— Замечательно!..
— Да, в самом деле, он очень мил. Ну, что сказали в Кливленде?
— Ты имеешь в виду лабораторное заключение? — Он громко откашлялся. — Теперь мы знаем группу крови обнаруженной на трупе спермы.
— Ну так здорово!
— Не уверен, Мэтт. Она оказалась А-позитивной — такой же, как и у ее мужа. Правда, вполне возможно совпадение — эта группа наиболее распространена. К слову сказать, та же группа была и у всех троих детей, так что мы не сможем точно сказать, чьей именно кровью покрыто тело Стэдванта.
— А они могли провести генетический анализ?
— Могли, если бы материал попал к ним сразу же, а не спустя неделю после преступления. В общем, все, что тут можно доказать, — это то, что это сперма не твоего подозреваемого. Если у него кровь другой группы, то он вне подозрений.
— Вне подозрений в содомии, но не в групповом убийстве.
— Ну, в общем, да. В любом случае это все, что смогла установить экспертиза. Этот результат может полностью снять с него подозрения, но не может послужить основанием для возбуждения претив него дела.
— Ясно, — ответил я. — Хоть это и не имеет значения, я выясню, какая группа крови у Мотли; это должно быть в его тюремном деле. Да, кстати, я только что отправил тебе экспресс-почтой портрет убийцы, ты получишь его завтра утром. Там же — вымышленное имя, которым он пользовался в Нью-Йорке несколько месяцев назад. Может, оно пригодится тебе при проверке отелей и аэропортов?..
Последовала долгая пауза.
— Ты знаешь, Мэтт, не представляю даже, что нам делать со всем этим.
— В смысле?
— Все складывается таким образом, что у нас нет никаких оснований для повторного возбуждения дела. Даже если сперма принадлежала не мужу, как это теперь доказать? Может, у нее был еще кто-то, какой-нибудь официант в греческом ресторане, а муж прознал про это и свихнулся от ревности. У нас нет абсолютно никаких оснований, чтобы вновь тратить время на расследование дела, которое было почти сразу же закрыто.
Затем мы обсудили ситуацию. Я объяснил Гавличеку, что если бы он смог получить надежные улики, нью-йоркская полиция упекла бы Мотли за решетку, прежде чем он убьет еще кого-нибудь. Гавличек возразил, что он ужасно любит делать другим одолжения, но вот у его шефа совершенно другая точка зрения. И даже если бы начальник согласился с ним, то суд вполне мог бы счесть их выводы недостаточными.
— Ты сказал, что он угрожал кому-то, — напомнил он. — Ты можешь уговорить жертву написать заявление?
— Возможно; правда, он не говорил с ней напрямую. Это сообщение осталось записанным на ее автоответчике.
— Ну, это уже лучше. У вас есть доказательство... если только она не стерла пленку.
— Нет, ее-то я сохранил. Правда, не знаю, насколько она годится в качестве доказательства. Это действительно угроза, но произнесенная весьма туманно. К тому же трудно будет доказать, что это сказал именно Мотли, — звонивший разговаривал шепотом.
— Значит, он выдавал себя за другого? Или хотел, чтобы жертва не узнала его голос?
— Нет, дело не в этом. Он как раз хотел, чтобы она догадалась, что это именно он. Я думаю, он не хотел оставить образцов своего голоса. О Господи, двенадцать лет назад он был безжалостным и тупым, но тюрьма сумела развить его дремавшие дарования.
— Так всегда происходит, — был ответ. — Тюрьма редко перевоспитывает заключенных, но вот уголовные склонности доводит до совершенства.
* * *
Около трех зарядил дождь. Я купил прямо на улице пятидолларовый зонтик, но он сломался, прежде чем я успел добежать до отеля. Швырнув его в мусорный бак, я укрылся под навесом, а когда дождь немного ослабел, пробежал оставшиеся несколько кварталов. Там я снял с себя промокшую одежду, сделал несколько неотложных звонков и ненадолго заснул.
Когда я открыл глаза, было уже восемь часов; ровно в восемь тридцать я вошел в подвальное помещение для собраний в Соборе Святого Павла. Выступавший был только что представлен нам. Я взял чашечку кофе, нашел свободное место и выслушал настоящую, хотя и несколько старомодную, исповедь алкоголика. Все было как обычно: потерял работу, семья распалась, десятки приводов в вытрезвитель, заводила в компании горьких пьяниц, бессчетное число раз пытался стать одним из анонимных алкоголиков. В один прекрасный день его осенило, и теперь в недавнем прожженный сукин сын стоял перед нами в костюме, галстуке, тщательно выбритый и причесанный. Внешний его вид не давал ни малейшего повода заподозрить, что у него столь богатое прошлое.
Общая дискуссия началась с задних рядов, так что я должен был выступить одним из первых. Я уже собрался было отказаться от участия в ней, но выступавший очень много говорил о похмельном синдроме; по его словам, если все, что дает человеку трезвость, — это избавление от ужасов похмелья, то тогда оно стоит любых усилий.
— Меня зовут Мэтт, — сказал я, поднявшись, — и у меня тоже бывали очень тяжелые похмелья. Трезвость позволила мне надолго забыть о них, поэтому я очень огорчился, когда сегодня утром снова испытал нечто подобное. Мне пришлось туго, и день у меня начался — врагу не пожелаешь. Но затем я напомнил самому себе, что долгие годы таким было каждое мое утро, так что нет смысла сейчас слишком уж переживать об этом. О Боже, если обычный человек поутру почувствует что-то подобное, он туг же врача вызовет; я же просто носки натянул и пошел на работу.
После моего выступления поднялось еще несколько человек. Среди них была одна женщина по имени Кэрол.
— Я ни разу не ощущала похмельных симптомов с тех пор, как бросила пить, — заявила она, — но прекрасно понимаю сказанное Мэттом, хотя и в несколько ином смысле. Поскольку я хочу верить, что все должно быть по-другому для нас с того момента, как мы бросили пить, ничего плохого с нами уже не может случиться. Но ведь это не так. Чудо воздержания от алкоголя состоит не в том, что наша жизнь становится лучше сама по себе, а в том, что мы продолжаем сохранять трезвость, что бы с нами ни случилось. Когда Коди заболел СПИДом, я долгое время просто поверить не могла в такую несправедливость: трезвенник ведь не может быть больным СПИДом! Но ведь мы такие же смертные, как и все простые люди. Кроме того, трезвенник ни за что не совершит самоубийство. О Господи, сколько раз я пыталась покончить с собой в хмельном угаре, но тем не менее ведь удерживалась каждый раз. И когда я сегодня узнала, что Тони покончила с собой, я тоже сперва не поверила в это. Но истина в том, что произойти может все что угодно. Однако что бы ни случилось со мной, к рюмке я не притронусь.
* * *
В перерыве я подошел к Кэрол и поинтересовался, была ли Тони членом нашей группы.
— Она приходила на каждое заседание уже три года, — был ответ. — Ее звали Тони Клири.
— Не могу припомнить.
— Уверена, что вы встречали ее, Мэтт. Высокая, темноволосая, примерно моих лет. Она работала в Центре готового платья, не знаю кем, но любила рассказывать о том, как развиваются ее отношения с боссом. Я абсолютно уверена, что вы знали ее, Мэтт.
— Мой Бог!.. — только и смог вымолвить я.
— Она всегда казалась мне абсолютно уравновешенным человеком. Неужели вы и в самом деле не знали ее?
— Еще и недели не прошло, как мы с ней вместе были в Куинсе, — ответил я. — С нами тогда еще был Ричи Гилмен; мы в Ричмонд-Хилле ходили вместе. — Я обвел глазами комнату в поисках Ричи, как будто хотел, чтобы он подтвердил мои слова, но его нигде не было. — Мне казалось, что она в отличной форме.
— Я встречалась с ней вечером в пятницу, и мне тоже показалось, что она выглядит просто замечательно. Не помню уже, о чем мы с ней разговаривали, но мне не показалось, что у нее депрессия или что-нибудь вроде этого.
— Я видел ее даже чуть позже. Она произвела на меня впечатление спокойной и уверенной в себе, вполне счастливой и довольной жизнью. Может, она лекарства принимала?
Моя собеседница отрицательно покачала головой.
— Она выпрыгнула в окно. Об этом писалось в газетах, да и в новостях в шесть часов вечера передавалось. Самое удивительное, что она упала на молодого парня, который возвращался из церкви, и убила его. С ума сойти, да?
* * *
В отеле меня поджидало сообщение.
«Позвони своей кузине», — гласило оно.
В этот раз мне не пришлось разговаривать с автоответчиком. Элейн сама взяла трубку.
— Он звонил, — сказала она.
— Ну и?..
— Он сказал: «Элейн, я знаю, что ты здесь. Возьми трубку сама и отключи автоответчик». Я так и поступила.
— Почему?
— Сама не знаю. Он велел мне сделать это, я и сделала. Он сказал, что у него есть сообщение для тебя.
— Что за сообщение?
— О Господи, Мэтт, зачем я взяла трубку? Он просто сказал мне, а я так и сделала. А что, если он позвонит и попросит открыть дверь? Неужели я и это сделаю?
— Нет.
— Ты откуда знаешь?
— В этом случае ты останешься совершенно беззащитной перед ним. Ты помнишь об этом, вот в чем разница.
