– Еще, – сказала она, задыхаясь. – Еще!
Криспин сел на кровать рядом с ней. Левой рукой он гладил голую спину Карин, а правой снял цепь с кинжальчиком с шеи, нажал на рубин – выскочило лезвие.
– Ах, как хорошо! – стонала Карин. – Еще!
Ей показалось, что вдоль позвоночника проводят пером. Лезвие было настолько острое, что она не чувствовала боли, а только сексуальное удовольствие. Нож еще раз оставил на ее спине след от затылка почти до копчика. Кровь потекла еще сильнее.
– О Боже! О Боже! – задыхаясь говорила Карин, ударяя по постели кулаками. – Замечательно! Еще!
Вдруг во взгляде Криспина загорелся огонь, рот скривился. Он вонзил кинжал глубже. Кровь брызнула на постель. Почувствовав боль, Карин напряглась, повернулась на спину. Ее охватил ужас, когда она увидела лицо Криспина и окровавленное лезвие.
– Что вы делаете? – закричала она. – Что вы со мной делаете?
Потом она увидела кровь на постели, и, когда широко открыла рот, чтобы закричать, Криспин ударил ее кинжалом.
В магазине Люсиль продавщица была одета весьма элегантно: в бордовый брючный костюм. Едва Лепски вошел, она двинулась ему навстречу.
– Что вы хотите? – спросила она.
Лепски понимал, что она рассматривает его, оценивая, стоящий он клиент или нет.
– Мне нужна сумочка, – сказал он. – В пределах ста долларов.
Голубые глаза девушки чуть прищурились.
– В подарок? – Она подняла брови. – Сто долларов?
Лепски переминался с ноги на ногу. Он чувствовал себя не в своей тарелке.
– Подарок для жены.
– У меня есть как раз то, что вам нужно. Сумочка из кожи крокодила. Ваша жена будет рада. – Она положила сумочку на прилавок. – Смотрите. В ней все: подкладка из верблюжьей кожи, чехол для губной помады, место для пудреницы… портмоне…
Лепски смотрел на сумочку. Он сразу же понял, что Кэрол очень бы захотелось иметь такую вещь. Но он знал, что ей захотелось бы также и новое платье, новое пальто, перчатки и новую обувь под эту сумочку.
– Очень хорошо. Сколько?
– Двести пятьдесят, – произнесла девушка, улыбаясь. – Это очень красивая вещь. Любая женщина хотела бы ее иметь.
У Лепски было только сто девяносто шесть долларов.
– Слишком дорого, – заявил он твердо. – Я хотел бы что-нибудь в пределах ста пятидесяти… не более.
– Есть из кожи антилопы, но она, конечно, не такая шикарная.
Она показала ему другую сумочку. Лепски едва на нее взглянул. Он не мог отвести глаз от сумочки из крокодиловой кожи.
– Вы примете чеком? – спросил он.
– Вы наш клиент? – Улыбка сбежала с лица девушки.
Лепски показал ей значок:
– Инспектор Лепски. Муниципальная полиция.
Реакция девушки его удивила. Она широко раскрыла глаза и взглянула на него чуть ли не с восторгом.
– Мистер Лепски? Для вас я могу снизить цену. Что вы скажете о ста семидесяти?
Лепски смотрел на нее, разинув рот.
– С вами работает мой брат. Дасти Люкас, – продолжала продавщица. – Он часто рассказывал мне о вас. Он говорит, что вы самый умный флик в полиции.
Лепски закашлялся:
– Я беру. И позвольте мне сказать вам, мисс Люкас, что ваш брат тоже далеко не глуп.
Она завернула сумочку в подарочную бумагу. Лепски отсчитал ей деньги.
– Я вам очень признателен, мисс Люкас, – произнес он, одарив ее чарующей улыбкой. – Дасти повезло, что у него такая обворожительная сестра.
– О, мистер Лепски! Какой комплимент! Скажите лучше это ему!
Лепски покачал головой:
– Да, братья не умеют ценить сестер, и я ему это скажу.
Выйдя на улицу, он посмотрел на часы. Было 18.45. Бесполезно искать других старьевщиков. Они уже закрыли свои лавки. Он сел в машину, закурил сигарету. Вновь – тупик. Эта старая пьяница Мехитабел Бесингер заявила, что он найдет убийцу по трем признакам: кроваво-красная луна, черное небо, оранжевый песок. Она оказалась однажды права, когда сказала, что он обнаружит убийцу, если будет искать среди апельсинов. Лепски вынужден был признать, против своей воли, что эта старая перечница, пропитанная алкоголем, похоже, знает, о чем говорит. Ему следовало сразу понять, что она говорила о картине. Совершенно случайно он наткнулся на это полотно в витрине Кендрика. Он знал, что Кендрик – жулик, и был убежден, что тот врет, утверждая, что не имеет представления об авторе картины. Наверняка он старается кого-то покрыть.
Лепски сдвинул шляпу на затылок, продолжая размышлять. Определенно, Кендрик никогда не будет покрывать того, кто не богат.
Лепски выбросил сигарету через окно. Он не может сказать шефу о Мехитабел Бесингер. У него даже холодный пот выступил при мысли о том, что произойдет, если шеф узнает, что Кэрол была у ясновидящей пьяницы и эта пьянчужка кое-что предсказала. Террелл и его коллеги умрут от смеха. Они подумают, что он свихнулся. Нет, он должен заниматься этим сам и никому ничего не говорить.
В понедельник он вновь придет в галерею и допросит продавцов.
Лепски поехал в управление. Отпечатав отчет о встрече с Сидом Хени, он отнес его Терреллу. Тот перечитал рапорт, потом пожал плечами:
– Очень хорошо, Том, можешь ехать домой.
Лепски вернулся домой в 23.15. Как и всегда, Кэрол сидела у телевизора. Она приветствовала его взмахом руки. Показывали детектив, и она не могла оторвать глаз от экрана.
– Еду найдешь в холодильнике!
Ох уж этот телевизор, думал Лепски с горечью. Настоящий наркотик!
На кухне он съел холодную курицу и выпил пива. Из соседней комнаты доносились стрельба, вой полицейских сирен, резкие голоса.
В полночь фильм закончился, и Лепски вернулся в гостиную. Кэрол улыбнулась ему.
– Как ты провел день? – спросила она.
– В этот час уже наступил твой день рождения, – сказал Лепски, очень довольный собой. – Держи подарок!
– О, Том, я была уверена, что ты забудешь!
– Очень приятно это слышать. – Он положил подарок ей на колени. – Посмотри. Инспектор первого класса никогда ничего не забывает.
Увидев сумочку, она вскрикнула от радости.
В 2.30 Лепски был разбужен телефонным звонком. Выругавшись, он вылез из постели, проковылял в гостиную и взял трубку.
– Том? – сказал голос Беглера. – Немедленно приезжай. Этот красавец совершил еще одно убийство. Ты никогда не угадаешь, кого он убил на этот раз. Дочь Стернвуда!
Беглер положил трубку.
Амелия медленно приходила в себя после тяжелого сна, в который ее погрузили таблетки снотворного. Она с облегчением увидела знакомую обстановку своей спальни. Ей снились кошмары. Будто она входит в большой зал отеля «Спэниш Бэй». Там сидят все ее друзья, но, увидев ее, отворачиваются. Начинают перешептываться. Шепот долетает до ее ушей: ее сын сумасшедший. Чудовище! Он сумасшедший… сумасшедший, сумасшедший! Шепот перерастает в мощный гул, который рушится на ее голову: сумасшедший, сумасшедший… сумасшедший! В своем сне она шла, пошатываясь, закрыв лицо руками. Потом сон будто прокрутили назад, она оказалась снова у входа в зал, но на этот раз голоса оглушили ее сразу: сумасшедший… сумасшедший, сумасшедший!
Она проснулась, посмотрела на часы: 2.30. С трудом встала с постели, прошла в ванную и проглотила две таблетки снотворного.
Сейчас она проснулась снова. Было 9.45. Какой ужас! Этот кошмарный сон был как предупреждение. Она знала, что потеряет друзей, у нее не будет жизни, если Криспина разоблачат.
Она нажала на кнопку звонка, предупреждая Рейнольдса, что поднимается и ей нужен крепкий черный кофе.
Когда она вошла в гостиную, Рейнольдс дрожащей рукой наливал кофе. Она внимательно посмотрела на него и сразу же поняла, что он сильно пьян.
– Рейнольдс, вы последнее время слишком много пьете, – сухо сказала она, усаживаясь.
– Да, мадам, – ответил тот. – Вы позавтракаете?
– Нет. Где сын?
– У себя, мадам.
– Уходил он вчера вечером?
– Да, мадам.
– Вы слышали, когда он вернулся?
– Сразу после десяти, мадам.
Кофе немного взбодрил ее.
– Включите телевизор, Рейнольдс, сейчас будет передача Пита Хэмилтона.
– Да, мадам.
Она увидела Пита. Потом – целую толпу полицейских. Сначала на заднем плане бунгало Карин Стернвуд. Затем показали фото Карин и пошел комментарий, который потряс Амелию:
«Маниакальный убийца совершил еще одно преступление. Карин Стернвуд, дочь миллионера, была убита и расчленена. Это третье убийство, менее чем за неделю совершенное сумасшедшим, – говорил Пит Хэмилтон. – Полиция уверена, что кто-то его покрывает. Мистер Джефферсон Стернвуд предлагает награду».
На экране появилось фото Стернвуда.
«Мистер Стернвуд предлагает двести тысяч долларов тому, кто сообщит сведения, которые позволят задержать сумасшедшего».
Хэмилтон сделал паузу.
«Двести тысяч долларов! – повторил он. – Все сведения будут использоваться секретно. Всякий, кто может сообщить что-либо о личности убийцы, может позвонить в центральный комиссариат и получить деньги незамедлительно. Имя его названо не будет».
