— Нет, вы не можете быть женой Таланта. Она уже там и тоже занята поисками. Но судя по зловещей тишине, окутывающей эту хижину последние десять минут, похоже, еще ничего не нашла.
— Я — Рик Холман, — представился я упавшим голосом. — Студия, в которой снимается Талант, наняла меня найти его прежде, чем произойдет что-либо подобное.
— Ну ладно, — она весело улыбнулась, — возможно, вы одержите победу в следующий раз?
— Кто вы?
— Подруга брошенной жены, оказывающая ей моральную поддержку на всем долгом пути от Бель-Эра[2] досюда.
Ее нижняя губа отвисла в не правдоподобной пародии на оскорбленную женщину, снятую крупным планом, — таких можно увидеть едва ли не каждый вечер на телеэкране.
— Вам, наверное, неизвестно самое печальное, — жалостно пробормотала она, кивнув на домик. — Дон Талант и Моника провели в этом уютном гнездышке свой медовый месяц. А теперь, как подозревает Моника, ее заблудший муж прячется тут с маленьким кусочком итальянской пиццы.
— Сейчас пойду и соберу то, что там осталось, — проворчал я.
— Отлично! — воскликнула девушка с неподдельным энтузиазмом. — Пойду с вами. Ждала хоть какого-нибудь повода, чтобы полюбопытствовать, и повод появился — вы, приятель.
Когда она встала рядом со мной, то оказалась выше, чем я предполагал. Сильный ветер с горных вершин прижал юбку к ее ногам, и я увидел, что они намного стройнее, чем думал.
— Рик Холман? — спросила подруга Моники.
— Правильно.
— Видите, какая у меня превосходная память! — Она самодовольно улыбнулась. — Никогда не забываю имен. А вот с лицами — проблема. Меня зовут Дженни Трент. Когда я не занята, помогая подругам, у которых что-то стряслось, то рекламирую мыло на телеэкране.
— Мыло?
— Ну, разные моющие средства, — уточнила она. —Всякий раз, когда вы видите, как две руки ныряют в груду посуды и появляются оттуда такими прекрасными, какими никогда не были, благодаря чудесным добавкам в продукте рекламодателя, — то вы, приятель, видите мои руки.
— Это невероятно, — пробормотал я.
— Позвольте вам сказать, что у меня лучшие руки в этом бизнесе, — гордо произнесла Дженни. — Правда, есть и еще кое-какие достоинства, тоже нисколько не хуже, но это только мое личное мнение. Хотите, расскажу?
— Вы — как раз то самое развлечение, которое мне сейчас необходимо, — сказал я, подхватил ее под локоть и мягко подтолкнул к домику.
— Мне двадцать три года, не замужем, но не без определенного благоразумия и опыта, — продолжала между тем девушка. — Никогда не ношу нижнего белья, потому что от него просто чешусь. Сплю нагишом, так как невозможно предвидеть все. Вдруг какой-нибудь высокий симпатичный тайный агент захочет однажды ночью найти убежище в моей квартире? Еще предпочитаю пить хлебную водку — если уж вообще что-то пить. Моя фигура лучше, чем вы думаете, но я настоящая интеллектуалка — можете посмотреть список книг, которые я никогда не читала! Знаю-знаю, о чем вам хочется спросить. Отвечаю. Моя чарующая карьера на телевидении меня совсем не изменила. Остаюсь все такой же стервой без предрассудков, какой была всегда.
Когда она сделала паузу, чтобы передохнуть, мы уже подошли к грубо сколоченному крыльцу. Входная дверь была широко открыта. И все, что я мог слышать из глубины дома, — это ту самую зловещую тишину, о которой уже упомянула Дженни Трент.
— А кто вы? — спросила она. У нее слишком быстро восстановилось дыхание.
— Всего лишь неудачник, который только что пополнил ряды безработных, — сообщил я. — Давайте посмотрим, какие увечья ваша подруга и обманутая жена нанесла потерпевшим, что она там натворила.
Открытая дверь сразу вела в гостиную, обставленную дорогой мебелью в грубом стиле конца пятидесятых годов — примерно того времени, когда Таланты проводили здесь свой медовый месяц. Посреди комнаты две женщины, казалось, замерли, словно в драматической сцене, но, когда мы вошли, обе повернули головы и свирепо посмотрели на нас.
Та, что небрежно раскинулась в кресле, несомненно, была Каролой Руссо — рыжие волосы, ниспадающие на плечи, и зеленые глаза, пылающие яростью, выдавали ее безошибочно. Следовательно, брюнетка, стоявшая, глядя на нее злыми глазами и сложив руки под своим оскорбленным сердцем, — обманутая жена Моника Хейс.
— Какого черта вам надо? — прорычала брюнетка.
Я подумал, что если бы режиссер мог увидеть ее сейчас, она больше никогда не получила бы даже самой маленькой роли доверчивой и любящей жены.
— Моника, милая, — непринужденно сказала Дженни Трент. — Это Рик Холман. Его прислали со студии, поэтому я решила, что, возможно, мне следует пойти с ним на случай, если тебе потребуется моральная поддержка.
Откровенно ненавидящий взгляд, которым одарила меня Моника, заставил бы встать дыбом волосы самого Самсона[3].
— Что? — Она словно хлестнула меня этим словом. — Как только Нельсон узнал, что я вернулась, у него внезапно пробудилась совесть, да? Его не беспокоило, что мой муж спутался с этой кучей иностранного дерьма, пока я была в Колорадо, а когда он увидел, что я вернулась раньше, чем предполагалось, начал заботиться о моральном облике снимающегося у него актера?! Так можете передать ему, что это будет сенсационной новостью в завтрашних газетах. По всей стране! От берега до берега! Я взорву его и похороню. Эта сенсация выроет прекрасную глубокую могилу, достаточную и для Нельсона, и для этого подлого бездельника, за которого я вышла замуж, и для этой бродячей кошки. Уложу туда всех троих, бок о бок! Уж доставлю себе удовольствие бросить лопату грязи в их сопливые рожи!..
Моника Хейс перевела злобный взгляд с меня на рыжеволосую женщину, развалившуюся в кресле. Итальянка презрительно ухмыльнулась по адресу разгневанной жены, потом выпалила что-то резкое, от чего содрогнулся воздух. Смысл был понятен даже не знающим языка. По тому, как вспыхнуло лицо Моники Хейс, было ясно, что и до нее он дошел тоже.
— А где Дон? — энергично спросила Дженни Трент возможно, за две секунды до того, как напряжение между двумя женщинами разрядилось бы элементарной дракой.
— Его здесь нет! — рявкнула Моника. — Я все обыскала, но он куда-то исчез... Может, когда увидел меня, выскочил в окно? Лежит теперь там, в долине, со сломанной шеей! — Ее глаза загорелись при этой мысли.
— А она не знает, где он? — Дженни указала на Каролу Руссо.
— Понятия не имею! — прорычала Моника. — Я не говорю на языке спагетти, а ты?
Дженни покачала головой, затем вопросительно посмотрела на меня.
— Увы, я тоже не говорю по-итальянски, — признался я.
Ты хочешь подождать его, милая? — спросила Дженни.
— Думаю, не стоит, — ответила Моника неохотно. —Если он видел меня, то теперь уже на полпути в Беверли-Хиллз! — Оскорбленная душа Моники внезапно поднялась над мелкой мстительностью. — Я уже было собралась оставить Лукреции Борджиа[4] на память что-нибудь вроде разорванной губы, но тут вы вошли. Думаю, огласка принесет больше пользы!
— Миссис Талант... Мисс Хейс! — нервно сказал я. — Вам не кажется, что нужно немного успокоиться и все обдумать, прежде чем предпринимать какие-то действия? Впоследствии вы можете пожалеть о такой поспешности!
Ее ответ прозвучал оскорбительно, как пощечина.
— Вы ничтожество! — прошипела она резко. — Вы не только похожи на этих недоношенных рекламных агентов Нельсона, но и говорите точно так же! Возвращайтесь к этому самозваному цезарю и передайте ему от меня, чтобы он собирал чемоданы и убирался из города — приближается лавина! — Затем она посмотрела сверху вниз на рыжеволосую итальянку. — А эту возьмите с собой и спустите в ближайшую канализацию, ее место там!
Карола Руссо снова заставила воздух треснуть, как уже это сделала недавно. Только на сей раз сопроводила свое высказывание вульгарным плевком сквозь зубы.
Брюнетка побледнела, затем шагнула к ней с видом, выказывающим убийственную решимость. Дженни Трент выполнила что-то вроде прыжка с места, схватила Монику за руку и потянула к двери. Когда они достигли ее, Дженни сначала вытолкнула обманутую жену на крыльцо, затем повернулась ко мне и сочувственно улыбнулась.
— Не думаю, что вы похожи на этих недоношенных агентов, Рик Холман, — сказала она нежно. — Даже если говорите, как один из них.
Наконец они ушли. А вскоре и шум «тандерберда» замер в отдалении. С каждой секундой тишина в комнате становилась все невыносимее.
Я подошел к Кароле Руссо, которая с презрительным видом все еще сидела развалившись в кресле, и предложил ей сигарету. Она взяла одну, а я держал спичку, давая ей возможность прикурить.
— Благодарю. — Итальянка выпустила облако дыма мне в лицо. — Думала, эта глупая старая корова никогда не уйдет!
В изумлении я тупо уставился на нее.
— Полагал, вы говорите только на одном языке — итальянском...
