– Кого ты привел? – спросил Манджино.
– Двух молокососов, – ответил толстяк. – К сожалению, белых. Все чернокожие сейчас в Лос-Анджелесе, пробуются на роли в большом кино.
– А эти как, в порядке?
– Все нормально. Их ничего не интересует, кроме денег.
– Тогда ладно, – сказал Манджино, вытаскивая бумажник и отсчитывая десять стодолларовых купюр. – По пятьсот каждому, как договорились.
Толстяк взял деньги и сунул их в карман.
– А кто будет снимать – ты? – уточнил Манджино. – Не забудь, мне нужно несколько копий.
Толстяк показал своему собеседнику два пальца.
– С двух камер, с рук, – сказал он. – Скоро здесь будет Нэнси, моя жена. Заехала по пути за второй камерой.
Манджино поднял обе руки вверх:
– Надеюсь, за вторую камеру не придется доплачивать?
Толстяк поморщился.
– Ну что ты, – сказал он. – Для нас такая работа – сплошное удовольствие. Что с тобой?
– Верно, – кивнул Манджино. – Что со мной?
Денафриа помахал удостоверением и служебным жетоном.
– Джек Фама? – осведомился он.
Фама переводил взгляд с одного детектива на другого.
– Что вам нужно?
Павлик скрутил Фаме руки за спиной и потащил к стоящей у обочины машине. Потом сильно толкнул его, и Фама ударился о дверцу «кадиллака».
– Вы арестованы за незаконное проникновение в чужую квартиру и причинение тяжких телесных повреждений, – объявил Денафриа.
– Это еще что такое, мать вашу? – закричал Фама.
Павлик заломил ему руку за спину, и Фама застонал от боли.
– Ты, сволочь, имеешь право заткнуться, – сказал Павлик. – Или я толкну посильнее, и твои локти окажутся там, где сейчас твои плечи.
Внимательно оглядевшись, Денафриа открыл заднюю дверцу «форда-тауруса». Павлик толкнул Фаму на заднее сиденье. Падая, Фама ударился лбом о крышу машины; из разбитого лба потекла кровь.
– Больно! – завопил он. – Осторожнее, козел!
Павлик быстро ткнул бандита кулаком в живот и заставил сесть.
– Сам не зевай, когда в машину садишься, – посоветовал он.
Денафриа втиснулся между Павликом и Фамой и показал своему напарнику на переднее сиденье.
– Садись за руль, – велел он Павлику.
– Витторио! Входи, входи! – радостно приветствовал парикмахера еще не совсем проснувшийся Ларри Берра. На нем был белый махровый халат с монограммой и такие же шлепанцы. В густой поросли на груди мелькала толстая золотая цепь.
Войдя в роскошную квартиру, Витторио Тангорра первым делом огляделся по сторонам, ища скрытые камеры. Правую руку, в которой он сжимал рукоятку пистолета, он не вынимал из кармана.
Берра подошел к старику и хотел было обнять его, но Тангорра увернулся.
– Не кипятись, – сказал Берра. – Я ведь просто так, из вежливости. Кофе хочешь?
– Кого ты прислал ко мне домой? – с ходу начал Тангорра.
– Что? – удивился Берра. – Что значит «прислал»?
– Сегодня утром, – пояснил Тангорра, – какой-то головорез вломился в мой дом!
Берра поднял руки вверх.
– Полегче, Витторио. Погоди, – сказал он. – Матерью клянусь, я никого к тебе не посылал.
Тангорра стиснул зубы.
– Он ударил мою жену, – процедил он, еле сдерживаясь. – Толкнул ее… Задрал на ней ночную рубашку. Потом толкнул меня. В моем собственном доме!
Берра затряс головой.
– Наверное, это был Джимми Качок, – догадался он. – Клянусь, он действовал по собственной инициативе. – Правую руку он поднял вверх, а левую положил на грудь.
– Врешь, сволочь! – выкрикнул Тангорра.
Берра по-прежнему тряс головой.
– Нет, Витторио, я не вру. Клянусь! Кстати, копам я уже звонил. Мы договорились о встрече. Сегодня они мне перезвонят.
Тангорра молчал. Вдруг он выхватил из кармана пистолет и прицелился в Берру. Берра вытаращил глаза и попятился назад. Споткнувшись, он упал на пол.
Пока Лианна в полубессознательном состоянии лежала на кровати, парни, которые должны были сниматься вместе с ней, распотрошили ее красную кожаную сумочку и нашли диктофон. Манджино вынул из диктофона микрокассету и заменил ее на новую, чистую. Потом он положил диктофон на место, в сумочку, и принялся наблюдать за тем, что происходит.
Обоим юнцам было по семнадцать лет. Оба уже больше года снимались в порнофильмах. Они уложили Лианну на спину, раздвинули ей ноги. Один юнец лег на нее. Второй опустился перед ней на колени и пытался заставить ее открыть рот. Толстяк и его жена крутились с камерами вокруг кровати, выбирая лучшее место для съемки. Толстяк скомандовал: «Мотор!»
Лианна закашлялась и отвернулась, но юнец, стоящий над ней, быстро придал ее телу нужное положение. Она попыталась что-то сказать, и он проворно вошел в нее. Она один или два раза застонала, а потом глаза у нее закрылись, и она обмякла.
Джон Феллер вместе с детективами Денафриа и Павликом незаметно наблюдали, как Джека Фаму выводят из камеры предварительного заключения.
На лбу у Фамы красовалась свежая марлевая повязка.
Выйдя из камеры, он сразу низко опустил голову.
– Что за херня? – спросил Павлик.
– Вот так вот, – сказал Феллер.
Денафриа попытался жестом успокоить Павлика.
– Ты что? – не понял Павлик.
– Парень работает на нас, – пояснил Феллер. – Вообще-то вам не полагалось об этом знать, но ничего не поделаешь. У всех случаются проколы. Сейчас как раз такой случай. Теперь наш информатор подвергается риску. Вы можете скомпрометировать его в глазах мафии, что является нарушением федерального законодательства. Я уже не говорю о том, что арест был произведен с нарушением всех законов.
– Да пошел ты, – откликнулся Павлик.
– Спасибо, как-нибудь потом, – ответил Феллер. Он вскрыл коричневый конверт, который держал в руках, достал оттуда снимки, на которых был запечатлен арест Фамы, и передал снимки Денафриа.
– Ну и что? – спросил Денафриа. – Да, мы его арестовали. Не отрицаем.
Павлик выхватил у напарника снимки.
– Голова у него была забинтована и до ареста? – поинтересовался Феллер.
– Он ударился головой, когда садился в машину, – сказал Денафриа. – Не он первый, не он последний.
Феллер показал на снимки, которые держал в руке Павлик.
– Они сделаны скрытой камерой, – уточнил он. – Мы знаем, что Фаму толкнули. Мы знаем, что при аресте детектив Павлик ткнул его кулаком в живот. Камера сняла, как Фама ударился головой, когда его, закованного в наручники, заталкивали в машину.
Павлик бросил снимки на стол.
– А как он толкнул старушку, вы видели? – спросил он.
Феллер зевнул.
– Нет, ничего подобного мы не видели.
– Так знайте, что она написала жалобу, – заявил Павлик. – Она опознала его по фото.
– Да, – кивнул Денафриа. – Старушку-то он обидел!
– Мы примем это к сведению, – пообещал Феллер.
Павлик рубанул воздух кулаком.
– Постараемся учесть, – подтвердил Феллер.
– Кроме того, начато следствие, – продолжал Денафриа.
Феллер поднял руку и улыбнулся.
– Поверьте мне, наше расследование важнее, чем ваше, – наставительным тоном произнес он.
Павлик прикусил губу.
– Вот так, значит, да? – спросил он.
– Конечно, есть вероятность того, что дело против Фамы дойдет до суда, – ответил Феллер. – Повторяю, такая вероятность есть. Но судье придется учесть, что он работает на нас. Поэтому не исключено, что позже его оправдают. Ребята, да поймите же вы! Мы ловим более крупную рыбу.
Павлик посмотрел на Денафриа и покачал головой.
– Объяснил, называется. Значит, стоит какому-нибудь поганцу настучать вам на своих же, и он может совершенно безнаказанно совершать тяжкие преступления!
– Он в самом деле избил пожилую женщину, – напомнил Денафриа Феллеру.
– Не избил, а просто толкнул, и она упала, – поправил Феллер.
– На ее месте могла оказаться и твоя мать, – подчеркнул Павлик.
– Моя мать умерла, – ответил Феллер, глядя на Павлика в упор.
– Слушайте, – сказал Денафриа. – Нечего на нас злиться. Мы знаем, что он натворил. Кроме того, оказывается, мы впустую потратили кучу времени и сил!
Феллер ничего не ответил.
– Верно, – кивнул Павлик.
Когда Витторио Тангорра выстрелил, пуля попала в стену, и Ларри Берру осыпало штукатуркой. Испугавшись, старик выбежал из квартиры. Берра долго не мог прийти в себя. Телефон зазвонил через час; он вздрогнул от неожиданности.
– Ты еще любишь ее? – спросил Джимми Манджино, когда Берра снял трубку, так и не отряхнувшись.
Берра ответил не сразу.
– Не знаю. А что? – осторожно спросил он.
– У меня есть один фильм… – продолжал Манджино.
Берра поморщился:
– Что?
– Фильм. На видеокассете. Я подброшу ее тебе на стойку консьержа. Но предупреждаю, кино довольное жесткое. Когда будешь смотреть, лучше сядь.