— Это обязательно?
— Ваша жена?
— Нет. Доктор, если речь идет об опасности для жизни, то, конечно, нужно везти в больницу. Но это очень нервное, чувствительное создание. Ее фамилия Уэбб. Сегодня вечером обнаружили труп ее брата.
Он поднял одну бровь.
— Что-то слышал.
— Я выполняю поручение Джаспера Йомена. В связи с его делом познакомился с этой девушкой. Если она попадет в больницу из-за попытки самоубийства, это наложит отпечаток на всю ее жизнь. Но если воспримет событие как несчастье, которое может случиться с каждым, для нее будет лучше. Разумеется, если ее жизнь вне опасности.
Прислонясь к раковине, он нахмурился. Открыл было рот, но тут доставили кофе. Наверное, это помогло ему решиться, и он понимающе кивнул, соглашаясь:
— Я ввел ей возбуждающее. Попробуем, удастся ли заставить ее ходить.
Мы поставили ее на ноги. Я надел на девушку свой халат, доходивший ей до пят, затянул пояс. Доктор влепил ей три звучные пощечины, прокричал в ухо:
— Вы должны ходить! Пошли! Шагайте!
Она повисла на мне всем телом. При ходьбе голова ее моталась, ноги подгибались.
— Неплохо, — сказал доктор, — пусть не останавливается. Вливайте в нее кофе, не давайте спать. Если понадобится, снова суньте под холодный душ. Заставляйте говорить. Пусть считает до сотни. Или повторяет алфавит. Что угодно. Я могу на вас положиться?
— Непременно.
Он оценивающе смерил меня с головы до ног.
— Я приеду в четыре утра. Если все пойдет нормально, можно будет уложить спать. К тому времени она станет молить о сне.
— Большое спасибо, доктор.
— Вы неплохо действовали до моего прихода. Я загляну к дежурному администратору. Иногда бывают осложнения — вы ведь зарегистрировались как одиночка. — Он впервые улыбнулся. — Произнесу магическое имя — Йомен, и они оставят вас в покое. Вот номер моего телефона. Если исчезнут реакции, сразу звоните. Я ведь тоже рискую. Нет, нет, не останавливайтесь. Только ходить!
Подойдя к двери, он в некотором смущении поднял на меня глаза:
— Это очень красивая девушка…
— Я не страдаю некрофилией, доктор.
Точный термин, похоже, успокоил доктора. Вздернув голову, он удалился. А я с девушкой продолжал мерить комнату в длину и ширину. Волочил ее, стараясь, чтобы раз от разу все больше опиралась на собственные ноги, подхватывая, если была готова упасть. Хлестал по щекам и тряс. Заливал в нее горячий кофе, совал под душ. Ее все чаще сотрясала резкая дрожь. Но в чувство не приходила — выглядела как бездушный предмет. Утомительные и безрезультатные усилия. Безвольно двигалась, куда ее тащили, что-то бормотала так невнятно, что нельзя разобрать ни слова. Голова моталась из стороны в сторону.
Долго, больше часа, я саркастически тешил себя замечанием доктора о том, какая это красивая девушка. Она была словно из теста, опухшая, бессильная, с синюшным лицом, мокрыми, слипшимися волосами, трясущейся челюстью, сквозь щелочки век тускло проглядывали пустые глаза. Когда я поставил ее в ванну, на струю воды она реагировала, как покорный поросенок, — мочилась стоя. Мне же удалось влить в нее огромное количество кофе. При ходьбе я легко удерживал ее одной рукой. И вдруг наступила перемена. Когда она стала засыпать, я в очередной раз сунул ее под душ, придерживая за плечи. Появилась реакция. Тело выпрямилось, от холодной воды прогнулась спина, напряглись мышцы. И тут я осознал, как прекрасно это женское тело — гладкое, округлое, крепкое; безупречные бедра, грудь и впалый живот подчеркивали изящество сложения. Несколько поспешнее, чем прежде, я обмотал ее влажным халатом. Она продолжала дрожать, и я счел это достаточным основанием, чтобы не повторять водные процедуры.
Около трех ночи, чтобы ускорить ее возвращение к жизни, я решил устроить еще одно испытание. Держалась она как пьяная, бормотала, недовольно ворчала. Но все еще не осознавала себя и не воспринимала меня. На двери ванной с наружной стороны висело зеркало. Поставив перед ним Изабелл, я развязал на ней пояс и отшвырнул в сторону соскользнувший халат. Она тупо смотрела на отражение в зеркале. Хорошо мы выглядели там оба: длинный, костлявый Макги, а перед ним совершенно нагая девушка — босая, изящная, с небольшими, упругими грудями, между гладкими, нежными линиями бедер — мягкий, темный клинышек курчавых волос. Слипшаяся прядь волос закрывала ей один глаз. Ухмыляясь изображению в зеркале, прижав губы к ее уху, я произнес:
— Посмотри на ту красивую девушку! Видишь! Видишь эту красавицу?
Веки ее по-прежнему были полуопущены. Пошатнувшись, она вздохнула и вдруг широко раскрыла глаза. Тело ее напряглось. Слегка наклонясь. Изабелл одной рукой прикрыла живот, а другой — грудь. Потом с яростным шипением повернулась лицом ко мне.
— Ну как, красивая девушка? — снова спросил я.
— Что… что ты со мной делаешь? — Лицо ее покрылось меловой бледностью.
Я швырнул ей халат.
— Стараюсь вернуть тебя к жизни.
Торопливыми, неловкими движениями она надела халат, завязала пояс.
— Но ведь… ведь я выпила все!
— Да, дорогая; именно это ты сделала.
— Джон умер.
— Пошли еще пошагаем!
Она не сдвинулась с места, пока я не подступил к ней, тогда потащилась по комнате, Подозрительно поглядывая на меня.
— Я устала, Тревис.
— Давай шагай!
— Который час?
— Больше трех. Шевелись побыстрее!
— Пожалуйста, дай мне прилечь на минутку. Ну пожалуйста!
— Шагай как следует.
— Господи, ты такой безжалостный! Мне плохо. Мне ужасно плохо! Мне нужно лечь. Действительно нужно!
— Не пойдешь сама — заставлю!
Я сидел в изножье постели. Изабелл старалась держаться в недосягаемости. Как только она замирала и глаза закрывались, я, потянувшись, хлопал пониже спины, это ее взбадривало.
Начала хныкать, упрашивать — я оставался неумолим. Притворялась, что теряет сознание, но тут же приходила в себя, стоило мне начать стягивать с нее халат. Осыпала меня ругательствами — я и не подозревал такого богатого словарного запаса. Бранилась, фыркала, плакала, притворялась, упрашивала. Но — ходила. Да, ходить не переставала.
Ах, и в самом деле была достойна сожаления тоненькая, закутанная фигурка, эти глаза с темными кругами пылали ненавистью ко мне, она давилась кофе, я для нее был насильником, и хотелось бы знать, почему я не дал ей умереть. Ей незачем жить. И почему она должна терпеть насилие, затрещины, тычки, почему я ею помыкаю, унижаю ее? Да, моя дорогая, придется терпеть. Ты только шагай! Только двигайся!
Доктор вернулся в четверть пятого. Сообразив, кто он, Изабелл осыпала его возмущенными возгласами и угрозами. Совершенно не обращая на это внимания, он невозмутимо осмотрел ее, удовлетворенно бормоча что-то. Она сидела на кровати.
— Я требую соблюдать мои права! — воскликнула Изабелл. — Вызовите полицию!
Доктор, мило улыбаясь, ткнул ее розовым пальцем в плечо. Опрокинувшись навзничь, девушка вздохнула и стала тихонько, размеренно похрапывать. Он велел мне поднять ее, разобрать постель, и я уложил ее, хорошенько укрыв одеялом.
— Теперь все уже позади, — довольно сказал он. — Очаровательная юная дама. Может, всего этого и не требовалось, но слава Богу, опасность миновала.
— Сколько я вам должен?
— Первый визит да сейчас… думаю, ста долларов достаточно.
Я выложил деньги, справившись, как долго ей нужно спать.
— Сколько захочет. Если проспит до полудня — прекрасно. Вы останетесь здесь?
— Я совсем выдохся, а она так и так уже вконец скомпрометирована.
В окнах проступил рассвет, я накинул на дверь цепочку, почистил зубы и, поцеловав ее в лоб, улегся рядом. Теперь ничто в ней меня не раздражало. Я гордился и восхищался ею. Добрый самаритянин Макги, ангел-хранитель женщин, оказавшихся в опасности. Возникло странное чувство покровительства. Теперь ты принадлежишь мне, дорогая детка, и в будущем я не потерплю никаких глупостей. Слышишь?
В полдень меня разбудил телефон. Я схватил трубку, стараясь не потревожить Изабелл. Девушка спала, повернувшись ко мне спиной; укутанная желтым одеялом, она казалась совсем маленькой, виднелась лишь темная копна волос.
Звонил Джас. Я попросил минутку подождать: она показалась мне подозрительно безжизненной. Обойдя постель, нагнулся — Изабелл спала сладким сном. Я опять взял трубку.
— Ну, как у вас дела, Джас?
— Вы еще только встаете?
— У меня была бурная ночь.
— Что случилось?
— Потом расскажу.
— Ну… как у меня… не знаю. Начинаешь думать, если что-то подтолкнет. У кого есть основания для такой ненависти? Ночью я размышлял об этом. Даже список составил. С ненавистью ведь как бывает: возможно, те, о ком и не подумаешь, что могут возненавидеть, потому что ты для них столько сделал, может, они-то как раз и ненавидят тебя больше других?
