— Да. Она просто сказала мне, что Эрика убил Бейли, потому что был подлецом и негодяем.
— Но Вальдесу-то она выложила все, — сказал Хоук.
— Из любви, — пояснил я.
— Горячей, — сказал он.
— Которая его и убила.
Хуанита отвернулась от нас, прислонившись к косяку арочного прохода и уставившись невидящим взглядом в пустую столовую.
— Поэтому я и сказала вам, что Эрика убил Бейли Роджерс, — проговорила она, стоя к нам спиной. — Я знала, что Эрик разговаривал с ним об этом.
— Шантажировал, — сказал я.
Она сказала, не оборачиваясь:
— И Бейли его убил.
— Был вынужден, — сказал Хоук.
— Эрик был молод, — говорила Хуанита. — Ему хотелось стать героем. Хотелось получить Пулитцеровскую премию.
Хоук молчал. Я тоже. Мы смотрели на сгорбленные плечи Хуаниты. Тишину нарушало только приглушенное бормотание соседского телевизора.
— Значит, вы рассказали мне о Бейли в надежде, что я сам до всего докопаюсь, а вы останетесь в стороне?
— Да. — Ее голос долетел до меня эхом, отраженным от стен столовой.
— Но я не докопался.
Хуанита молчала. Спина застыла в напряжении. Над головой вился сигаретный дым. Мы ждали.
Тишина.
Хоук почти неслышно прошел мимо нее в столовую и, повернувшись, тихо выдохнул ей в лицо:
— И?..
Она медленно перекатилась спиной по косяку, отвернувшись от Хоука и повернувшись ко мне, глядя в никуда глазами сомнамбулы. Казалось, она не замечала ни меня, ни капризов погоды за окном.
— И я пошла к Фелипе Эстэве, — проговорила она. — И рассказала ему.
Мы возвращались к Кэролайн вместе с Хуанитой. В злономеренности ее не обвинишь, но благие побуждения этой женщины, черт бы ее побрал, оборачивались злом. Поэтому я хотел держать ее под присмотром. Она не возражала. Выглядела так, словно эмоционально высушена. Когда мы вошли в дом, глаз на Кэролайн она не подняла. Едва ли взглянула и на Сьюзен, когда я представил их друг другу. Мне не следовало бы говорить «доктор Сильверман».
Мы расселись в гостиной Кэролайн траурным кружком. Снова повалил сильный снег.
Мерещилось шотландское виски в высоком бокале, с содовой и кусочками льда. В двух высоких бокалах.
— Итак, — прервал я свои мечтания, — мы знаем, но, по всей видимости, не сможем доказать, что Эрика Вальдеса убил Бейли Роджерс из-за того, что тот пытался шантажировать его любовной связью с Эмми Эстэвой и покрывательством наркобизнеса в Уитоне. Мы также знаем и, возможно, сможем доказать, что Роджерса убил Эстэва после того, как Хуанита рассказала ему о том, что его жена изменяет ему с Бейли. А потом убил и Брета, чтоб замести следы.
— Потому что через Брета ты мог выйти на кокаин, — сказала Сьюзен.
— Да. И, даю голову на отсечение, кто-то из криминальной лаборатории доложил Эстэве, что пистолет, который он дал Брету, в данный момент проходит экспертизу.
— Этого я никак понять не могу. — Кэролайн смотрела на меня. — Ну зачем ему было отдавать Брету оружие, из которого был убит его отец?
— Убийство Бейли — это месть, — сказал Хоук. — А тут еще рядом и его сын, и ему можно подсунуть пушку, из которой убили его старика.
— Тем самым впутать и его, — добавил я.
— Об этом мы его спросим потом, — пообещал Хоук.
— Того, что известно, достаточно, чтобы возбудить дело? — спросила Сьюзен.
— Ты имеешь в виду уголовное дело? — спросил я ее. — Не знаю. Если Хуанита и Кэролайн расскажут полиции штата все, что знают, пожалуй, мы сможем привлечь их внимание. Хуанита рассказывает Эстэве о Бейли и Эмми, и вскоре после этого Бейли убивают. Это, на мой взгляд, достаточное основание.
— Мне придется давать свидетельские показания? — спросила Хуанита.
— Всем придется, — ответил я. — И мне тоже.
— Почти всем, — сказал Хоук.
— Почти, — поправился я.
— И все это всплывает наружу: Бейли, эта женщина, Брет — все, — сказала Кэролайн.
Я кивнул.
— С моей профессиональной карьерой будет покончено, — сказала Хуанита.
Я снова кивнул.
— А как же Спенсер, которого полиция собирается убить? — Глаза Сьюзен смотрели на Хуаниту.
— Я не могу, — покачала та головой. — Это все, что у меня есть.
Никто не проронил ни слова.
— Я непривлекательна, я лишена внимания мужчин и всю жизнь безумно страдаю от этого. Я была единственной латиноамериканкой в англоязычной школе, и росла я тоже среди янки. Хуанита Омлет!
Я мечтал о порции «Маргариты», и о толстостенном бокале с крупинками соли на ободке — о двух толстостенных бокалах, — и о нас со Сьюзен, потягивающих из них начос в ресторане Люси «Эль Адоб» на залитой солнцем Мелроуз-авеню.
— У меня две ученые степени, — говорила Хуанита. — Я профессионал. У меня отдельный служебный кабинет в больнице. Я не могу этого лишиться, я умру.
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал про Бейли, — сказала Кэролайн.
Я посмотрел на Сьюзен и Хоука:
— Класс!
— Ты не обязан считаться с их желаниями, — сказала Сьюзен.
— Верно, — ответил я.
— Нужен план, — бросил Хоук.
— Тоже верно.
— Как насчет того, чтоб отправить этих сволочей на тот свет?
— У этой идеи есть свои достоинства. Стоит обдумать.
Наступила пауза. Мы с Хоуком смотрели на притихших женщин.
— Нам пойти на кухню вскипятить воду? — спросила Сьюзен.
— Не надо. Мы сами. Не присоединишься к нам? — предложил я ей.
Сьюзен покачала головой:
— Я не из любопытных.
— Умна и чертовски привлекательна, — сказал я. — Когда все закончится, не согласишься ли напиться со мной?
— Соглашусь, — пообещала Сьюзен.
На план мы потратили прилично времени, но все же мы его разработали. После чего Хуанита отправилась к себе, Кэролайн осталась дома, а мы со Сьюзен и Хоуком сели в машину Хоука и поехали в Бостон.
— Надо раздобыть фуражку и научиться говорить: «Да, сэр» — и открывать с поклоном дверцу, — острил Хоук.
— Кожаные краги, — сказала Сьюзен. — В кожаных крагах ты был бы неотразим.
— Да, мэм.
— Тебя тревожит Хуанита? — спросила меня Сьюзен.
— Нет.
— У нее ужасно неустойчивое настроение. Может, пойти прямиком к Эстэве?
— Не страшно. Наш план сработает в любом случае.
— Если только красавчик Цезарь не прострелит наши головы, как только мы появимся, — сказал Хоук.
— Вот этого нам надо избежать.
— Мне кажется, что стрелок — Фелисе, а Цезарь предпочитает рвать голыми руками.
— Не желаете поделиться своим планом? — спросила Сьюзен. — По отрывочным фразам звучит не слишком обнадеживающе.
— Надо уточнить детали, — сказал я. — Ты сможешь найти Кэролайн работу в Бостоне?
— Поговорю со знакомым из библиотеки Уайденера. Было бы неплохо забрать ее из Уитона.
— Может, она захочет испытать на себе целебные свойства от введения в тело африканского мяса? — расцвел в улыбке Хоук.
— Да ты просто хряк какой-то! — встрепенулась Сьюзен.
— Да, мэм.
Снег прекратился, и черный бархат ночного неба усеяли звезды. Луна не появилась. Хоук высадил нас со Сьюзен на Мальборо-стрит напротив моего дома часа за два до рассвета.
— Буду в полдень, — сказал он. — С фургоном.
— Возьми напрокат, — сказал я. — Не хватало нам сейчас еще и угнанной машины.
Хоук осклабился и укатил. Мы со Сьюзен доковыляли до моей квартиры, я сразу же повалился на постель и заснул, не раздеваясь.
В полдень, когда появился Хоук на желтом автофургоне из проката, я был уже вымыт, выбрит и благоухал, как ранняя весенняя сирень. Прежде чем покинуть Сьюзен, поглощавшую на кухне кофе с печеньем, я успел кое-куда позвонить.
— Попробуй варенье из кислой вишни. С кофе и печеньем просто обалдеть, — посоветовал я ей.
— Ты о себе побеспокойся, — ответила она.
— Я вернусь.
— Буду ждать.
— Введение в тело ирландского мяса не менее показано.
— Это средство мне знакомо.
— Может, когда вернусь?..
— Естественно.
Я достал из холодильника баночку вишневого варенья, поставил перед Сьюзен, наклонился и поцеловал ее. Долго. Когда мы разомкнули губы, Сьюзен приложила свою ладонь к моей щеке. Секунд двадцать мы молча смотрели друг на друга. Потом я улыбнулся. Она тоже. И я пошел к двери. Приостановившись на пороге, я обернулся. Говорить было нечего. Я вышел.
Несмотря на вчерашнюю снежную круговерть, снега на улице почти не прибавилось. Солнце в небе сияло ясным слепящим диском.
— Будет буран, — сказал Хоук.
— Что, старые кости ломит?
— Нет. Метеослужба сообщила. По ящику. Сегодня утром. Затишье перед бурей, — пояснил Хоук. — К вечеру заметет все к чертовой бабушке.
— Затишье, — сказал я.
Мы подъехали к клубу здоровья «Харбор», и Генри Чимоли помог нам загрузить в фургон два центнера кокаина.
— У ребяток намечается большой прием?
