– А вы действительно хорошо смотрелись бы на экране. У вас интересное лицо.
– Не хочу обидеть вас, мистер Эрз, но я видела один из ваших фильмов, и там совсем не уделяется внимания лицам.
Он слегка улыбнулся.
– Вы будете удивлены, но когда-то публика предпочитала пышных, фигуристых женщин, типа Мерилин Монро, и невероятно талантливых, а сейчас мы ищем более реалистичные типажи. Только не подумайте, что я пытаюсь вас уговаривать.
– Вот и хорошо.
– Я ведь закончил школу кинематографии, – выложил Эрз, как будто я настаивала на таком объяснении. – Как Джордж Лукас и Оливер Стоун. Я, естественно, не ставлю себя в один ряд с ними. Но в душе я приверженец академической школы, и пытаюсь это доказать.
– А они об этом знают?
Эрз наклонил голову.
– Я всегда говорил, что снимаю кино, это является правдой... являлось, по крайней мере. Год назад я продал свою компанию международной корпорации. Именно поэтому я и провел несколько последних недель в Европе, подчищал кое-какие хвосты.
– Вы, наверное, довольны своей карьерой.
– Она гораздо успешнее, чем у любого среднего голливудского продюсера. Я никогда не зависел от профсоюзных боссов или директоров киностудий. Если я хотел осуществить какой-то проект, то делал это вот так. – Эрз щелкнул пальцами, иллюстрируя свои слова. – Каждый фильм, который я сделал, оказывался настоящим хитом, а этого не могут сказать о себе большинство голливудских продюсеров.
– А что вы мне скажете о Лорне? Как вы познакомились с ней?
– Пару лет назад я попал в Санта-Терезу на День поминовения. Я заметил ее в баре отеля и спросил, не интересует ли ее карьера киноактрисы. Она рассмеялась мне в лицо. Тогда я дал ей свою визитную карточку и пару видеокассет с моими фильмами. А спустя несколько месяцев, заинтересовавшись, она позвонила мне. Я назначил день съемки. Она прилетела в Сан-Франциско и проработала два с половиной дня, за что получила две с половиной тысячи долларов. Это довольно много.
– Но мне так и непонятно, почему фильм не вышел в прокат.
– Давайте скажем так – меня не устроила готовая продукция. Фильм выглядел дешевеньким, да и работа оператора слабая. Прокатная компания закупила у меня массу фильмов, но этот не взяла.
– А вы знали, что Лорна подрабатывала проституцией?
– Нет, но это меня не удивляет. Знаете, как называют таких людей? Сексуальные работницы. А сексуальная работница должна делать все: массаж, экзотические танцы, выезд по вызову, лесбийские сцены, позирование для мужских журналов. Они постоянно вращаются в этой среде, переезжают из города в город, туда, где есть работа. Хотя Лорна совсем не обязательно должна была заниматься всем этим.
Я наблюдала за его лицом, удивляясь, как это он говорит о таких вещах совершенно безразличным тоном.
– А какие у вас были отношения с ней?
– Когда ее убили, я находился в Лондоне. Улетел туда двадцатого.
Я сделала вид, что не обратила внимания на явное несоответствие его ответа моему вопросу, однако этот факт заинтересовал меня. Когда мы говорили по телефону, Эрз значительно ошибся во времени смерти девушки. Возможно, теперь он специально подготовился к моему приезду.
Он открыл ящик стола и вытащил лист бумаги.
– Я проверил платежную ведомость того фильма. Здесь фамилии и адреса нескольких членов съемочной группы, с которыми я поддерживаю связь. Не могу гарантировать, что они до сих пор в Сан-Франциско, но можете попытаться.
Я взяла листок и взглянула на него, узнав фамилии из списка, который я проверила. Их телефонные номера были отключены.
– Большое спасибо, – поблагодарила я, а про себя подумала, что эта информация не представляет никакой ценности.
Эрз поднялся из-за стола.
– А сейчас я должен извиниться перед вами, но мне нужно еще вернуться к гостям, перед тем как лечь спать. Может, хотите немного выпить?
– Спасибо, но воздержусь. У меня еще много работы, а приехала я ненадолго.
– Я вас провожу, – любезно предложил он.
Мы спустились по широкой белой мраморной лестнице и прошли через просторный зал со сводчатым потолком и светлым, сверкающим паркетным полом. В дальнем конце зала находилась небольшая сцена.
– И чем вы будете заниматься теперь, когда продали свою компанию? – поинтересовалась я.
– Это танцевальный зал, – пояснил Эрз, уловив мой любопытный взгляд. – Моя жена отделала его заново. Она дает благотворительные балы, которые посещают только богатые люди. А что касается вашего вопроса, то мне вовсе необязательно что-нибудь делать.
– Счастливый вы.
– Счастье тут ни при чем. Просто я с самого начала ставил перед собой такую цель. Я целеустремленный человек, чего и вам желаю.
– Тут я с вами абсолютно согласна.
В вестибюле мы попрощались, пожав друг другу руки. Я заметила, что дверь закрылась прежде, чем я успела дойти до дорожки. Получив свою машину, я дала слуге доллар, но, судя по его изумленному взгляду, все остальные давали, наверное, не меньше пяти.
В машине я сверилась с картой. Хейт-стрит, где проживал Рассел Терпин, находилась недалеко. Направившись на юг по Масоник-стрит, я пересекла крайний участок парка Золотые Ворота. До Хейт-стрит отсюда было два квартала, а до нужного мне дома – четыре.
По тротуарам сновали пешеходы. Остатки былого величия Хейт-стрит еще сохранились: старые магазины одежды, книжные лавки, поблекшие рестораны. Улица хорошо освещалась, машин в этот час было еще довольно много. Публика разодета, как хиппи в прежние времена: все те же расклешенные брюки, кольца в носу, длинные волосы, рваные голубые джинсы, кожа, разрисованные лица, разные сережки в ушах, рюкзаки, сапоги до колена. Из баров доносилась музыка, у дверей некоторых из них толпились подростки с отсутствующими взглядами. Должно быть, наркотики, которыми они напичкались, были посильнее "травки" или "колес".
Опять пришлось поколесить по кварталу в поисках места для парковки. Похоже, в Сан-Франциско это большая проблема. Машины втискивались в каждую щель у тротуара и часто выстраивались прямо перед домами. У счастливчиков имелись гаражи, на подъездных дорожках к которым стояли грозные таблички, запрещающие стоянку.
Пока я искала место для своего авто, стрелки часов уже подошли к часу. Наконец я поставила взятую напрокат машину на место отъехавшего автомобиля на углу Бейкер-стрит. Долго рылась в сумочке, пока нашла фонарик-карандаш. Заперев машину, я прошла полквартала до Хейт-стрит. Все постройки здесь были четырех-пятиэтажные, они тесно жались друг к другу. Случайные чахлые деревца напоминали о существовании привлекательной зелени. Большинство огромных окон до сих пор светилось огнями. С улицы я могла видеть каминные полки, абстрактные картины, белые стены, книжные стеллажи, вьющиеся растения, лепные украшения.
Дом, который я разыскивала, оказался "современным" четырхквартирным строением, сложенным из грубого коричневого камня, он был зажат между двумя зданиями в викторианском стиле. Уличные фонари здесь не горели, и мне оставалось лишь предполагать, что один из них был выкрашен в темно-красный цвет, а другой в цвет индиго, на самом деле в темноте оба они казались грязно-серыми. Как-то я разговаривала с художником, который работал в кино, и он рассказал мне, что при съемках черно-белых фильмов используется одиннадцать различных оттенков коричневого цвета. Вот и вокруг меня наблюдалось нечто подобное, оттенки менялись от бледно-коричневого до каштанового и серовато-коричневого. Их было очень много – этих оттенков, – видеть которые могли только полуночники.
Я предположила, что Терпин занимает квартиру на втором этаже, и не ошиблась, заметив засунутую в щель карточку, на которой от руки было написано только имя "Рассел" и полные имя и фамилия его соседки – "Чери Станислаус". Сквозь стеклянный витраж я заглянула в вестибюль, оклеенный симпатичными обоями, по обе стороны которого располагались двери квартир. В задней части коридора начиналась лестница, заворачивающая налево за угол, которая, вероятно, вела на второй этаж. Отойдя на тротуар, я взглянула вверх. Свет горел в обоих крыльях здания, из чего я сделала вывод, что жильцы еще не спят.
Снова поднимаясь по ступенькам к двери, я услышала позади стук каблучков. Я остановилась и оглянулась. По лестнице поднималась блондинка, ее макияж был настолько бледным, что она казалась призраком. Густые накладные ресницы, тени вокруг глаз двух оттенков, губы очерчены черным карандашом. Высокий лоб, волосы впереди собраны вверх и сколоты черепаховой заколкой, а по бокам спадают на плечи. Длинные серьги в виде вытянутых вопросительных знаков. Одета она была в темную облегающую кофту и узкую черную юбку с разрезом на боку. Узкие бедра, плоский живот. Блондинка достала ключи и, открывая дверь холла, смерила меня долгим и холодным взглядом.
– Ищите кого-то?
