Чинк вскочил и стал кричать на Куколку:
— Какого хрена ты рассказала им о десяти тысячах! Идиотка!
— Да ну тебя! — отмахнулась от него Куколка. — По-твоему, я должна была выходить за нищего?
Чинк схватил ее за горло и приподнял с тахты. Услышав, как чье-то тело гулко ударилось об пол, детективы переглянулись. Гробовщик вопросительно поднял брови, но Могильщик покачал головой. Вскоре они услышали сдавленный голос Куколки:
— За что ты хочешь меня убить, мерзавец?
Чинк отпустил ее и подошел к холодильнику за бутылкой пива.
— Ты выпустила гада из ловушки, — упрекнул он Куколку.
— Если не он убивал, то кто же? — удивилась она, но, заметив выражение его лица, только и сказала: — Ой!
— Кто бы ни убил, роли сейчас не играет, — сказал Чинк. — Мне надо знать одно: что он знал про Джонни.
— Я тебе сказала все, что мне известно.
— Слушай, дрянь, если ты что-то скрываешь… — начал Чинк, но она его перебила:
— Это ты от меня что-то скрываешь. Я рассказала все, что знаю.
— Свои подозрения лучше держи при себе, — угрожающе буркнул Чинк.
— Я буду молчать, — пообещала она и тут же пожаловалась: — Ну почему мы с тобой ссоримся? Нас же не волнует, кто убил Вэла, верно? Наше дело — придумать, как вытрясти из Джонни деньги. — В ее голосе появились доверительные и даже любящие нотки. — Милый, продолжай на него давить, он не выдержит и поддастся.
— В этом можешь не сомневаться, — пообещал Чинк. — Я буду давить на него, пока не выдавлю его нервы.
— Только не перетруждайся, милый, — сказала Куколка, — потому что с нервами у него как раз порядок.
— Этот мерзавец меня не пугает, — отозвался Чинк.
— Ой, ты посмотри, который час! — воскликнула Куколка. — Мне надо бежать. Я и так опаздываю.
Могильщик кивнул головой в сторону двери. Оба сыщика на цыпочках подошли к ней, а хозяйка тихо их выпустила.
— На днях мы получим ответ из Чикаго, — сказал Могильщик. — Интересно, что они там раскопали.
— Не опоздать бы, — вздохнул Гробовщик.
— В цепочке нет одного звена, — сказал Могильщик. — Что Вэл раскопал про Джонни и почему это стоило десять тысяч. Если бы мы знали, все бы стало на свои места.
— Да, но, пока цепочка не связана, собачка бегает на воле, — сказал Гробовщик.
— Что бы нам не помешало, так это как следует напиться, — сказал Могильщик другу, а тот потер свою обожженную кислотой щеку и сказал негромко:
— Это святая истина.
В 23.32 Джонни остановил свой сверкающий «кадиллак» на Мэдисон-авеню, вылез и, свернув за угол, направился по 124-й улице, а там прошел в дверь и поднялся по своей личной лестнице на второй этаж в клуб.
На черной стальной двери было выведено «Тихуана».
Он нажал кнопку справа от ручки, и тут же в отверстии в букве «у» появился глаз. Дверь отворилась, и Джонни вошел в кухню трехкомнатной квартиры.
Худой лысый коричневый человек с мягкими повадками, в штанах цвета хаки и линялой фиолетовой рубашке «поло» сказал:
— Плохи дела, Джонни. Две смерти одна за другой.
— М-да, — отозвался тот. — Как идет игра, Набби?
Набби ткнул культяшкой левой руки, ампутированной выше кисти, в ладонь правой и сказал:
— Нормально, Никель за всем приглядывает.
— Кто выигрывает?
— Я не смотрел. Я принимал ставки на сегодняшние бега в Йонкерсе.
Джонни принял ванну, побрился и переоделся в розовую рубашку и светло-зеленый шелковый костюм.
На стене зазвонил телефон. Набби хотел было снять трубку, но Джонни остановил его:
— Я отвечу.
Звонила Мейми Пуллен. Она хотела узнать, как чувствует себя Дульси.
— Допилась до бесчувствия, — сообщил Джонни. — Я оставил с ней Аламену.
— А ты как?
— Пока живой. Ложитесь спать и не беспокойтесь.
Когда Джонни повесил трубку, Набби сказал:
— Ты что-то не в форме, босс. Почему бы тебе не отправиться в свое гнездышко? А мы уж приглядим за делами.
Джонни молча двинулся к своему кабинету в первой из двух спален, слева от кухни. Там был старомодный письменный стол с убирающейся крышкой, маленький круглый столик, шесть стульев. Комната напротив содержала в себе большой стол и являлась запасным игорным залом.
Джонни аккуратно повесил свой пиджак на вешалку рядом со столом, открыл сейф и вынул пачку денег, перевязанную коричневой бумажной лентой, на которой было написано: «1000 долларов».
За кухней была ванная, а затем холл заканчивался входом в большую гостиную с трехоконной лоджией, выходившей на Мэдисон-авеню. Окна были закрыты, и шторы задернуты.
Вокруг большого, обитого сукном круглого стола сидело девять человек. Они и играли в карточную игру под названием «скин».
Кид Никель тасовал только что распечатанную колоду. Это был приземистый коротышка с коротко стриженными волосами, красными глазами и лицом в оспинах. На нем была красная шелковая рубашка.
Джонни вошел в комнату, бросил на стол пачку и сказал:
— Я займусь сам, Кид.
Кид Никель встал и уступил ему свой стул.
Джонни похлопал рукой по пачке:
— Вот свежие денежки, никем не запачканные.
— Эх, мне бы они достались, — ухмыльнулся Дурной Глаз Льюис.
Джонни стасовал колоду. Сидевший справа от него Караул снял.
— Кто тянет? — осведомился Джонни.
Трое игроков вытащили из колоды по карте, показали их друг другу во избежание совпадения, а потом выложили перед собой рубашкой вверх.
Джонни потребовал по десять долларов за участие в игре, Теперь нужно было сказать «да» или «пас». Все трое сказали «да».
В скине масти значения не имеют. Бубны, червы, трефы и пики равны между собой. Все дело в достоинстве карты. В колоде карты тринадцати достоинств — от туза до короля. Следовательно, в игре участвуют тринадцать карт. Каждый выбирает себе карту. Когда из колоды открывается карта того же достоинства, игрок проигрывает. Его карта отправляется на «свалку». Она «падает».
Смысл игры в том, чтобы твоя карта упала позже, чем карты твоих соперников. Если игрок, скажем, выбирает семерку, а карты прочих достоинств выйдут по два раза до того, как появится следующая семерка, игрок получает весь банк.
Джонни бросил на стол верхнюю карту из колоды лицом вверх. Она упала перед Доком, сидевшим напротив Джонни. Это была восьмерка.
— Моя беда, — сказал Дурной Глаз.
— Моя беда — только смерть одна, — отозвался Док. — Давайте ваши деньги.
Игроки передали ему ставки.
Джонни выровнял колоду и поместил ее в специальную коробочку, открытую с одной стороны, с отверстием для большого пальца, чтобы можно было выталкивать карты.
Себе он сдал тройку.
Зашелестели карты, они шлепались на стол лицом вверх в дымном освещении, и воздух то и дело оглашался тихими проклятиями. Всякий раз, когда карта падала, игрок платил проигрыш и выбирал новую карту из колоды.
Тройка Джонни так и не «упала» ни разу за всю сдачу. Он поставил двенадцать раз по десять долларов и заработал сто тридцать.
Вдруг в комнату, размахивая пачкой денег, ввалился Чарли Чинк.
— А ну-ка пропустите мастера! — сказал он пьяным голосом.
Сидевший спиной к двери Джонни и не подумал обернуться. Он перемешал колоду, выровнял ее и положил на стол.
— Сними-ка, — сказал он одному из партнеров.
Игроки поглядели на Чинка, потом на Джонни, потом вообще перестали глядеть по сторонам.
— Не понимаю, почему мне не дают поиграть? — удивился Чарли.
— Все, у кого есть деньги, имеют право на игру, — ответил Джонни. — Пони, уступи место игроку.
Пони встал, и на его стул плюхнулся Чинк.
— Сегодня мне должно повезти, — сказал Чинк, швыряя пачку денег на стол перед собой. — Я хочу выиграть десять тысяч. Что, друг Джонни, готов ты расстаться с такой суммой?
Снова игроки посмотрели сперва на Чинка, потом на Джонни, а потом уставились на свои карты.
На лице Джонни не дрогнул ни один мускул. Голос его тоже не изменился.
— Я играю только на выигрыш, парень, — сказал он. — Это знают все. В моем клубе ты можешь играть, пока у тебя есть деньги, а если выиграешь, все останется у тебя. Ну, кто тащит? — спросил он партнеров.
Никто не протянул руку к колоде.
— Не надо меня пугать, — сказал Чинк и вытащил карту из-под низу.
Джонни объявил, что ставка — сто долларов. Когда Чинк внес деньги, у него осталось лишь девятнадцать долларов.
Джонни открыл даму. Док сказал «да».
Чинк поставил десятку против дамы.
Выпала вторая дама.
— «Черный червяк гложет мне сердце», — пропел кто-то из игроков.
Чинк забрал десять долларов Дока.
Джонни сдал себе тройку пик.
— Молния не бьет дважды в одно место! — изрек Дурной Глаз Льюис.
— Не надо молнии, дружище, — сказал Караул. — Мы в самом центре грозы.
