Хэмилтон перешел к изложению других новостей. В комнате было тихо. Рейнольдс выключил телевизор.
Двести тысяч! – думала Амелия. Даже за миллион долларов она не пожертвует своей светской жизнью!
Двести тысяч! – в свою очередь, думал Рейнольдс. Свобода! Нет нужды прислуживать этой старой скотине! Достаточно позвонить в полицию! С такими деньгами он сможет купить маленькую виллу с клочком земли и спокойно провести там остаток жизни, попивая виски.
В этот момент он понял, что Амелия смотрит на него.
– Рейнольдс! – сказала она подозрительно. – Мы не должны ничего говорить. Ни за какие деньги в мире. Подумайте обо мне. Моя жизнь будет кончена. Я рассчитываю на вашу лояльность.
Бледный как полотно, он поклонился. Старая дура! Неужели она действительно думает, что он будет молчать, когда предложена такая награда?
– Да, мадам. Не хотите еще чашечку кофе?
– Нет. Я поговорю с Криспином. Нужно увеличить вам жалованье, Рейнольдс, – сказала Амелия, которая не знала, какому святому молиться. – Будьте мне верны, и я обещаю, что вы не пожалеете.
– Можете рассчитывать на меня, мадам. Я так долго у вас на службе. – Голос Рейнольдса звучал абсолютно спокойно. – Еще немного кофе?
– Нет… нет.
– В таком случае я унесу поднос.
«Можно ли ему доверять?» – спрашивала себя Амелия, видя, как он берет поднос и направляется к двери.
– Рейнольдс!
Он остановился:
– Да, мадам?
– Что вы делаете сегодня?
– Я должен приготовить вам обед, а потом, поскольку сегодня воскресенье и хорошая погода, может быть, пойду прогуляться.
– Я чувствую себя неважно. Для меня это ужасный удар. Не могли бы вы остаться? Я не хочу быть одной.
– Разумеется, мадам. Вы же знаете, что я всегда к вашим услугам.
Он слегка поклонился и вышел из комнаты.
На другом конце города Клод Кендрик выключил телевизор. Он сидел в шикарной гостиной своей квартиры над галереей. Он только что позавтракал. Прекрасный кулинар, Кендрик любил по воскресеньям приготовить что-нибудь особенное, а потом пообедать где-нибудь в городе.
Сегодня он поджарил молодого барашка с изысканной приправой. Очень крепкий кофе, тосты и апельсиновый мармелад завершили трапезу, но, увы, передача Пита Хэмилтона вызвала у него несварение.
Двести тысяч! Он обдумал возможность получить награду, но с сожалением пришел к выводу, что у него нет никаких реальных доказательств, что Криспин – убийца. Единственным основанием было утверждение Лепски, что между картиной и убийцей есть связь. Почему он сказал это? Он был уверен, что описание разыскиваемого человека, которое дал Лепски, соответствует Грэгу, но в Парадиз-Сити тысячи высоких блондинов.
Кендрик потер живот в надежде уменьшить жжение в желудке. А если окажется, что у Грэга есть доказательства того, что он не имеет ничего общего с этими убийствами? А если он узнает, что это Кендрик его предал? У него было много клиентов, которые рассчитывали на его молчание, когда покупали у него ворованные шедевры. Кто предал – предаст! Нет, несмотря на огромную сумму, все обдумав, он решил молчать. Потом он подумал: Луи де Марни! Захочет ли Луи получить награду? Идиотский вопрос! Конечно да! С трудом поднявшись, он пошел звонить Луи, который жил в большой квартире в пяти минутах ходьбы от галереи.
Луи ответил сонным голосом.
– Немедленно приходи, дорогой, – приказал Кендрик. – Мне нужно с тобой поговорить. И, главное, ничего не предпринимай, пока мы не поговорим.
– Не предпринимать? Чего не предпринимать?.. – спросил Луи. – Сегодня ведь воскресенье.
Кендрик понял, что тот не видел передачи.
– Быстрее!
Он положил трубку.
Криспин Грэг выключил телевизор. Двести тысяч! Глаза у него сощурились. Он совершил опасную ошибку, убив эту маленькую шлюху.
Кто в курсе? Только мать и Рейнольдс. Мать? Единственное, что ее интересовало, – это положение в обществе. Рейнольдс? Да, этот может предать. Этот законченный алкоголик бегом побежит за наградой.
Криспин некоторое время сидел в задумчивости, теребя кинжальчик. Затем он поднялся. Стараясь не производить шума, он вышел и оказался на верху лестничной площадки. Прислушался. Рейнольдс мыл посуду в кухне. Криспин бесшумно спустился по лестнице, подошел к двери его комнаты, открыл ее и вошел. От запаха виски он скривился. Окно выходило в сад и было защищено решеткой. Так как комнаты были на первом этаже, Амелия настояла, чтобы все окна были забраны решетками.
Увидев телефон, он нажал рубин и воспользовался выскочившим лезвием, чтобы обрезать провода. Потом он подошел к двери, вытащил ключ из замочной скважины и вышел в коридор, закрыв за собой дверь.
В середине коридора была кладовая. Он вошел в нее и оставил дверь слегка приоткрытой.
Крисси, глухонемая, тоже видела передачу Хэмилтона. Она ничего не знала об убийствах, о которых говорил Хэмилтон, и ее не интересовали местные новости. На нее большое впечатление произвела сумма в двести тысяч долларов. Что бы она сделала с такой суммой?
Воскресенье был ее выходной. Она в семь часов пошла в церковь, а сейчас намеревалась смотреть телевизор. Зная привычки Рейнольдса, она ожидала, когда он выйдет из кухни. Ей хотелось пойти туда и взять остатки от курицы. Продолжая думать о том, что бы она сделала с такими деньгами, Крисси открыла дверь своей комнаты и сразу же прикрыла ее…
Через щель она видела, как Криспин вытащил ключ из двери Рейнольдса и потом вошел в кладовую.
Через несколько минут Рейнольдс вышел из кухни, прошел по коридору, вошел в свою комнату и закрыл дверь. Крисси видела, как из кладовой вышел Криспин, осторожно вставил ключ в замочную скважину двери Рейнольдса, повернул его, затем вытащил и спрятал в карман. Потом по коридору он направился в комнату матери.
Рейнольдс налил большую порцию виски и сел. Двести тысяч! Он позвонит в полицию! У него есть все доказательства, которые им нужны! Жуткие картины на стенах! Пепел со-жженной одежды, на которой была кровь! Он был уверен, что полиция найдет следы, указывающие на присутствие крови в пепле. Он заглядывал в топку и видел, что пуговицы остались целы, только закоптились. Чего же он ждет? Нужно немедленно позвонить! Хэмилтон сказал, что все сведения будут использованы строго секретно. А когда он получит награду, ему будет в высшей степени наплевать на то, что может сказать мадам Грэг.
Он выпил и почувствовал себя полным решимости. Поехали!
Рейнольдс поднялся и, слегка покачиваясь, подошел к телефону. Снял трубку. На аппарате был номер центрального комиссариата. Несмотря на то что был пьян, он понял, что сигнала не было. Он несколько раз нажал на рычаг, но телефон молчал. Такое случалось время от времени. Когда мадам Грэг однажды поручила ему заявить, что телефон не работает, на станции ответили, что линия загружена и через некоторое время связь будет восстановлена.
Он колебался, затем налил себе еще виски. Посмотрел на часы: 10.38. Время еще было. Сила привычки заставила его подумать о том, что он подаст мадам Грэг на обед. Что можно сделать? Через несколько дней у него будет двести тысяч долларов, и он пошлет старуху ко всем чертям.
Он засмеялся, выпил виски и упал на пол.
Нет, думал он, она слишком любит поесть. Он будет верным ей до последней минуты. Он приготовит ей хороший обед. Она любит поджаренное куриное мясо, и он ей его приготовит.
Протянув руку к трубке, он увидел, что провода обрезаны. По нему пробежала ледяная дрожь.
Он поднялся и проковылял к двери. Повернув ручку, обнаружил, что она заперта.
Сидя в кресле, толстая Амелия была во власти ужасных мыслей. Карин Стернвуд! Она раньше часто бывала с мужем на обедах, устраиваемых в резиденции Стернвудов. И видела там Карин. Боже мой, думала она с отчаянием, почему Криспин выбрал именно ее в качестве жертвы?
Если узнают правду, для нее это будет конец. Стернвуд будет безжалостен. Он заставит ее покинуть Парадиз-Сити! А это вознаграждение в двести тысяч! Она была уверена, что этот алкоголик Рейнольдс предаст.
Амелия услышала, как открывается дверь. В комнату вошел сын.
– У тебя задумчивый вид, мать, – сказал он.
Увидев его, она задрожала, и ее жирные руки сжались в кулаки.
Он сел в кресло, поигрывая кинжальчиком.
– Я убежден, что тебя волнует та же проблема, что и меня. Нужно заняться Рейнольдсом. Мне жаль, так как я знаю, что он нужен тебе, но его слишком привлекает награда.
Амелия хотела ответить, но не смогла произнести ни слова.
– Не трепыхайся, мать. Позволь мне сделать все самому. Это для нас обоих, но так уж получилось.
Амелия, наконец, с трудом произнесла:
– Криспин, что ты хочешь сказать?
Он улыбнулся:
– Я хочу заняться Рейнольдсом. В конце концов, почему бы нет? Он старый алкоголик, и ты единственная, кто о нем пожалеет.
Амелия смотрела на него с ужасом.
– Ты им займешься?
– Послушай, мать, пожалуйста, не будь идиоткой!
