Соломон вдруг встал, заставив Миффина всплеснуть руками.
— Я хочу, чтобы вы поняли, как серьезно мы относимся к нашим обязанностям здесь, в «Цветущей иве». Если каким-то образом мы можем помочь вам, семье…
— Сейчас вы способны помочь только одним способом, — сказал Соломон. — У кого-нибудь здесь есть хоть какие-то мысли относительно местонахождения Эбби?
Оба покачали головами.
— Мне нужно ее найти.
Он повернулся и вышел.
Кристофер Шеффилд сидел на заднем сиденье черного лимузина и наблюдал сквозь тонированное стекло за тем, как его брат спускается по трапу самолета «Гольфстрим» рядом со зданием компании «Шеффилд авиэйшн». Ветер дул с залива, и бахрома седеющих волос Майкла шевелилась вокруг его лысины. Каждый раз при виде Майкла Криса охватывало беспокойство из-за его собственных редеющих волос. Он вычитал, что облысение наследуется по материнской линии. Вот почему Дон в его возрасте имеет серебристую шевелюру, тогда как в Майкловой плеши можно увидеть свое отражение. Крис пользовался «Рогейном», но сердцем чуял, что его волосы собрали монатки и готовы к отбытию.
Майкл бодро зашагал к машине, размахивая рукой с черным кейсом, а другой приглаживая пышные усы. Крис обратил внимание, что, потеряв волосы, Майкл отрастил усы. Своего рода компенсация.
Он страшно злился на Майкла. Вся эта история была в духе его братца: грандиозные мечты, грандиозные идеи, но слабая проработка дела и жалкие результаты. Велика опасность, что все их планы рухнут у них на глазах.
Порыв ветра залетел в салон, когда водитель открыл заднюю дверцу для Майкла, который упал на сиденье рядом с Крисом.
— Здравствуй, брат. Не ожидал увидеть тебя здесь. Давай-ка выпьем. Я провел в воздухе двадцать часов и выжат как лимон.
Майкл открыл деревянный шкафчик, в котором находился мини-бар, но Крис ногой захлопнул дверцу.
— К черту выпивку. Я приехал сюда, потому что нам надо поговорить. Немедленно.
Двигатель лимузина заработал, и водитель, объехав здание компании, вывел длинный автомобиль на шоссе 101. Нажатием кнопки Крис поднял звукоизолирующую стеклянную перегородку, чтобы водитель ничего не слышал.
— Эбби пока не нашли, — сказал Крис. — Насколько нам известно, она разносит наши секреты по всему городу.
— Она слишком мало знает о Нигере, чтобы растрепать что-то важное.
— Она знала достаточно, чтобы заинтересовать Соломона.
— Осталось всего пять дней, — сказал Майкл. — За это время Соломон ничего не раскопает.
— Будем надеяться, что нет. Если до отца дойдет…
— Расслабься, Крис. Все будет хорошо.
— Ты так думаешь? Ты допустил к информации нашей крупнейшей сделке проклятую наркоманку, а теперь говоришь, что все будет хорошо?
— Насколько я помню, это ты хотел, чтобы я ее нанял.
— Я не предполагал посвящать ее в это. Наркоману доверять нельзя, даже если он член семьи.
— Теперь слишком поздно. Браня меня, ты ничего не достигнешь. Если Эбби сбежала, значит, она вне досягаемости тех, кого следует опасаться. Думаешь, в местном наркопритоне очень интересуются ураном?
— Соломон ее ищет, — сказал Крис.
— Может, он ее не найдет.
— В прошлый раз нашел.
— Говорю тебе, все будет хорошо.
Крис сделал глубокий вдох, медленно выдохнул.
— Может, ты и прав, — сказал он. — Надеюсь на это. Но, возможно, Эбби наименьшая из твоих проблем.
Майкл смотрел в окно. Крис ждал, но брат не оборачивался.
— Грейс вышла на тропу войны, — сказал Крис. — Она наняла в качестве адвоката некую Лусинду Крус, ярую противницу больших корпораций. У нее под прицелом все наши дела. Она и про Нигер выведает.
— У нее ничего не выйдет, — ответил Майкл. — Мы запутаем ее в суде. К тому моменту, когда она сообразит что к чему…
— Нет, черт побери, ты не понимаешь. Даже если мы заблокируем судебный процесс, нам легче не станет. Нужно держать отца в неведении. Если дело выйдет наружу, даже через несколько лет, он никогда нас не простит.
— Он не будет жить вечно, — сказал Майкл.
— Хочешь поспорить? Рассчитываешь, что отец сыграет в ящик до того, как узнает об этом?
— Нет, но…
— Все прямо как в детстве. Ты подбивал нас на всякие дикие шалости, надеясь, что родители ничего не узнают. Заканчивалось тем, что я брал вину на себя, чтобы спасти твою никчемную задницу.
— Сейчас мы играем не в детские игры.
— Это ты верно заметил, — сказал Крис. — На этот раз я не стану тебя покрывать, Майкл. Если отец начнет вычеркивать кого-то из завещания, я не буду тонуть с тобой. Я подам ему авторучку.
— Ладно, ладно. Я понял. Чего ты от меня хочешь?
— Помирись с Грейс.
— Ты шутишь? Да она готова размазать меня по стенке.
— Если нужно пойти на такую жертву…
— Ты что, Крис, неужели ты действительно ждешь, что я за одну ночь спасу свой брак, чтобы отвадить любопытную адвокатшу от нашего бизнеса?
— Именно этого я и жду. Выиграй хоть немного времени.
— Да Грейс, может, не захочет и видеть меня.
— Найди способ унять ее.
— Но как? Если она настроена на развод, как уговорю ее остаться?
— Уговорами тут, пожалуй, не обойдешься, используй любые средства, Майкл. Любые.
Майкл смотрел в окно, рассеянно поглаживая усы. Брови низко нависли у него над глазами. Крис не мог разобрать, сердится брат или просто думает о том, как решить эту проблему. Но в одном он был верен: на сей раз его брат сосредоточился.
Все шло не так, как хотелось бы Жан-Пьеру Шатильону. Взятый напрокат серебристый пикап, покрытый пылью и грязью, выделялся среди изящных городских машин, запрудивших улицы вокруг «Центра Эмбаркадеро».
Они с Робертом Мбоку сидели в пикапе, припаркованном у тротуара на Драмм-стрит напротив главного входа «Центра Эмбаркадеро». Высоко над ними находились офисные помещения корпорации Шеффилдов. Но внизу, на улице, теснились магазины, пестрели вывески, сновали люди. Жан-Пьер прикупил жратвы и кофе в ярко освещенном заведении под названием «У Карла-младшего». Пикап провонял этой пакостью. От кофе Роберт стал раздражительным, и Жан-Пьер занервничал.
Майкл Шеффилд по-прежнему не появлялся. Жан-Пьер и Роберт неоднократно проезжали мимо его дома в Сан-Франциско, даже смотались на север, в имение его отца, но нигде на глаза им не попался человек, фотографией которого их снабдили начальники. Место здесь, у оживленного офисного здания Шеффилдов, для засады не годилось, но, возможно, они хотя бы нападут на след. Разумеется, они не могли знать, воспользуется ли он вообще этим входом. В комплекс небоскребов вели десятки дверей. Жан-Пьер подумал было послать Роберта караулить с другой стороны здания, но Роберт выделялся из окружения еще сильнее, чем их арендованный пикап. На Роберте была ярко-красная рубашка и новехонькие «ливайсы», на четыре дюйма длиннее, чем требовалось. Жан-Пьер попытался объяснить, что он может купить джинсы нужной длины, но Роберт просто завернул штанины до середины икр. Для Роберта, который годами носил одни и те же отрепья, пара американских джинсов, не важно какой длины, была конем, которому в зубы не смотрят.
Со своей иссиня-черной кожей, волосами, похожими на войлок, и кривыми зубами Роберт выглядел абсолютно чужеродным, африканским элементом среди упитанных, здоровых американцев. Вдобавок он на все глазел, таращился на небоскребы, и на мощеные улицы, и на каждого пешехода. В этой поездке Роберт многое испытал впервые: впервые летел на самолете, впервые оказался за пределами Африки, впервые увидел такие высокие здания.
Жан-Пьер много размышлял о Роберте Мбоку, который попал к нему зеленым юнцом, но закаленным бесконечной гражданской войной в Западной Африке. Он часто думал, что Роберт стал бы отличным объектом исследования для психиатра, изучающего влияние беспричинной жестокости на человеческий разум. Сейчас Роберту было чуть за двадцать, и он по-детски благоговел перед современным миром, но, когда нужно было убить, действовал быстро и жестоко.
Насколько мог судить Жан-Пьер, этот сирота помнил себя только с семи лет. Совсем мальцом он прибился к повстанческой армии Чарльза Тейлора в Либерии и проявил себя еще до того, как достаточно подрос, чтобы носить винтовку. Он пережил племенные междуусобицы, охватившие регион, затем, когда Тейлора свергли, ушел на восток. Следовал ли он за Тейлором в изгнание в Нигерию? Бежал от резни, разразившейся после восстания? Кто мог сказать?
То, что Роберт особенный, он понял в первую же их встречу. Жан-Пьер ехал по пыльной окраине Ниамея и остановился в заторе рядом с базаром. Роберт сидел за столиком убогого кафе и жевал кусок горелой курицы. Одет он был в военную форму тускло-оливкового цвета, грязную и рваную. Из штанин торчали босые пыльные ноги.
