Вся эта метаморфоза произошла настолько быстро, что Люсик влез в новую шкуру совсем неподготовленным. И теперь его чувства пребывали в полном беспорядке, быстро и хаотически меняя окраску – как в калейдоскопе.
Люсик, который совсем еще недавно мухи не мог обидеть, теперь готов был не колеблясь расправиться с Фиалкой. В ее облике ему виделся весь женский род – то, что он терпеть не мог, что в нем вызывало органическое отвращение.
Пожалуй, впервые за всю свою жизнь он испытал непередаваемо восхитительное чувство упоения властью. Властью безграничной, пусть и на таком крохотном пространстве, как этот остров. Он завоевал (да, завоевал! Люсик в этом совершенно не сомневался) право безнаказанно казнить и миловать своих товарищей по несчастью, и никто – НИКТО! – кроме Малеванного, не мог ему перечить.
Но и вор уже не казался Люсику непререкаемым авторитетом. Малеванный был хлипче и слабее его, а потому неожиданно возвысившийся в собственных глазах Люсик лишь делал вид, что повинуется распоряжениям вора. На самом деле он был готов в любой момент выйти из подчиненного состояния.
Гараню будто заклинило. В отличие от Фиалки он лежал тихо и смирно. Алкогольный синдром уже прошел, но состояние заторможенности осталось. Он никак не мог сообразить, с какой стати Малеванный и Люсик связали его и Фиалку и что они будут делать с ними дальше.
Тем временем заговорщики закончили завтракать и начали вершить «суд». На этом опять-таки настоял вор, которому страсть как хотелось хоть раз в жизни побыть на месте прокурора.
Люсик смирился с его задумкой без особой охоты. Он считал, что лишние разговоры никому не нужны. Но Малеванный хотел соблюсти хотя бы видимость законности.
– Тэ-экс… – Вор критическим взглядом окинул связанных недругов. – Вот вы и влипли, голубки.
– С-собаки… – прошипела сквозь зубы Фиалка.
– Но, ты! – вскипел Люсик и сильно пнул ее ногой под бок. – Молчи и слушай, что тебе говорят… тварь.
– Как видите, кореша, конвой у нас строгий… – Малеванный хохотнул. – Так что советую язык не распускать.
Фиалка обожгла его гневным взглядом, хотела было еще что-то сказать, но, взглянув на Люсика, который злобно щерился, словно оголодалый шакал, благоразумно промолчала.
– Вот так оно будет лучше, – с удовлетворением сказал вор. – А теперь слушайте и внимайте. Мы тут решили на нашем толковище, что вы должны свалить. Верно я говорю? – Малеванный остро взглянул на Самуся и Крошу.
Бомж опустил голову и промычал что-то невразумительное – он панически боялся вора, а Кроша ответила пустым взглядом, в котором застыло полное безразличие к происходящему.
– Как видите, народ сделал свой выбор, – с удовлетворением констатировал Малеванный. – Нам не нужны смутьяны. Поэтому приговор будет следующим… – Он сделал эффектную паузу и продолжил: – Вы покидаете нас, и чтобы вашего духу здесь не было. Иначе… – Вор многозначительно умолк.
– Что – иначе? – наконец подал голос и Гараня.
– А вот он тебе объяснит, – не без задней мысли ответил Малеванный, указав на Люсика, который пенился от непонятной злобы.
– Объясню… – угрюмо осклабился Люсик и подошел к Гаране. – Иначе я тебе кишки выпущу.
С этими словами он полоснул мачете по обнаженной груди Гарани. Тот коротко охнул и заскрипел зубами.
– Что вы делаете, ублюдки?! – вскричала Фиалка.
– Ты давно нарываешься… – Вид крови, хлынувшей из пореза на груди Гарани, подействовал на Люсика, как сильный наркотик на наркомана. – Придется тебе объяснить кое-что…
– Лукьян!!! – Вор едва успел перехватить на замахе руку Люсика с мачете. – У тебя что, крыша поехала?! Оставь их в покое. Пусть катятся на все четыре стороны.
Люсик попытался вырваться из цепких объятий Малеванного, но не смог.
– Вы еще об этом пожалеете… – злобно буркнул он, остывая.
Малеванному очень не понравились слова Люсика, но он не подал виду, лишь отложил их в своей памяти. Вор никогда не действовал под влиянием сиюминутного порыва.
– Все, разборка закончена, – веско сказал Малеванный и развязал сначала Фиалку, а затем Гараню. – Вы свободны. Валите по холодочку. Но к нам сюда – ни ногой. Понятно?
– Понятно, – ответила Фиалка, смерив его с ногдо головы уничижающим взглядом. – Чего ж тут не понять… Отдайте нам мачете. Без них мы не проживем в джунглях и недели.
– А это уже ваши проблемы, – отрезал вор. – Мачете вы не получите. Так решил народ. Все, базар закончен. Покеда.
Гараня, который до этого стоял совершенно спокойно, будто проснулся. Не обращая внимания на Люсика, державшего мачете наготове, он неожиданно быстрым и резким движением заехал Малеванному по физиономии.
Вор упал. Гараня бросился на него коршуном, и они начали кататься по песку, награждая друг друга тумаками.
Люсик, вместо того чтобы броситься на подмогу Малеванному, подскочил к Фиалке с явным намерением раскроить ей голову. Вскрикнув от страха, девушка со всех ног бросилась бежать и вскоре скрылась в джунглях.
Тогда раздосадованный Люсик возвратился к дерущимся, но его помощь уже не понадобилась: тяжело дыша, вор оседлал Гараню и молотил его кулаками с таким видом, словно месил тесто.
– Отойди! – рявкнул Малеванный на Люсика, который с маниакальным блеском в глазах начал пинать Гараню ногами. – С него и так достаточно.
Он встал, отряхнулся и почти беззлобно сказал, обращаясь к окровавленному Гаране:
– Канай отсюда, придурок. И запомни: еще раз затеешь бучу, сделаем тебе секир-башка.
Гараня выплюнул сукровицу и, слегка пошатываясь, медленно побрел к зарослям. Эмоциональный взрыв, закончившийся дракой, отобрал у него последние силы.
Малеванный с удовлетворением ухмыльнулся и покровительственно похлопал Люсика по плечу.
– А ты, оказывается, орел… – Вор подмигнул Люсику и обернулся к остальным «новым робинзонам», исполняющим роль зрителей: – Эй, братва, чего носы повесили?
Его вопрос повис в воздухе, так как вслед за ним последовала немая картина, достойная пера классика, – и Малеванный, и Люсик остолбенели в нелепых позах. И было отчего – Самусь исчез, словно растворился в воздухе. Можно было подумать, что бомжа прибрала нечистая сила.
Гараня, не выбирая дороги, бездумно брел сквозь джунгли, пока хватало сил. Это и с мачете было нелегким занятием, так как местами лианы сплетались в настоящую сеть, через которую мог прорваться разве что слон.
В конце концов Гараня, споткнувшись о корневище, упал и погрузился в состояние, близ сое к потере сознания. Он был выжат как лимон, и ему хотелось умереть.
Гараня лучше, чем кто бы то ни было, понимал, что изгнание из коллектива означает одно – близкую смерть. Одному человеку в джунглях выжить очень сложно, а если вдобавок ко всему он еще и безоружен, то практически невозможно. Для этого нужно быть специалистом-профессионалом по выживанию в экстремальных условиях. А Гараня таковым не являлся.
Так стоит ли бороться за жизнь, которая давно ему опостылела? Гараня коротко вздохнул и закрыл глаза, твердо решив, что не сдвинется с этого места, пока не очутится там, откуда нет возврата…
Очнулся он от забытья из-за теплого дождя, который бурно изливался на его лицо. Не открывая глаз, почувствовавший неожиданную жажду Гараня попробовал языком дождевые капли на вкус и с удивлением констатировал, что они соленые. Что за чудеса?!
С трудом подняв свинцовые веки, Гараня увидел над собой лицо Фиалки. Она одновременно плакала и смеялась.
– Ты чего? – тихо прошелестел Гараня.
– Я думала, что не найду тебя… живым…
– Ну, нашла, – безразлично сказал Гараня. – И что теперь?
– Как – что? – Слезы на щеках девушки высохли моментально. – Уйдем отсюда подальше, найдем хорошее место, обустроим… В конце концов, два месяца на необитаемом острове – не такой уж и большой срок. К тому же мы будем вдвоем. А вместе мы – сила.
– Ага, – скептически ответил Гараня. – Богатырская сила.
– Зачем ты так?..
– Не обижайся… Алена… – Гараня, кряхтя, как столетний старец, сел и прислонился спиной к дереву. – Не обижайся на правду. Я должен тебе это сказать. Если мы все же выживем, то это будет настоящее чудо. А чудес в нашей жизни, как ты, надеюсь, успела убедиться, не бывает.
– Ты не можешь, не имеешь права так говорить!
– Почему?
– Потому что мы еще молоды и должны жить, – твердо заявила Фиалка.
– Убийственная логика… – Гараня слабо улыбнулся. – А точнее – чисто женская. Не знаю, как тебе, а мне моя жизнь опротивела. И давно. Какая разница, где умереть, пьяным в подворотне или на этом острове?
– А обо мне ты подумал? Гараня невольно опешил.
