— Пожалуйста, Марк. Она хочет поговорить с тобой.
— Дай ей трубку.
— Это ей не по силам, Марк. Пока не по силам.
Пожалуйста, приходи.
— Как только смогу… если смогу, — ответил я. — Я должен поговорить с Шамбрэном.
— Но не с ее мужем, — предупредила Шелда.
Хочешь остаться без головы — начни улаживать отношения между мужем и женой. Шамбрэн мог бы и не говорить мне об этом. Но он согласился, что один из лучших способов не дать пожару разгореться вновь-вернуть Жульет Жирар мужу. По меньшей мере Жирар успокоится, зная, где она и что с ней.
Да и мне самому следовало выскользнуть из-под прицела настойчивых репортеров.
Квартира Шелды в восточной части Семидесятых улиц — одна из тех жемчужинок, что можно найти в перестроенных домах этой части города. Она находится на первом этаже, фактически даже на пару ступеней ниже уровня улицы, в нее ведет отдельный вход. Вполне вероятно, что раньше в ней располагалась кухня особняка, разделенного теперь на квартиры. С квартирой Шелде достался и маленький садик, который она обожает. Там у нее скамейка под ярким тентом, декоративные елочки в деревянных кадках и много цветов, меняющихся от месяца к месяцу. Шелда утверждает, что выращивание цветов — ее хобби. Правда, в последнее время в сад она выходит редко, потому что рядом строят новый дом, ревут машины, летит пыль и грязь. Квартира состоит из большой гостиной, кухни, спальни и ванной. Идеальные условия для незамужней девушки. Шелда самоуверенно заявляла, что только квартира удерживает ее от замужества, хотя я ей этого и не предлагал.
Она встретила меня у двери, на пару минут задержала в крохотной прихожей. Чувствовалось, что она взволнована.
— Не знаю, много ли тебе известно о Жульет.
— Достаточно, — ответил я.
— Это такое потрясение для нее, Марк… Я про драку…
— Ты могла бы пожалеть и меня, — я коснулся синяка на челюсти.
— Идиот! Она разрывается надвое. Между мужем и Салливаном.
— Это ее проблема, а не наша, — возразил я. — Я даже не знаю, правильно ли ты поступила, приведя ее сюда.
— Я не могла ее оставить, Марк!
— Чего ты от меня хочешь?
— Помоги ей!
— Ну, давай выясним, чем я могу помочь.
Жульет сидела на уголке большой тахты. Перед ней на столике стояла чашка кофе, бутылка бренди и пустая рюмка.
— Я рада, что вы смогли прийти, мистер Хаскелл, — низкий, хрипловатый голос Жульет оказывал на меня магическое действие, — Шарль не знает, что я здесь и что вы пошли ко мне?
— Я ему не говорил.
Она наклонилась вперед.
— Все, что я сказала в вашем кабинете, мистер Хаскелл, — правда. Я останусь с Шарлем. Но перед тем, как я вернусь к нему… перед тем, как поговорю с ним… я должна увидеться с Диггером.
— Так повидайтесь с ним, мадам Жирар. Или вы просите у меня совета?
— Нет… нет.
— Вот и хорошо. Потому что я не могу вам советовать.
— Но вы же друг Диггера!
— Мне кажется, вы поспешили с выводами, мадам Жирар. До вчерашнего утра я не встречался с Диггером. И в баре «Трапеция», где вы увидели нас, мы впервые оказались вдвоем за одним столиком. Я слышал его историю, а некоторое время назад свою интерпретацию случившегося изложил нам ваш муж.
Можно сказать, что я одинаково хорошо знаю вас троих, а вернее, совсем вас не знаю.
— Тогда вам известно о моем отце? О том, за что он боролся? О причине его смерти?
— Да.
— Вы встречались с Полем Бернарделем?
— Полчаса назад я вышел из его номера.
— Он очень опасный человек, мистер Хаскелл, — она поникла головой. — Вы живете в Америке в полной безопасности, занимаетесь своими делами, выпиваете с друзьями, вы можете любить и смеяться, не оглядываясь по сторонам. И вам трудно понять, что творится во Франции. Мой муж и я, мой отец, Диггер, мы жили под постоянной угрозой насильственной смерти. Отца изрешетили пулями. Во Франции идет настоящая война. Причем обе стороны называют себя патриотами, действующими из самых благородных побуждений. Обе стороны вдохновляет один и тот же призыв: «Франция должна быть спасена!» Ваш президент, мистер Хаскелл, может путешествовать по всей стране и даже выезжать за рубеж. Его охраняет ваша секретная служба, защищает от нападения какого-нибудь психа. Нашего президента может убить человек, сидящий рядом с ним на званом обеде, — важный промышленник, известный поэт или писатель, знаменитый ученый. Каждая сторона настроена только на победу, не признавая никаких правил, никаких ограничений. Возможны любые крайности. Кто прибег к террору, чтобы не допустить независимости Алжира, нанести поражение политике де Голля? Честнейшие люди, лучшие офицеры французской армии, бизнесмены, стремившиеся поставить на ноги пошатнувшуюся экономику страны. В нормальных условиях, мистер Хаскелл, эти люди отшатнулись бы от торговли наркотиками, отвергли бы саму идею извлечения прибыли из несчастья наркоманов. В нормальных условиях они направили бы свои усилия на борьбу с этим злом. Но условия далеки от нормальных. Им нужны деньги, чтобы продолжать борьбу. Им нужны пушки, автоматы, пистолеты, патроны, которые можно купить только за деньги. Они думают, что делают все это ради Франции, заставляют себя прибегать к таким методам, заставляют себя свыкнуться с убийствами. Все это делается ради Франции!
— Из вас получится отличный адвокат.
— Нет! Я их не защищаю. Я только хочу, чтобы вы поняли, мистер Хаскелл! Когда я говорила у вас в кабинете, что Диггера необходимо убедить прекратить поиски убийцы моего отца, то сразу почувствовала, о чем вы подумали. Мелодрама!
Романтическая женщина, которая так и не пришла в себя после смерти отца. Ничего такого не может произойти в Америке, тем более в роскошном «Бомонте».
— Уже произошло, — ответил я. — Убили Мюррея Кардью.
Она коротко глянула на меня.
— Есть какая-то связь?
— Вполне возможно.
— Тогда вы меня поймете. Вы мне верите?
— Думаю, что да.
— Значит, вы мне поможете, — ее глаза широко раскрылись.
— Диггер ввязался в эту историю только из-за меня! Исход политической борьбы во Франции не имеет для него особого значения. Но чем дольше он будет искать, тем ближе подойдет к точке, откуда возврата нет. Если он получит доказательства, которые откроют истинное лицо Бернарделя, его убьют без малейшего колебания, как убивают муху, жужжащую на оконном стекле. Он должен понять, что я верю ему, и просто отступить, пока еще не поздно.
— Ваш муж полагает, что Диггер воюет на другой стороне баррикады.
— Бедный Шарль. У него все преломляется через ревность.
— Что вы от меня хотите?
— Приведите сюда Диггера. Дайте мне возможность убедить его. А потом я вернусь к Шарлю.
— Разумеется, он вам поможет, не так ли, Марк? — вмешалась Шелда.
— Не пойму, в чем должна заключаться моя помощь, мадам Жирар. Вам надо снять трубку, позвонить в «Бомонт», попросить найти Диггера и пригласить его сюда.
— Но он не придет, если вы не уговорите его.
— Он влюблен не в меня. Не нужно вовлекать в ваши отношения ни меня, ни Шелду. Я лишь могу обещать, что постараюсь избегать встреч с вашим мужем. Я не хочу стоять между вами и не хочу впутывать Шелду.
— Я останусь с вами, Жульет, — возразила Шелда.
— Ты пойдешь со мной. Мадам Жирар и Салливан должны все решить сами. Ты и так слишком много знаешь.
— Много знаю?
— Разве тебе не приходило в голову, что кое-кто может разделаться с нами точно так же, как и с Кардью?
Стоял чудный день, и мы с Шелдой пешком прошлись до «Бомонта». Она все еще протестовала. Настаивала, что не следует оставлять Жульет одну.
— Ты сказал, что я слишком много знаю. Она-то знает гораздо больше. Ей, должно быть, известно все, что знал ее отец.
— И в течение этих трех лет ей удалось остаться в живых.
Послушай, дорогая, благодаря тебе никто не знает, где она спряталась. Если мадам Жирар не может довериться Диггеру, то не поверит никому.
— Но уж ему-то она может довериться! — негодующе воскликнула Шелда.
— Ее муж так не думает.
— Ее муж… чудовище!
— Отнюдь. Просто он любит женщину, которая влюблена в другого. Это больно. Но мне кажется, что Жирар — глубоко порядочный человек. И очень жаль, что он и Салливан не могут работать вместе. Они составили бы отличную пару. А теперь вернемся к нашим делам. Бери под свою опеку показ мод в «Зеленой комнате» и позволь пятидесяти миллионам французов самим распутывать их политические интриги.
— Марк?
— Что?
— Иногда ты меня удивляешь.
— Я ничего не прячу в рукаве.
