Они оставили машину у бара на углу 146-й улицы и Сент-Николас-авеню.
Окно комнаты Чинка на четвертом этаже выходило на Сент-Николас-авеню. Он выбрал для комнаты черно-желтую гамму и обставил ее в ультрасовременном стиле. Ковер был черным, стулья желтыми, тахта покрыта желтым покрывалом, комбайн — телевизор плюс радиола — был черным снаружи и желтым изнутри. Шторы были полосатые, черно-желтые, а комод и туалетный столик черными. У проигрывателя лежала стопка пластинок — джазовая классика. Проигрыватель работал: Кути Уильямс исполнял соло на трубе в «Садись на поезд» Дюка Эллингтона. На подоконнике открытого окна вовсю крутился большой вентилятор, втягивая в комнату выхлопные газы, пыль, жаркий воздух, а также громкие голоса проституток и пьяных, толпившихся перед баром внизу.
Чинк стоял у окна в свете настольной лампы. Его лоснящееся желтое тело было совсем обнажено, если не считать голубых боксерских трусов. Из-под трусов виднелся край большого красно-лилового шрама — след ожога кислотой.
Куколка стояла в центре комнаты и отрабатывала танцевальные па. На ней не было ничего, кроме черного лифчика, черных нейлоновых новых трусиков и красных туфель на высоком каблуке. Она стояла спиной к окну, глядела на свое отражение в зеркале на туалетном столике. Она там отражалась как раз до начала ляжек и на фоне тарелок с остатками обеда, принесенного из ресторана на первом этаже — фасоль и тушеные потроха, — выглядела так, словно ее тоже подали к столу в виде кушанья — только без ног. Под просвечивающими трусиками на ягодицах отчетливо виднелись три шрама.
Чинк рассеянно смотрел на ее покачивающиеся ягодицы и говорил:
— Не могу этого понять. Если Вэл и правда думал получить от Джонни десять тысяч и не вешал тебе на уши лапшу…
— Что с тобой? — вспылила Куколка. — По-твоему, я уже не в состоянии понять, когда мне говорят правду, а когда нет?
Чуть раньше она рассказала Чинку о своем разговоре с Джонни, и теперь они прикидывали, как бы лучше на него надавить.
— Сядешь ты наконец или нет? — прикрикнул на Куколку Чинк. — Не могу сосредоточиться…
Он замолчал и посмотрел на дверь. Куколка застыла на месте, не доделав пируэт.
Дверь тихо открылась, и в комнату вошел Могильщик. Пока Чинк и Куколка стояли и дивились, он подошел к окну и опустил жалюзи. Тут же в комнату вошел и Гробовщик, прикрыл дверь и оперся о нее.
Могильщик примостился на столике у окна, там, где стояла лампа.
— Продолжай, друг, — сказал он. — Так что ты там говорил?..
— Почему вы вламываетесь ко мне без спроса? — взъярился Чинк. Его желтое лицо потемнело от злости.
Вентилятор бился о жалюзи и страшно шумел. Могильщик протянул руку и выключил его.
— Что ты сказал, парень? — спросил он. — Я не расслышал.
— Он недоволен, что мы не постучались, — пояснил Гробовщик.
Могильщик развел руками.
— Твоя хозяйка сказала, что у тебя гостья, но мы решили, что в такую жарищу вы вряд ли будете заниматься чем-то этаким…
— Послушайте, легавые, — завопил Чинке перекошенным от ярости лицом, — вы переступили мой порог без спросу, а это все равно, как если бы вломились ко мне грабители. Я имею право вынуть пистолет и продырявить вам головы.
— Не очень разумное желание для человека, которого первым обнаружили на месте убийства, — сказал Могильщик.
Гробовщик подошел к комоду, выдвинул верхний ящик и, порывшись под стопкой носовых платков, извлек «смит-вессон» 38-го калибра.
— У меня есть на него разрешение! — запальчиво выкрикнул Чинк.
— А то как же — твои белые дружки в клубе, где ты поишь их виски, охотно оказали тебе такую услугу.
— Да, а теперь я попрошу их заняться вами, черномазые легавые.
Гробовщик положил «смит-вессон» обратно и начал было: «Послушай, сволочь», — но Могильщик его перебил:
— Ладно, Эд, не надо так сердиться. Ведь эти двое не какие-нибудь черные негритосы, как мы с тобой.
Но Гробовщик уже так разозлился, что не воспринял шутку. Он продолжал кричать Чинку:
— Ты выпущен под залог, но ты главный свидетель. Мы тебя можем упрятать в любой момент обратно за решетку. Мы пошли тебе навстречу, а за это ты нагло врешь. Не хочешь говорить здесь, так поговоришь у нас в «Стукачином гнезде».
— Значит, если я протестую против вашего хамства здесь, в моей комнате, вы можете отвести меня в участок и хамить там совершенно безнаказанно, — злобно проговорил Чинк. — Да после этого ты и есть чудовище Франкенштейна, которому на людей начхать.
Обожженное кислотой лицо Гробовщика исказила гримаса ярости. Не успел Чинк закрыть рот, как он сделал два шага в его сторону и врезал ему так, что тот полетел на тахту. Гробовщик двинулся к тахте, чтобы отлупить его револьвером, но Могильщик схватил его за руку.
— Это я, Могильщик, — сказал он примирительным голосом. — Не надо калечить парня. Послушай меня, Эд.
Потихоньку лицо Гробовщика обмякло, желание калечить и убивать оставило его.
— Он дерьмо и подонок, — продолжал Могильщик, — но не надо его убивать.
Гробовщик сунул револьвер в кобуру, молча вышел из комнаты и постоял в коридоре. По его лицу текли слезы. Когда он вернулся, Чинк сидел на тахте и мрачно курил.
Могильщик ему втолковывал:
— Если ты соврал насчет ножа, то мы тебя распнем, парень.
Чинк молчал.
— Отвечай, гад! — крикнул Гробовщик.
— Я ничего не знаю ни о каком ноже, — буркнул Чинк.
Могильщик не смотрел на своего партнера. Куколка забилась в угол кровати и сидела на краешке с таким видом, словно та в любой момент могла взлететь на воздух.
Внезапно Гробовщик спросил ее:
— Какой рэкет вы замышляли с Вэлом?
Куколка подскочила так, словно кровать действительно взорвалась.
— Рэкет? — тупо переспросила она.
— Ты прекрасно знаешь, что такое рэкет, — не отпускал ее Гробовщик. — Тебе ли не знать!
— Это вы в том смысле, торговал он наркотиками или нет, да? Нет, он никогда ничего такого не позволял.
— На что же вы, птичка, собирались жить? На твое жалованье хористки, или ты собиралась еще немного подрабатывать на стороне, крутя задницей?
Куколка была слишком напугана, чтобы изобразить возмущение. Она слабо возразила:
— Вэл был джентльменом. И еще Джонни обещал дать ему десять тысяч на винный магазин.
Чинк обернулся к ней, источая жгучую ненависть. Но детективы молча смотрели на нее, внезапно окаменев.
— Я сказала что-то не то? — испугалась она.
— Нет, это мы уже слышали, — сказал Могильщик, покосившись на Гробовщика.
— Она это все сочинила, — быстро сказал Чинк.
— Заткнись, — оборвал его Гробовщик.
— Мы все никак не можем взять в толк, с какой стати? Джонни — настоящий игрок и на такой блеф не поддастся.
— Ну во-первых, Вэл — брат Дульси, — гнула свое Куколка. — А кроме того, что плохого в винном магазине?
— А то, что Вэлу все равно не дали бы лицензии, — пояснил Могильщик. — Он отсидел год в тюрьме штата Иллинойс, а согласно закону штата Нью-Йорк, лица с уголовным прошлым не имеют права на такие лицензии. Джонни и сам сидел, а значит, не мог открыть магазин на свое имя. Стало быть, им нужен был бы кто-то третий, на имя которого и был бы открыт магазин. Прибыль пришлось бы делить, и ни Вэлу, ни Джонни не удалось бы забирать все себе.
Могильщик объяснял, а глаза Куколки расширялись, пока не превратились в чайные блюдца.
— Он мне поклялся, что Дульси обещала достать ему деньги. А я знала, что он не врет. Он был у меня на крюке.
Следующие полчаса детективы допрашивали Куколку и Чинка о прошлом Дульси и Вэла, но ничего нового не обнаружили. Уже уходя, Могильщик сказал:
— Не знаю, в какую игру ты играешь, киска, но по крайней мере ты отвела все подозрения от Джонни. Он, конечно, парень крутой и может убить под горячую руку, но Вэла зарезали с холодным расчетом. К тому же раз известно, что он хотел вытрясти из Джонни десять тысяч, убивать его Джонни — все равно что оставить на месте преступления свою визитку. Джонни не такой простачок.
— Ничего себе! — воскликнула Куколка. — Я объясняю, почему Вэла мог убить Джонни, а вы переворачиваете все вверх тормашками и говорите, что именно поэтому он тут ни при чем!
— Лишнее свидетельство глупости всех легавых, — хмыкнул Могильщик.
Детективы вышли в холл, закрыв за собой дверь. Коротко переговорив с хозяйкой, они направились к двери и вышли.
Чинк и Куколка молчали, пока не услышали, как хозяйка запирает парадную дверь. Но детективы, выйдя из квартиры, тотчас же в нее вернулись. Пока хозяйка запирала дверь, они расположились у двери комнаты Чинка. Через тонкую деревянную перегородку им было прекрасно слышно все, что говорилось в комнате.
Чинк вскочил и стал кричать на Куколку:
— Какого хрена ты рассказала им о десяти тысячах! Идиотка!
