— Какое странное замечание. Большинство мужчин никогда не обратили бы на это внимания. — Шарон взяла из моих рук стакан и уселась на пластиковую кушетку, подобрав под себя ноги, привалилась к спинке и улыбнулась. — Назвать квартиру на Манхэттене своим домом у меня язык не поворачивается, но ведь надо же где-то жить. У меня даже желания не возникает украшать ее всякими безделушками, которые женщины обычно рассовывают по всем углам. Я жду.
— Чего, если не секрет?
— Настоящего дома.
Я покрутил лед в стакане и снова попробовал напиток.
— А ты, оказывается, оптимистка. И кого же ты собираешься тряхнуть?
Озорная улыбка заиграла на ее губах.
— Я уже помолвлена, так что имею право на оптимизм.
— Придется отдаться парню целиком, котенок. Он возьмет тебя всю без остатка.
— Да, я знаю.
Шарон расправила ноги, встала с кушетки и медленно подошла ко мне. Руки ее скользнули вверх по моему телу, обняли меня за шею, влажные губы томно раскрылись.
— А разве тебе не хотелось бы взять меня всю без остатка, Дог?
Поцелуй был очень необычный, медленный, спокойный, а потом вдруг появилось чувство, будто два магнита притягиваются друг к другу все крепче и крепче, и нет сил разжать их. Ее разгоряченное тело таяло у меня в руках, и от него исходили волны страсти и безумного желания. Узел на блузке развязался, и я почувствовал, как ее тепло окутывает меня, а из прекрасных губок вылетел глубокий стон.
Когда мне наконец удалось отстранить ее от себя, дыхание мое было слишком частым и сбивчивым, и понадобилось немало усилий, чтобы обрести полный контроль над своим голосом.
— Ты же помолвлена. Или забыла? — откашлялся я.
— Бывают времена, когда я с легкостью могу выбросить это из головы.
Я завязал узел на блузке под прекрасными полушариями ее грудей:
— Заканчивай возбуждать меня, а то я начинаю чувствовать себя одним из тех придурков, которые толпились у Уолта. Мне пора уходить.
— Можешь остаться, если хочешь.
— Не могу.
— Почему? — Шарон явно издевалась надо мной, а на губах у нее снова заиграла прежняя, озорная улыбка.
— Да вот открывашку с собой не захватил, — сказал я.
— Могу одолжить.
И тут мы разом расхохотались, и Шарон подала мне плащ. У дверей я остановился, приподнял за подбородок ее личико и поцеловал ее на прощание, так, слегка. Я снова заглянул в огромные карие глаза и глубоко вздохнул:
— Малейшие неприятности с твоей стороны, и тебе несдобровать, крошка.
— Великолепно! Ловлю тебя на слове.
— Я вовсе не это имел в виду, — рассмеялся я.
— Значит завтра? — спросила она.
— Завтра.
* * *
Не успел я войти в квартиру, как звук включенного на полную мощность телевизора ударил мне по ушам. На экране мелькали военные кадры фильма конца сороковых. Ли развалился на полу, обложившись мягкими подушками и выпивкой. Рядом стояла до верху набитая бычками пепельница. Я подошел и ткнул его ногой в бок. Ли вздрогнул, повернулся, и я увидел, что взгляд у него совершенно остекленел. Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять, кто я такой, а когда этот факт дошел до него, он с облегчением вздохнул и расслабился.
— Дружище, смотри, куда идешь.
Я подошел к бару и налил себе газировки.
— Что теперь?
— Нет, ничего, абсолютно ничего. Никто не мог подойти к этой Касс и на пушечный выстрел, а тебе потребовалось всего пять минут, чтобы эта неприступная скала сама подхватила тебя под руку и повела прочь. Как ты сумел провернуть такой фокус, Дог?
— Просто я вежливый.
— Хрень собачья! Не знаю, что уж у тебя в самом деле на уме, но ты заставил всех обратить на себя внимание. Прямо орел среди цыплят! Теперь ты уже никакое не пустое место. — Ли рыгнул, прикончил свое пиво, швырнул банку в мусорное ведро, но промахнулся. Потом с трудом поднялся на ноги и стоял, покачиваясь из стороны в сторону. — Дик Лаген звонил кому-то.
— Как мило с его стороны.
— Насчет тебя.
— Великолепно, — бросил я.
Ли состроил рожу и качнулся в сторону кресла.
— Слушай, Дог, когда этот малый что-то затевает, он не сдается. Я не все понял из его разговора, но он пытался разнюхать что-то по поводу тебя и «Баррин индастриз».
— Ну и?
— Если ты собираешься что-то предпринять, то поторопись.
Я допил свой лимонад и начал стаскивать с себя одежду:
— Это еще почему?
— Потому что если у тебя есть что скрывать, можешь об этом забыть. Он получил одобрение своего синдиката и готов кинуться в атаку. У этих газетчиков контракты по всему миру и...
— Выбрось это из головы, Ли, — прервал я его тираду. — Если ему потребуется моя биография, я готов собственноручно написать ее для него.
— В этом-то я как раз и не сомневаюсь. Только вот много ли там будет правды?
— Ее там вообще не будет.
— Я так и думал. — С минуту Ли глазел на свои руки, а потом вытер лицо. — Дог... давай оставим все это дерьмо, скажи мне, у тебя неприятности?
— Главная неприятность состоит в том, что мы вообще родились на свет. — Я аккуратно сложил плащ, повесил его на спинку стула и начал расстегивать рубашку.
Взгляд Ли упал на шрамы на моем теле, и глаза его полезли из орбит.
— Дог, — нервно облизал он губы, — ты знаешь, что за этой квартирой ведется наблюдение?
— Кто сказал?
— Швейцар, Денни... он бывший коп. Вычислил их сегодня днем. Я услышал, как он говорил об этом Кларенсу, когда тот заступал на смену. Послушай, никто и никогда не следил за этим зданием до твоего появления. Даже когда проститутки проводили в пентхаусе свою операцию. Кстати, эти парни не из полиции.
Я подошел к телефону, снял трубку и набрал номер. Когда знакомый голос ответил мне, я спросил по-испански:
— Чет, это ты приставил ко мне хвост?
И хотя я вытащил Чета Линдена из постели, он был совершенно бодр и адекватен.
— Угу, — услышал я его ответ. — Решили подержать тебя под колпаком, пока полностью не убедимся. Хорошо порезвился с этой маленькой блондиночкой, Дог? Если тебе понадобится разузнать что-нибудь насчет нее, то я готов хоть сейчас рассказать тебе.
— Друг, вы же не станете мне надоедать, правда? — В голосе моем послышалась скрытая угроза.
— Конечно нет, Дог. Что ты!
— Тогда дай отбой. Когда в следующий раз я соберусь пойти куда-нибудь, то все равно оторвусь от них. А если увижу их во второй раз, пусть пеняют на себя. Если же это случится в третий раз, тут уж не обессудь, я возьмусь за них всерьез, а потом доберусь и до тебя.
— Быстро меняешь свое мнение, Дог.
— Давай не будем портить друг другу жизнь, Чет. Это тебе не любительский театр. Кому, как не нам с тобой, знать это. Так что, отзываешь хвосты?
Последовало минутное молчание, а следом за ним вопрос:
— Что собираешься делать?
— Завтра встречаюсь со своей семьей. Потом, наверное, вернусь сюда. Буду рад дать тебе знать, если, конечно, ты не обрубишь этот номер.
— Ты же не собираешься поиметь меня, Дог?
— Чет, если я решу сделать это, ты даже не узнаешь.
— Ладно. Мы сохраним этот номер.
— Чет...
— Да, Дог?
— Что ты оставил на закуску?
Он хрюкнул, и я как наяву увидел ухмылку на его лице.
— Что, еще не совсем растерял мозги?
— Выкладывай, малыш.
— В Париже суматоха. Кое-кто из твоих бывших знакомых пытается вычислить твое место пребывания. Очень скоро они все поймут и возьмут след.
— Черт возьми, меня ведь совсем нетрудно найти. Я воспользовался своим личным паспортом и вернулся тем же путем, каким и уезжал.
Я снова услышал хрюкающий смех Чета:
— Это-то как раз и сбило их с толку. Им и в голову не приходит, что ты мог выкинуть такое. Маскировка — лучше не придумаешь.
— Тогда скажи им, где я.
— Да, конечно. Не слишком заморачивайся по этому поводу, Дог. Ты же знаешь, в каких условиях приходится работать.
Чет напоследок еще разок хрюкнул в трубку и дал отбой. На физиономии Ли застыло тревожное выражение. Он никак не мог взять в толк, что происходит.
— Скажи мне только одну вещь, Дог, — выдавил он наконец. — Не стоит ли мне начать переживать за свою задницу?
Вопрос был слишком хорош, чтобы оставить его без внимания.
— Это вряд ли.
Губы Ли побелели, он нервно сглотнул и шатаясь побрел в свою спальню.
— Надо же! «Вряд ли»! — хмыкнул он. — Господи ты боже мой!
Мы все втроем уселись в заднее отделение лимузина. Нет, не на заднее сиденье. В отделение. Оказывается, когда дело доходило до того, чтобы побаловать себя роскошью, Лейланд Хантер ни в чем себе не отказывал. Он устроился в кресле, специально созданном по его собственному проекту, и начал лениво раскачиваться в нем, самодовольно улыбаясь нам с Шарон, словно ребенок, который хвастается своей новой игрушкой.
— Нравится?
— Я недооценивал тебя, всемогущий Хантер, — восхитился я.
— Цветной телевизор, — постучал он по дверке рядом с собой. — Бар выдвигается прямо из стены с вашей стороны. И вина в нем отменные. Радио, холодильное отделение для льда...
