— Спасибо, — поклонился Седлецкий. — Премного благодарен. Однако, не мало ли? За вас орден не жалко, Роман Ильич!
— Эх, Алексей Дмитриевич, — пожевал губами Федосеев. — Профессор же, а никакого, знаете ли, уважения. Хотя бы к возрасту. Трудно вам в жизни придется, вот увидите.
Точно, трудно, подумал Седлецкий. Особенно, с такими, как ты, Роман Ильич…
Мимо площади Чор-Минор они проехали, когда густой терпкий зной уже ощутимо выдавливал влагу из всех пор. Юсуп с Назаром вывернули головы, вглядываясь в предстоящее место работы. Акопов заметил это и добродушно сказал:
— Еще успеете наглядеться. Лучше продемонстрируйте память: как нам отсюда доехать до улицы Карла Маркса?
— Не бери на пушку, водила, — сказал Назар. — Такой улицы в Сурханабаде больше нет. Она называется Искандер-арык.
— За сквериком сверни направо, шеф, — поддержал игру Назар. — Там будет улица Хафизи, ее название не меняли. Доедешь до Комсомольского парка — снова повернешь направо. Там начинается Искандер-арык.
— Молодцы, пять, — сказал Акопов, сворачивая направо.
Так они и покатили от площади Чор-Минор на окраину, от Чор-Минор, бывшей площади Ленина. Нарядные дома, полускрытые деревьями туи и серебристыми ивами, вскоре кончились. Пошли голые кварталы, заставленные стандартными панельными коробками. И дом семнадцать по Искандер-арыку оказался обычным девятиэтажным скворечником, каких сотни тысяч от Душанбе до Сыктывкара. Акопов, мельком глянув на табличку, проехал мимо дома и затормозил на углу, у павильончика «Пиво-воды». Отстоял небольшую очередь, выпил два стакана шипучки с малиновым сиропом — на зависть своим пассажирам. Высмотрел плюгавого бездельника, полирующего кишки разбавленным кислым пивом.
— Отойдем, — сказал Акопов и подмигнул. — Заработать хочешь? Понимаешь, друг, тут одна красавица живет… Когда бываю в городе — заглядываю. Однако уже с месяц не появлялся. Боюсь, муж застукает. Отнесешь записку? Вот тебе денежка. С ответом придешь, еще столько же получишь.
Бездельник глянул в записку и восхитился:
— Русская? Ну, брат, молодец!
Едва посланец удалился, Акопов быстро отогнал такси за угол и приказал Юсупу с Назаром сидеть тихо, мышками, не вмешиваясь ни во что и по возможности не открывая стрельбы.
— Если не придешь, что делать? — спросил Юсуп.
— Наложить в штаны и бежать до самой Москвы, — вздохнул Акопов. — Только я приду. Без проблем.
К павильону Акопов не вернулся, а спрятался за пыльным кустом жасмина неподалеку от подъезда с явкой. Вскоре раздолбленные двери подъезда шевельнулись и наружу выглянул посланец. Без очков было видно, что он напуган. Предчувствие меня не обмануло, подумал Акопов, из Мертвой главы гробовая змея… Бездельник пошел через дорогу к павильону, недоуменно озирая очередь жаждущих пива и газировки. Через минуту, убедившись, что любвеобильного земляка поблизости нет, он выбрался из очереди и покачал головой. Из подъезда тот час же выскочил пожилой человек в полосатом халате, независимо прошелся до угла, постоял, лениво разглядывая улицу, а потом двинулся к павильону.
Акопов двором вышел к машине.
— Поехали дальше со всеми остановками, — сказал угрюмо.
Они так никогда не ловил ворон, выходя на новые связи. А уж теперь, после стычки в поезде… Осторожным и чутким зверем метался Акопов по городу, и в конце концов убедился, что почти все явки, переданные Рахматом, засвечены. Он понимал, что засветка идет не из Ташкента, а из самого Управления, что теперь под большим вопросом оказалась и операция. В подобных случаях надо быстренько добывать обратные билеты. Так на месте Акопова поступил бы любой. Только не Акопов.
— Значит, отсекли, народные умельцы? — спросил он вечереющую улицу. — Ладно. Так и запишите у себя на манжетах. И успокойтесь…
— Не понял, шеф, — сказал Назар. — Ты кому?
Акопов отмахнулся, достал бумажник и покопался внутри.
— Да уж, самое время пообедать, — одобрил Юсуп.
— А заодно и поужинать, — вздохнул Назар.
— Не заработали, — сказал Акопов. — Неправедный хлеб горек, чтоб вы знали.
И вновь тронул машину. Теперь они окраинными переулками, полными пыли и собак, медленно выбирались в предгорья. И когда почти стемнело, когда над городом внизу встало дрожащее марево первых фонарей, они приехали в новый микрорайон Комсомолабад, стоящий на плоской возвышенности. Отсюда город казался абстрактной картиной, начертанной точками светящихся окон и размазанными линиями движущихся фар.
Подрулили к автостоянке, огороженной металлической решеткой. На лавочке перед бетонной будкой зевал толстый дед в цветастом халате, чалме, сдвинутой на затылок и в огромных лаковых калошах на босу ногу. В унисон с ним зевал и всклоченный рыжий пес с надорванным ухом. Оба смотрели в крохотный розарий перед сторожкой.
— Салам алейкум, Убайдулла, — поздоровался Акопов и присел рядом.
— Ваалейкум, — отозвался дед. — Мест нет.
— Это и не удивительно, — сказал Акопов. — Мест везде нет — в гостиницах, в поездах, на стоянках… Народу много развелось, Убайдулла, вот в чем дело. Однако Степан меня уверял, что Убайдулла всегда найдет для друга местечко в своем сердце.
— Так то — для друга, — прищурился старик.
Акопов достал бумажник и протянул деду смятый рубль. Старик молча ушел в будку, а через минуту завизжали воротца. Акопов въехал на стоянку, притер машину неподалеку от сторожки. Старик пронаблюдал, как путешественники споро вскрывают обшивку и дверцы, нагружают сумки.
— Спасибо, — сказал Акопов Убайдулле. — А машина… Очень много на ней пыли. Лучше ее помыть — где-нибудь в озере.
— Помоем, — усмехнулся старик. — Вот твой рубль. Береги его, джан, еще пригодится.
Вместе с рублем Убайдулла передал Акопову ключи на засаленной веревочке:
— Не заблудитесь? Ну, двигайте потихоньку. Через час у меня смена. Потом и поговорим.
— Кто это? — спросил Назар, когда немного отошли от автостоянки.
— Санта-Клаус, — ответил Акопов. — С этой секунды, братцы, укротите здоровое журналистское любопытство. Ясно?
— Так точно, — сказал Назар. — А куда мы идем?
Акопов промолчал. Он уверенно пошел дворами, где в этот вечерний час под редкой сенью молодых чинар ощущалось движение воздуха — с гор потекла прохлада.
…Небольшая однокомнатная квартира выглядела почти нежилой: в углу валялась лишь куча матрасов. Зато холодильник на кухне был набит так, словно в квартире собиралась отсиживаться, по меньшей мере, рота. Когда пришел Убайдулла, стол в кухне был накрыт. Юсуп с Назаром постарались. Нажарили мяса с луком, нарезали помидоров, открыли несколько банок заморских консервов.
— Там и водка есть, — кивнул на холодильник Убайдулла. — Не заметили?
— Не пьем, — сказал Акопов. — Работа начинается, уважаемый.
После ужина Акопов выставил подчиненных с кухни — на горшок и спать! Заварили по-новому чай.
— Как дела у Степана? — спросил старик.
— Не знаю, — сказал Акопов. — Я в его дела не лезу и на него не работаю. Это чтобы было сразу ясно. У меня другие задачи.
— Неважно, — сказал Убайдулла. — Ты привез от него знак, и это главное. Чем помочь?
— Квартира нужна рядом с Чор-Минор. Желательно, здесь…
Акопов набросал план площади на обрывке газеты и поставил в нужном месте крестик. Старик вгляделся и кивнул:
— Будет квартира. Еще что?
Акопов не сразу ответил — сначала сжег план.
— Два десятка людей.
— Это сложнее. У нас как раз намечается одна серьезная операция за кордоном. Но если очень нужно…
— Очень!
— Договорились.
— Понимаю, уважаемый, — вздохнул Акопов, — что выгляжу в твоих глазах нескромным. И даже наглым… Но мне потребуются подставы — до любой железнодорожной станции за пределами республики.
Убайдулла остро глянул на Акопова, пожевал губами:
— Такой вопрос я один решать не могу. Канал общий. Нужно посоветоваться. Втроем пойдете?
— Поодиночке. Моих ребят надо провести хотя бы до Бухары.
— Хорошо, — с кряхтением поднялся Убайдулла. — Спину что-то ломит. То ли к непогоде, то ли к старости. Истинно сказано: вся книга молодости прочтена, увяла жизни ранняя весна…
— Где птица радости? Увы, не знаю, — подхватил Акопов, — куда умчалась, где теперь она.
— С тобой все ясно, — сказал Убайдулла. — Не надо глотать гласные в конце строфы. Давно из Кабула?
— Не очень… Значит, уважаемый, ты и в гласных разбираешься?
— Лет двадцать назад меня выперли из университета… Не туда гнул линию партии в лекциях. Теперь — ни партии, ни ее линии, а я — вот он.
— Так что мы решим с каналом?
— Решим, — неопределенно повел рукой Убайдулла. — Человека, знающего Хайяма, в обиду не дадим. Отдыхайте.
