Старик улыбнулся и пожал плечами. Без комментариев.
– Вы так и не сообщили, кто вы, – напомнил Болитар.
– Стоун Бакуэлл. – Мужчина протянул руку. – Но все зовут меня Баки.
Майрон обменялся с ним рукопожатием.
– Я отец Линды Колдрен, – объяснил Баки.
Он открыл дверцу небесно-голубого «кадиллака», и они сели в салон. Старик вставил ключ зажигания. Радио заиграло «мьюзек»,[1] хуже того, – «мьюзек», переделанный из старой песни «Дождик капает мне на лицо». Майрон опустил стекло, чтобы поймать побольше воздуха – и побольше шума.
Поскольку на стоянку допускались только члены клуба, дорога была почти свободна. В конце подъездной аллеи они свернули направо и снова направо. Баки сжалился и выключил радио. Майрон откинулся на спинку кресла.
– Что вам известно о моей дочери и ее муже? – спросил старик.
– Почти ничего.
– Вы не поклонник гольфа, мистер Болитар?
– Пожалуй, нет.
– Гольф – удивительный спорт, – заметил Баки. Помолчав, он добавил: – Хотя слово «спорт» к нему не очень-то подходит.
– Да.
– Это игра королей. – Лицо Баки раскраснелось еще больше, а в глазах засияло нечто похожее на религиозный экстаз. Он продолжил приглушенным от восторга тоном: – В мире нет ничего подобного. Представьте – вы один посреди поля. Никакой команды. Никаких помощников. Права на ошибку нет. Чистейшее искусство.
– Ага, – пробурчал Майрон. – Простите, мистер Бакуэлл, я не хочу показаться грубым, но о чем мы, собственно, говорим?
– Пожалуйста, зовите меня Баки.
– Хорошо, Баки.
Старик одобрительно кивнул:
– Я знаю, что вы и Уиндзор Локвуд – не просто деловые партнеры.
– В смысле?
– Вы знакомы уже давно. Были соседями по комнате, не так ли?
– Почему вы постоянно упоминаете Уина?
– Вообще-то я пришел в клуб, чтобы найти его. Но теперь думаю, что так даже лучше.
– Как «так»?
– Побеседовать сначала с вами. Может, потом… ладно, посмотрим. Не следует обнадеживаться.
Майрон пожал плечами:
– Не понимаю, о чем вы.
Баки свернул на дорогу, примыкавшую к игровой площадке и называвшуюся Гольф-Хаус-роуд. Эти гольфисты такие выдумщики!
Поле для гольфа простиралось справа, с левой стороны возвышались роскошные особняки. Через минуту дорога стала поворачивать к одному из них. Это был огромный дом из так называемых речных камней. Почему-то местные жители любили это определение, хотя Уин всегда называл их просто булыжником. Дом окружала белая изгородь, дорожку обрамляли клумбы с тюльпанами и пара кленов. Широкое крыльцо было открыто с правой стороны. Машина остановилась, и несколько секунд они сидели неподвижно.
– Так в чем дело, мистер Бакуэлл?
– У нас трудная ситуация.
– Какая ситуация?
– Думаю, вам лучше услышать это от моей дочери.
Он вытащил ключ и взялся за ручку дверцы.
– А почему вы обратились ко мне? – поинтересовался Майрон.
– Мне сказали, что вы можете помочь.
– Кто сказал?
Бакуэлл нервно завертел шеей. Казалось, его голова крутится на шарнирах. Когда она встала на место, он заглянул Майрону в лицо.
– Мать Уина.
Болитар замер. Сердце ухнуло куда-то вниз. Он открыл рот и закрыл. Бакуэлл вышел из машины и направился к дому. Майрон последовал за ним.
– Уин не станет помогать, – заявил он.
Бакуэлл кивнул:
– Поэтому я сначала обратился к вам.
Вымощенная кирпичом дорога привела их к приоткрытой двери. Бакуэлл распахнул ее настежь.
– Линда?
Линда Колдрен стояла в гостиной перед телевизором. Ее гибкое атлетическое тело было облачено в белые шорты и желтую блузку без рукавов. Стройные ноги, черная челка и сильный загар, подчеркивавший гладкость и упругость мышц, – все выглядело просто великолепно, хотя морщинки вокруг глаз и сухость губ свидетельствовали о том, что ей уже за тридцать. Майрон сразу догадался, что рекламщики обожают эту женщину. Она излучала мощный заряд энергии и красоты, в ней чувствовалось больше силы, чем женского изящества.
Линда смотрела турнир по гольфу. На телевизоре стояло несколько семейных фотографий в рамочках. Ближний угол занимал мягкий диван в форме буквы V. Приличная обстановка для гольфистки. Никаких зеленых ковриков, имитирующих игровое поле, произведений «гольф-искусства», которые едва дотягивают до уровня дурацких картинок с собачками, играющими в покер. Не было даже блестящего кубка с мячиком и подставкой для мяча, свисавшего с оленьих рогов в холле.
Внезапно Линда повернула голову и, скользнув взглядом по Майрону, уставилась на отца.
– Я думала, ты привезешь Джека! – бросила она.
– Он не закончил раунд.
Женщина указала на телевизор:
– Он на восемнадцатом ударе. Ты мог бы подождать.
– Зато я привез мистера Болитара.
– Кого?
Майрон шагнул вперед и улыбнулся:
– Я Майрон Болитар.
Линда прищурилась и опять посмотрела на отца:
– Кто он такой, черт возьми?
– Человек, о котором говорила Сэсси, – объяснил Бакуэлл.
– Кто это – Сэсси? – поинтересовался Майрон.
– Мать Уина.
– Ах да, – пробормотал Майрон. – Конечно.
– Я не хочу его здесь видеть, – отчеканила миссис Колдрен. – Пусть он убирается.
– Линда, послушай меня. Нам нужна помощь.
– Только не от него.
– Они с Уином хорошо разбираются в подобных ситуациях.
– Уин! – фыркнула спортсменка. – Он просто психопат.
– Ага, – вмешался Майрон. – Так вы его хорошо знаете?
Наконец Линда обратила на него внимание. Ее темно-карие глаза впились в его лицо.
– Я не разговаривала с Уином с тех пор, как ему исполнилось восемь, – объявила она. – Но не надо совать руки в огонь, чтобы понять, как там горячо.
– Отличная метафора, – одобрил Майрон.
Она покачала головой и обратилась к отцу:
– Я же просила – никакой полиции. Мы сделаем так, как они скажут.
– Но он не из полиции, – возразил Бакуэлл.
– Ты обещал, что будешь молчать.
– Я говорил лишь со своей сестрой, – запротестовал отец. – Она никому не разболтает.
Майрон почувствовал, как внутри у него что-то напряглось.
– Подождите! – воскликнул он. – Ваша сестра – мать Уина?
– Да, – ответил Бакуэлл.
– Значит, вы – дядя Уина. – Он повернулся к Линде: – А вы – его двоюродная сестра.
Линда Колдрен взглянула на него так, будто он нагадил на пол.
– При подобной сообразительности, – заметила она, – нам просто повезло, что вы на нашей стороне.
Боже, какие все умники!
– Если вам еще что-нибудь непонятно, мистер Болитар, я могу взять большой альбомный лист и набросать генеалогию нашей семьи.
– Надеюсь, картинка получится красивой? – усмехнулся Майрон. – Я люблю яркие цвета.
Спортсменка скорчила гримасу и отвернулась. На экране телевизора Джек Колдрен приготовился к удару с двенадцати футов. Линда замерла, ожидая результата. Все прошло нормально: мяч описал дугу и упал точно в лунку. Зрители сдержанно зааплодировали. Джек достал мяч двумя пальцами и натянул на брови козырек. В кадре появилось огромное табло от «Ай-би-эм». Джек Колдрен вел уже на девять ударов.
Линда покачала головой:
– Вот бедняга!
Майрон оцепенел. Баки тоже.
– Мы ждали этого момента двадцать три года, – добавила она. – И вот дождались.
Болитар покосился на Баки. Линда продолжала смотреть телевизор, пока ее муж не исчез в здании клуба. Потом она перевела дыхание и обратилась к Майрону:
– Дело в том, мистер Болитар, что Джек никогда не выигрывал профессиональных турниров. В последний раз он был близок к этому двадцать три года назад, когда ему стукнуло девятнадцать. Тогда чемпионат США тоже проходил в «Мэрионе». Наверняка вы помните заголовки в газетах.
Да, что-то такое он припоминал. К тому же сегодняшние газеты освежили его память.
– Он утратил лидерство?
Линда хмыкнула:
– Можно и так сказать. С тех пор в его карьере не возникало ни одного яркого момента. Я помню годы, когда он вообще не участвовал в соревнованиях.
– Он потратил уйму времени, чтобы отыграться, – заметил Майрон. – Здесь, на чемпионате США.
Гольфистка бросила на него странный взгляд и скрестила руки на груди.
– Ваше имя мне знакомо, – проговорила она. – Вы играли в баскетбол?
– Верно.
– В молодежной сборной? Университет Южной Каролины?
– Нет, в университете Дюка, – поправил он.
– Да, теперь вспомнила. Вы сломали колено после драфта.[2]
Майрон кивнул.
– И на этом ваша карьера закончилась?
– Да.
– Видимо, вам пришлось несладко.
Болитар промолчал. Линда махнула рукой:
– Все равно это нельзя сравнивать с тем, что случилось с Джеком.
– Почему?
– У вас была травма. Да, плохо, но по крайней мере вы не виноваты. На том турнире Джек вел на шесть ударов, когда до конца игры оставалось шесть лунок. Вы понимаете, что это значит? Это все равно что выигрывать десять очков за минуту до свистка в финале «НБА». Или прозевать слэм-данк[3] на последних секундах матча и проиграть чемпионат. Позднее Джек уже никогда не был прежним. Он так и не сумел восстановиться. Все следующее годы он только ждал реванша.
