет, чтобы все было похоже на то, как будто ее соблазнили. Как будто сначала она не хочет, а потом захочет. Понимаешь, о чем я?
– А как же Юджин? – начал что-то подозревать толстяк. – Я уже привык вести дела с ним. От него тоже надо все скрыть? Он всегда относился к нам очень хорошо.
Манджино отмахнулся.
– Джин сейчас не в форме. – Он потер кончик носа указательным пальцем. – Нанюхался до чертиков.
Толстяк сочувственно нахмурился:
– Жаль, Юджин мне нравился.
– А ты нравился ему, – поспешил успокоить партнера Манджино. – Но ребята, владельцы отеля, не желают держать в управляющих наркомана. Ты же понимаешь, как бывает.
– Не знал, что он зашел настолько далеко, – покачал головой толстяк. – Я, конечно, догадывался, что он употребляет. Да кто этим не балуется? Но мне казалось, что он удерживается в рамках.
Манджино развел руками:
– Что я могу тебе сказать?
– Кому еще будет известно насчет той женщины? – спросил толстяк, возвращаясь к делу.
– Мне и ее дружку, – ответил Манджино. – Мы вроде как будем ее охранять. Обеспечим ее безопасность. Чего же тебе еще надо?
Толстяк задумался.
– Хм… По-моему, у меня в голове складывается план…
– Ты погоди, вот увидишь ее саму, – пообещал Манджино.
Толстяк прикусил губу.
– Где будем снимать? – спросил он. – Здесь?
– Нет. – Манджино решительно покачал головой. – Давай в каком-нибудь мотеле возле аэропорта. Кеннеди или Ла-Гуардиа. Знаешь, там неподалеку много дешевых мотелей…
– Конечно, – кивнул толстяк. – Но придется снять не один номер…
Манджино сунул в руку толстяку три стодолларовые купюры.
– Снимай, – велел он.
Толстяк сунул деньги в задний карман спортивных штанов и снова оглядел Манджино сверху донизу.
– Ты уверен, что не хочешь трахнуть мою жену? – спросил он.
Манджино хлопнул толстяка по плечу и подмигнул ему.
– Как-нибудь в другой раз, – ответил он.
В тот день рано утром в брошенном доме в районе Челси нашли труп десятилетнего чернокожего мальчика. Перед смертью ребенка в течение нескольких дней насиловали и истязали. Все происходившее снималось на пленку. Убийца оставил на месте преступления видеокассету с записью.
В то утро Павлик заступил на смену один. Его напарник, Декстер Грини, взял неделю отпуска. Павлик поехал на место преступления, и то, что он там увидел, навсегда изменило его жизнь.
Он допросил всех соседей и живущих поблизости людей. Он тщательно изучал материалы дела. В оперативных материалах обнаружил единственную зацепку – описание внешности подозреваемого, которого видел свидетель, бездомный наркоман.
– Он был похож на школьного учителя, – сообщил Павлику свидетель. – Типичный молодой яппи. Аккуратный парень со светлыми волосами и голубыми глазами.
Следующие двадцать восемь часов Павлик провел в местном отделе образования. Он изучал личные дела всех школьных учителей из расположенных поблизости учебных заведений. Дирекция одной дорогой частной школы наняла почасовика, чья внешность вроде бы подходила под описание, данное бездомным наркоманом. Моложавый тридцатилетний Тимоти Уоллер, коротко стриженный, голубоглазый, некоторое время преподавал в той школе английский за тридцать пять долларов в день.
Ему удалось найти Уоллера по одному из двух контактных адресов, оставленных убийцей в школе для переправки ему чеков. В течение следующих двух дней Павлик следил за Уоллером. Пришлось подключить к делу ФБР, потому что в то же время был похищен десятилетний сын богатых жителей Лонг-Айленда. Воспользовавшись материалами, собранными Павликом, ФБР начало собственное расследование.
Через два дня, примчавшись следом за Тимоти Уоллером в заброшенный квартал в Куинсе, Павлик надеялся лишь на одно: что он не опоздал.
На лестнице брошенного дома были установлены видеокамеры. Услышав шаги у себя над головой, Павлик вытащил пистолет и медленно поднялся на второй этаж. Там, в спальне, Тимоти Уоллер оборудовал частную фотостудию. Когда Павлик туда ворвался, Уоллер как раз убирал задник.
– Где ребенок? – крикнул Павлик.
Уоллер медленно повернулся к Павлику лицом и улыбнулся.
– Нашел ты меня, – пробормотал он. – И похоже, как раз вовремя.
– Где ребенок? – повторил Павлик.
– Он жив, – ответил Уоллер. – Радуйся, детектив. Ты определенно спас ему жизнь.
Павлик стиснул зубы.
– Где он? – еще раз спросил он.
– В подвале, – процедил Уоллер. – Здесь мы уже все отсняли.
В подвале Павлик нашел десятилетнего мальчика – голого, связанного, с кляпом во рту. Замученный ребенок лежал на матрасе на кишащем тараканами полу. Он не сводил затравленного взгляда с двери, вздрагивал при каждом шорохе.
