– Это ты? – спросила она сверху.
Конрад, немного удивившись, что она дома, поднялся по лестнице и открыл дверь в спальню.
Дженни стояла за туалетным столиком, одетая только в бюстгальтер и трусики с оборками, и натягивала чулок.
– Что-то ты рано, – сказала она, не поднимая глаз. – Только половина седьмого.
Он закрыл дверь и посмотрел в окно. Ему уже не доставляло удовольствия видеть ее в таком виде.
– Меня не будет несколько дней, Дженни. Я уезжаю прямо сейчас.
Дженни, натягивая верхнюю часть чулка, быстро взглянула на его широкую спину.
– О, я, полагаю, не заключенная? Куда ты собрался?
Она потянулась за другим чулком. А голова ее заработала: «Несколько дней? Что это точно означает? Неделя, десять дней?» Она почувствовала жар. «Не опасно ли будет пригласить Луи сюда?» – думала она.
– Я занимаюсь двумя важными свидетелями, – сказал Конрад, поворачиваясь к ней. – Их нужно сохранить до суда. Окружной прокурор хочет, чтобы я присмотрел за ними.
Она справилась со вторым чулком и встала.
– Что происходит? С каких это пор ты стал сиделкой при свидетелях?
– Так получилось, что они очень важны и им угрожает опасность, – коротко ответил он. – Меня не будет до пятницы. Извини, Дженни, но так нужно.
Она подошла к гардеробу и открыла его.
– Ну что же, надо так надо, – сказала она безразлично. – Для меня мало что изменится. Я и так вижу тебя не часто. Куда ты собираешься?
– Я напишу адрес, – сказал он, вытаскивая бумажник и находя старый конверт. – Это рядом с Батчервудом. И, слушай, Дженни, это важно. Никто, кроме тебя, не должен знать, куда я уехал. Никому не говори, понятно?
– Кому, ты думаешь, я могу рассказать? – сказала она насмешливо, закутываясь в шаль. – Ты говоришь так, будто я все время окружена людьми, а не остаюсь на ночь в этом скучном доме совсем одна.
– Нечего говорить чепуху, – резко оборвал ее Конрад. – У тебя много друзей, и ты знаешь это. И это потому, что ты не интересуешься домом. Ты предпочитаешь уходить.
– Кто захочет заниматься кухней и стиркой, когда можно уйти? – огрызнулась она.
Конрад положил конверт в маленький ящичек в туалетном столике.
– Я лучше соберу вещи, – сказал он, уходя от привычного скандала.
– Что это за дурацкие свидетели, о которых тебе надо заботиться? – спросила она, снова усаживаясь за столик. – Держу пари, что это женщины.
– Не важно, кто они, – коротко сказал он и начал поспешно укладывать вещи. – Я лучше оставлю тебе немного денег. – Он положил несколько банкнот на камин. – Тебе должно хватить до пятницы.
«Было бы слишком рискованно приглашать сюда Луи», – решила Дженни, подкрашивая губы. Много любопытных соседей, но она сама могла пойти к нему. Она снова почувствовала жар. Он был как животное. Его любовь была грубой, эгоистичной и ненасытной. Он оставил ее с синяками и задыхающейся, но полной желания оказаться снова в его жестких мускулистых руках.
– Мне нужно идти, – сказал Конрад, захлопывая чемодан. – Почему бы тебе не пригласить Бэй провести с тобой несколько дней? Мне не нравится, что я оставляю тебя здесь совсем одну.
Дженни таинственно улыбнулась.
– Твои угрызения совести очень трогательны, дорогой. Учитывая, что ты оставляешь меня здесь по пятнадцать часов в сутки, лишние несколько часов не повредят мне.
– Бога ради, Дженни! Прекрати! Ты знаешь, что я работаю допоздна, – сказал он нетерпеливо.
– Тогда тем более приятным развлечением для тебя будет быть рядом с какой-нибудь женщиной и держать ее за руку в каком-нибудь Батчервуде, не так ли?
Конрад посмотрел на нее с отвращением.
– Всего хорошего, Дженни.
– Пока, – ответила она и повернулась к зеркалу.
Она не пошевелилась, пока не услышала, как хлопнула парадная дверь. Потом она вскочила на ноги и побежала к окну. Конрад уже отъезжал. С минуту она постояла у окна, сложив руки и закрыв глаза, наслаждаясь чувством свободы. Она будет четыре дня и четыре ночи одна! Она не собиралась упустить такой подарок.
Она пересекла комнату и спустилась вниз к телефону. Набирая номер телефона Парадиз-клуба, она заметила, что ее сердце начало дико стучать, а дыхание стало быстрым и прерывистым. Она достала сигарету, закурила и постаралась привести дыхание в порядок.
– Попросите, пожалуйста, мистера Сейгеля, – сказала она, услышав женский голос.
– Кто его спрашивает?
– Мистер Сейгель ожидает моего звонка. Соедините меня. Пожалуйста! – резко сказала она. Она не собиралась называться телефонистке.
– Обождите минуту.
После долгой паузы раздался недовольный голос Сейгеля:
– Кто это?
– Луи, это я, Дженни.
– А, здорово! Что тебе нужно?
Этот безразличный голос ножом полоснул ее по сердцу.
– Ты, кажется, не очень рад слышать мой голос? – спросила она.
– Я занят. Так в чем дело?
– Он уехал на несколько дней, – сказала она. – Я совершенно свободна. Я думала, что тебя это может заинтересовать.
Наступила пауза. Она почти слышала, как он думает.
– Прекрасно, – сказал он наконец. Голос его по-прежнему был резким. – Ну, приходи сюда.
– Ты хочешь сказать, в клуб?
– Конечно. Приходи. Я закажу ужин.
– Я не знаю, следует ли мне приходить туда. Можно мне прийти прямо к тебе, Луи?
– Приходи в клуб, – сказал он раздраженно. – Встретимся до девяти. Пока, – он повесил трубку.
Дженни медленно положила трубку. Он вел себя совсем не так, как она надеялась. Но ей было все равно, даже если он поймет, что она просто вешается ему на шею. Его животная грубость восхищала ее. Она хотела только снова оказаться в его объятиях, чтобы с ней обращались как с уличной девкой, оставляя синяки и изнеможение. Это был опыт, которого у нее до этого не было, опыт, который она должна иметь.
Сейгель шел по коридору к своему кабинету с мрачным лицом. Последние три дня он каждую минуту ожидал сообщения Мак Кена, что на его арест выдан ордер. Но Мак Кен не звонил, и это заставляло Сейгеля нервничать и выводило его из равновесия. Беспокоило его и то, что Голович полностью отстранил его от дел. Но он сам был хорош. Он сказал, что сам займется Вайнером. И что произошло? Ничего! Ничего хорошего!
В руках окружного прокурора были девушка и Вайнер. Вероятно, они уже выболтали все, что знали. Если бы он мог действовать по своему усмотрению, то уже давно был бы в Нью-Йорке. Но Голович приказал ему оставаться на месте.
– Пока не о чем беспокоиться, – сказал Голович. – С этой стороны нас прикрывает Мак Кен. Когда Форест решит что-либо предпринять, тогда и будешь смываться, не раньше.
Сейгель повернул ручку двери своего кабинета и распахнул дверь. Он вошел и сразу остановился, когда увидел Головича, сидящего за своим столом.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Сейгель, закрывая дверь.
– Ожидаю, – спокойно ответил тот.
Последние три дня сказались на нем. Его сероватое лицо обвисло, под глазами появились мешки. Голович понимал, какой опасности подвергалась организация, и его изощренный ум беспрестанно пытался найти легальный выход из положения, но такого выхода не находилось. Единственное, что могло спасти положение, – это не дать девушке и Вайнеру давать показания, которые могли бы разрушить его будущее королевство. Их нужно было утихомирить, и утихомирить навсегда. Слишком поздно он понял, что Сейгель ненадежный человек, что его люди – это безмозглые убийцы, которые не смогут добраться до тех двоих, задержанных Форестом.
В конце концов, Голович принял решение, которое нанесло урон его гордости и ослабило его положение. Он связался с синдикатом и сообщил, что не может контролировать ситуацию, и попросил помощи.
– Ожидаешь? – заворчал Сейгель, усаживаясь в кресло. – И чего же ты ожидаешь?
Голович взглянул на часы.
– Я ожидаю Феррари. Он должен быть с минуты на минуту.
Сейгель нахмурился.
– Феррари? Какого Феррари?
– Вито Феррари, – ответил Голович.
Сейгель застыл в кресле. Его большие руки так сильно сжали ручки кресла, что выступили белые костистые суставы. Его загорелое лицо покрылось пятнами, стало сначала красным, потом побелело. Он наполовину подался из своего кресла.
– Вито Феррари? Он не нужен.
– Нужен!
– Но зачем? Что за глупость? И почему он будет здесь?
Голович пристально посмотрел на него. Его маленькие черные глазки блестели, как стеклянные бусинки.
– Я попросил его приехать.
Сейгель медленно встал.
– Ты что, с ума сошел? Ты попросил Феррари приехать сюда? Почему?
– А кто еще, по-твоему, может справиться со всей этой заварухой? – спросил Голович. – Ты, что ли? Ты думаешь, что сможешь управиться?
– Но Феррари…
– Если эти двое начнут давать показания на суде, с нами будет покончено. Их нужно заставить молчать. Ты уже пробовал это сделать. Я тоже. Мы оба провалились. Мы больше не имеем права на неудачу. Поэтому я и попросил синдикат прислать Феррари. Они сказали, что я поступил правильно.
