Мне на все наплевать.
Как ребята-фундаменталисты, с которыми он беседовал насчет «заново рожденных».[35] «Иисус вошел в мое сердце и опустошил его от греха», — сказала ему однажды девчонка по имени Линетт, и в определенном смысле с ним произошло то же самое. Все тяготы сняты, он почувствовал себя легким, прозрачным, солнце просвечивает сквозь тело.
«Мне на все наплевать, — думал он. — Плевать на будущее, на то, что со мной случится, на то, что думают родители, наплевать, наплевать». И с каждым мысленным повторением отделялась какая-то тяжесть и улетучивалась, словно бабочка.
Однажды он пришел домой, и на кухне его ждала мать.
Оказалось, со Стейси связалась не секретарша по посещаемости и не кто-нибудь из учителей, а отец Пикси. Видно, перехватил какие — то сообщения из их электронной переписки, нашел дневник Пикси, а потом — чего Райан не ожидал и не понял — Пикси во всем призналась отцу.
Который пришел в ярость. Хотел убить Райана.
«У вас есть дочь, миссис Шуйлер? — спросил отец Пикси, когда мать Райана сидела за своим рабочим столом в офисе „Морган Стэнли“ в Омахе, будучи дипломированным бухгалтером, и мистер Пикси сказал: — Если у вас есть дочь, то вы понимаете мои чувства. Я чувствую себя оскверненным. Чувствую себя изнасилованным вашим порочным сыном, — сообщил он Стейси. — И знайте, — сказал он, — знайте, если выяснится, что моя дочь забеременела, я приду в ваш дом, схвачу вашего сына и выбью ему на хрен зубы через затылок».
К возвращению Райана Стейси уже позвонила в полицию, которая предъявила отцу Пикси обвинение в угрозах физической расправы, поговорила с приятелем — адвокатом, который запрашивал ордер на задержание, но не рассказала ему об этом, когда он вошел на кухню, открыл холодильник и заглянул внутрь, не обратив на нее особого внимания. Насколько ему известно, она часто бывала в дурном настроении. Сидела на кухне, в комнате с телевизором или в каком-нибудь другом месте, где Райан и Оуэн видели, как она молчит, излучая мощные радиоактивные негативные волны. Хорошо известно, что не надо смотреть на нее в таких случаях.
Поэтому он вытащил молоко, пока она сидела за кухонным столом. Насыпал в миску хлопьев, полил молоком и уже собрался пойти с едой к телевизору, когда Стейси на него взглянула.
— Кто ты? — сказала она.
Райан неохотно поднял голову. Тоже один из ее методов — тихие непостижимые вопросы.
— Гм, — сказал он. — Прошу прощения?
— Я спрашиваю, кто ты, — пробормотала она печальным, задумчивым тоном. — По-моему, я тебя не знаю, Райан.
Тут он почувствовал первую нервную дрожь. Понятно, она о чем-то проведала. О чем? До какой степени? Он почувствовал, как лицо напряглось, побледнело.
— Не пойму, о чем ты говоришь, — сказал он.
— Я думала, ты заслуживаешь доверия, — сказала Стейси. — Думала, что ты ответственный, взрослый, что у тебя есть планы. Так всегда думала. Теперь даже не представляю, что у тебя внутри. Вообще не имею понятия.
Он все держал миску с хлопьями, которая издавала еле слышное шипение, пока воздушные зерна тонули в молоке.
Не мог придумать, что сказать.
Не хотел заканчивать приключение с Пикси и думал, если просто молчать, оно продлится дольше. Еще можно будет радоваться, можно будет на все плевать, можно будет встречаться с Пикси по утрам в северном корпусе школы, смотреть, как она курит, играючи вертит колечко в губе, продетое в плоть.
— Хочешь погубить свою жизнь? — говорила Стейси. — Хочешь кончить, как твой дядя Джей? Потому что идешь именно его путем. Он исковеркал собственную жизнь приблизительно в твоем возрасте и уже никогда не оправится. Никогда. Превратил себя в вечного неудачника, вот к чему ты движешься, Райан.
Только через годы он понял, о чем она говорила.
Кончишь, как твой отец — вот что на самом деле имелось в виду. Его отец, Джей, обрюхатил в пятнадцать лет девушку, сбежал из дома, занимался то одним, то другим сомнительным делом, никогда не устраивался на месте, никогда не жил нормальной жизнью. Оглядываясь назад, Райан понял, почему она так сурово на него накинулась, и даже в определенном смысле посочувствовал ей. Она знала, кем он станет, задолго до того, как он сам об этом узнал.
И не собиралась позволить ему кончить так же, как Джей. Райана на две недели отправили в исправительный лагерь для трудных подростков, пока мать наводила в его жизни порядок. В изоляторе трудных подростков водили в туристические походы, воспитывали в них командный дух; множество консультантов в полувоенной форме, приверженцев «жестокой любви», проводили групповую терапию, диагностируя и анализируя психологические отклонения: они сбились с пути; тяжело воспринимают ошибочную нездоровую самооценку; должны перемениться, если хотят стать полезными членами общества, если вообще хотят снова увидеть родных и друзей…
Даже по возвращении его до конца учебного года почти постоянно в основном держали под домашним арестом. Мать отняла у него сотовый телефон, отключила от дополнительных услуг Интернета, добилась от учителей разрешения заочно пройти пропущенный материал, водила раз в неделю к психотерапевту, записала на подготовительные курсы к отборочному тесту, включила в общественную программу под названием «Клуб оптимистов», члены которого собирались три раза в неделю, убирали мусор в общественных садах и парках, раздавали бедным детям игрушки, сдавали на переработку вторичное сырье и так далее. Она забрала его из оркестра — музыкальный класс был единственным, который он посещал вместе с Пикси, хотя это фактически не имело значения, ибо отец перевел ее в школу Святого Альберта. Больше он никогда ее не видел. Отца Пикси признали виновным в угрозах и приговорили к условному наказанию.
Что касается отца, Оуэна, то он в тот период почти не вмешивался, был молчаливым и мрачным, как обычно перед лицом упорной организационной деятельности Стейси. Оуэн только сумел уговорить ее разрешить Райану брать уроки игры на гитаре, и это была единственная радость за последние полтора года в средней школе. Они с Пикси обсуждали идею создания оркестра, где она играла бы на ударных, а он был бы певцом-солистом, и Райан все фантазировал на эту тему. Любил сидеть в своей комнате, сочинять песни на синтезаторе, который ему купил Оуэн. Сочинил песню, которая называлась «О, Пикси». Очень грустную. Написал другую, которая называлась «Угроза физическим насилием», и еще одну: «Меня скоро не будет», и еще одну: «Эхопраксия»,[36] которую, если когда-нибудь будет составлен альбом, можно в конце концов выпустить синглом.
Грустно вспоминать хромые старые песни.
Грустно весь вечер думать о Пикси, вспоминать и гадать, где она сейчас. Что с ней стало?
И оттянуться близко даже не удалось.
Грустно также, что параноидальный страх перед русскими оказался в конце концов полным пшиком. Несмотря на встречу на улице, не было никакой настоящей интриги, никакого захватывающего столкновения с гангстерами, никого, кроме стад туристов и работников, которые покорно тащатся куда-то, как бараны на стрижку, с угрюмой унылостью продавца в круглосуточном магазинчике.
Возможно, он вечно останется одиноким, думал Райан, разложив на столе листовки с предложением эскорт-услуг и глядя на них. Фэнтези. Роксана. Наташа.
Задумался за письменным столом в номере отеля. Набрал свое имя, номер, услышал вздох, когда произошло соединение в киберпространстве.
Открыл электронную почту и…
Нет, никаких новых приветствий кириллицей.
Поэтому просто набрал сообщение Джею: «Миссия завершена» — и решил, что вполне позволяется лечь поспать.
Скоро можно будет уехать. Это первое. Отправиться в Нью-Йорк и дальше по всему свету.
Второе: можно разбогатеть, если следовать плану. Если она согласится и готова на такое дело.
Документы разложены между ними на кухонном столе, Джордж Орсон перекладывает и выравнивает перед собой бумаги, будто параллельные стопки облегчат дело. Она заметила, как он тайком вскинул глаза, и ее почти ошеломил столь серьезный и виноватый взгляд, хотя чувствовалось и облегчение от его молчания. Он не пытается заверять, убеждать, объяснять, просто ждет ее решения. Впервые ее решение важно, впервые за месяцы ей не кажется, будто она бродит в сонном пространстве, в пространстве забвения, где повсюду мерцает аура déjà vu…[37]
Началась кристаллизация. Приобретает твердые формы план. Скрытность Джорджа Орсона. Деньги.
Она взяла одну бумагу из разложенных перед ней. Копия перевода денег через электронную банковскую систему. Вверху значится: Banque Internationale pour le Commerce et l’industrie de Côte d’Ivoire.[38] Дата, код, печать, несколько подписей, сумма. $ 4 300 000. Подтверждающее письмо. «Дорогой мистер Козелек! Вклад на Ваше имя внес в наш банк Ваш партнер мистер Оливер Акубузе. Далее Ваш партнер дал указание осуществить перевод вклада на Ваш банковский счет, заполнив надлежащий бланк и представив прочие необходимые для данной цели документы»…
