— Ты один? — спросил Беглер, проходя в небольшую аккуратную гостиную.
— Кроме меня да кошки — никого. Ну и времечко ты выбрал для визита! Пожар у вас, что ли?
— Кошка-то небось двуногая? — Беглер знал, что Хеггер особенно неравнодушен к блондинкам.
Хеггер пожал плечами:
— Ладно. Если дело срочное, пошли пройдемся. — Он с сожалением покосился на дверь спальни. — А я-то эту киску только-только раскочегарил… неделями как ледышка была. Давай побыстрее, а то она опять заморозится.
— Я подожду на улице.
Через десять минут они уже разговаривали в машине. Услышав имена, Хеггер сказал:
— Гадюки. Зазеваешься — тяпнут так, что сразу в гроб. И кто-то их здорово прикрывает. Я тебе все расскажу, что знаю. Сколько дашь?
— Двадцать зеленых.
Хеггер хихикнул:
— Высади меня. Прогуляюсь домой пешком, это, говорят, полезно.
Беглер остановил машину и похлопал Хеггера по плотной груди.
— Двадцать долларов, я сказал. А вздумаешь финтить — поедем в управление. Я не шучу — дело слишком серьезное. В управлении отдам тебя Ольсену. Забыл, как переспал с его дочкой пару месяцев назад? Он пока не в курсе, но я все ему распишу.
Хеггер сразу сник.
— Я тут ни при чем, — забормотал он. — Она сама лезла… прямо изнасиловала меня.
— Вот и объяснишь все Ольсену, прямо этими же словами. — Беглер вытащил из бумажника два банкнота по десять долларов. — Говори.
— Оба — профессиональные убийцы. Киган раньше был сутенером, а Силк чуть не с детства этим промышляет. У них квартира на Бельвью-авеню, последний этаж в доме 196. Сейчас они работают на кого-то с бешеными деньгами. Я слыхал, что этого парня зовут Джонатан Линдсей. Присягнуть не возьмусь, но источник верный.
— Знаешь что-нибудь про этого Линдсея?
— Ничего. — Хеггер потряс головой. — Просто имя слышал.
— Что еще знаешь?
— Все уже рассказал. С такими мерзавцами связываться — себе дороже. Не ровён час, сожрут, а я хочу жить долго. Так что больше мне сказать нечего, сержант.
Беглер достаточно давно знал Хеггера и понял, что из него больше ничего не выжмешь. По крайней мере, он выудил новое имя — значит, можно копать дальше.
— Не много выложил за мои денежки, — упрекнул он Хеггера, подвозя его к дому.
— Выйдешь на этого парня — еще благодарить меня будешь, — отозвался тот, — я тебя никогда не подводил.
— Смотри, как бы твоя кошка тебя не поцарапала.
— Ладно, переживу. — Хеггер резво побежал к дому, проворно семеня короткими ножками.
Нона Джейси, Кунц и Линдсей стояли у входа в пещеру, изогнутую под прямым углом. Под потолком горели четыре мощные электрические лампы.
— Вперед, мисс Джейси, — напутствовал ее Линдсей, — не волнуйтесь. Мы будем близко. Действуйте как договорились. Помните, мы слушаем каждое ваше слово.
Нона взяла себя в руки. Горячей, потной ладонью Кунц коснулся ее плеча:
— Пора.
Огромные размеры пещеры удивили девушку. В дальнем углу Нона увидела кровать, стол, четыре стула и шезлонг. Девушка шла медленно, как бы с опаской. Ее фигура отбрасывала длинную тонкую тень.
Хотя Пол Форрестер сидел в шезлонге совершенно неподвижно, Нону охватил страх. Нона не раз слышала про ученого самые жуткие вещи. По слухам, доктор застал своего ведущего ассистента Джека Лидбитера в постели с собственной женой и зверски зарезал его. Чтобы связать Форрестера, как поговаривали, потребовалось пять человек. Они схватили его, когда он рвался в ванную, где закрылась его жена, сорвавшая голос от крика. Впрочем, ей мало кто сочувствовал.
Доктор Кунц подробно поведал Ноне о состоянии Форрестера. Она отдавала себе отчет, что идет к человеку, который может неожиданно впасть в буйство. Нона знала, что Линдсей и Кунц неподалеку, но все же побаивалась. Сумеют ли они прийти на помощь вовремя, если ученый нападет на нее?
Горел яркий свет. Руки Форрестера покоились на коленях. В черных волосах блестела седина, виски были почти белые. Лицо осунулось, но в сущности Форрестер мало изменился с тех пор, как она видела его перед отъездом в Вашингтон, примерно два с половиной года назад: внушительный мужчина лет сорока, с грубоватыми чертами лица, густыми черными бровями и раздвоенным подбородком. Нона всегда восхищалась его терпением, добротой и невероятной работоспособностью.
В нескольких шагах от шезлонга Нона остановилась. Сердце у нее отчаянно колотилось.
Ученый скользнул по ней безразличным взглядом.
— Доктор Форрестер, это я, Нона…
Ничего не выражающие глаза внезапно оживились.
— Нона! Вы ли это?
— Да.
Ученый, улыбаясь, встал:
— Что вы здесь делаете? Я рад вас видеть… по крайней мере хоть одно знакомое лицо… Похоже, я живу в кошмарном сне… — Форрестер огляделся. — Эта пещера… Как я сюда попал? Вы знаете, где мы?
Нона поняла, что Кунц был прав: ее появление вернуло Форрестеру душевное равновесие. Она не без труда поверила в это чудесное превращение, по крайней мере приветливость ученого развеяла ее страхи.
— Доктор Форрестер, вы были серьезно больны, — произнесла она нерешительно заранее заготовленную Кунцем фразу. — Нас поместил здесь мистер Уоррен по соображениям безопасности.
— Это ведь пещера? Как необычно! Да садитесь же, Нона. Расскажите подробнее, почему Уоррен решил перевести нас сюда.
Нона примостилась на краешке стула. Форрестер опустился в шезлонг.
— Доктор, вы заболели, не помните? У вас был провал памяти. Мистер Уоррен хочет, чтобы вы продолжили работу над формулой. Поэтому мы здесь.
Ученый нахмурился и потер лоб:
— Формула… какая формула?
— Формула ZCX, — ответила Нона, наблюдая за его реакцией.
— А, эта… — Черные брови взлетели вверх. — А вы сказали про нее Уоррену? — В голосе Форрестера звучал упрек.
— Ничего другого мне не оставалось. Врачи нашли у вас серьезную и затяжную болезнь. Меня несколько раз допрашивали. Поэтому, вы понимаете, пришлось рассказать.
Нона чувствовала, что отступает от инструкций Кунца, но он сам разрешил ей действовать по обстоятельствам.
— Итак, Уоррену известно о формуле… — Лицо Форрестера снова затуманилось. — У него она есть?
— Да.
— Тогда зачем я им нужен? Пускай разбираются как хотят.
— Но они не могут подобрать ключ к шифру, — негромко произнесла Нона.
Форрестер улыбнулся:
— Полагаю, что и не смогут. Знаете, Нона, у меня пропал интерес к формулам, разработкам, шифрам… Они меня утомляют. Я счастлив жить так, как живу. Видели ли вы Tea? Она спрашивала обо мне?
Услышав последний вопрос, Линдсей вопросительно посмотрел на доктора Кунца. Тот кивнул и прошептал ему на ухо:
— Сработало, я был уверен в этом. Он выражается вполне разумно, раньше такого не было. Надо еще раз поговорить с девушкой. Мне войти к ним?
Линдсей подумал и кивнул:
— Ладно. Делайте, что считаете нужным.
Кунц появился в тот момент, когда Нона отвечала:
— Не знаю, доктор Форрестер. Я ее не видела.
— А вы в курсе, где она? Я ведь…
При виде Кунца лицо ученого мгновенно застыло как гипсовая маска. Доктор изобразил на лице добродушную улыбку:
— Мистер Форрестер, вы, наверное, меня помните. Я — доктор Кунц, ваш лечащий врач. Очень приятно, что вы наконец поправились.
Пустые, холодные глаза Форрестера ясно показали, что ничего из сказанного врачом он не понял. Он снова впал в прострацию.
Кунц сделал Ноне знак уйти. Она бросила прощальный взгляд на ученого, мгновенно утратившего всю свою живость. Ее сердце сжалось от отчаяния, и она вышла.
Линдсей, наблюдавший всю сцену, одобрительно улыбнулся девушке:
— Превосходно, мисс Джейси. Вам многое удалось. Пройдемте в вашу комнату, если это можно так назвать, и обсудим дальнейшие действия.
Они зашагали по тускло освещенному туннелю. В пещере Линдсей вынул из кармана сложенную газету и подал ее Ноне.
— Читайте, что натворил Форрестер, — тихо сказал он. — Убил санитара. Скажите ему об этом завтра и покажите газету. Важно, чтобы до него дошло: обратной дороги нет. Либо он работает на нас, либо ему придется снова отправиться в лечебницу. Через некоторое время мы сможем вывезти его из страны. В Москве его ждет большое будущее. Там умеют ценить таких людей, как доктор.
Нона почти не слушала. Она с ужасом читала про убийство Фреда Льюиса. Потом с вызовом посмотрела на Линдсея:
— Я не верю этому! Я убеждена, что доктор Форрестер…
Линдсей покачал головой:
— Верите или не верите, это не так уж важно. Главное, что верит полиция, верят люди. А теперь слушайте меня внимательно…
Капитан Террелл приехал в управление ровно в восемь утра. Он привык спать мало. Шесть часов крепкого сна, плотный завтрак — и он опять в форме. Этим он отличался от Джо Беглера, который был большим любителем поспать.
