женщиной и Сезоновым повисло молчание.
— А его хотели перевести, уволить в связи с этим? — спросил подполковник.
— Вот чего не знаю, того не знаю. Мне даже из комендатуры ничего не передавали, что у Арсения нашли порок. Он сам мне ничего… ни слова…
Эх, Арсений. Какой же всё-таки ты… Не любишь тревожить дорогих тебе людей, а в итоге до чего довел себя. Ничего и никому. Как обычно. Ты в своем репертуаре. Добила тебя эта ситуация, этот страх, который ты испытал, увидев чудовищ, с твоим-то, оказывается, ослабленным вдруг разом сердцем.
— Зачем, зачем ему понадобилось выйти посреди трассы из машины, когда он ехал в Кострому…
Вопрос не требовал ответа, он был просто задан в пустоту. Но Сезонов, сложив руки на столе и чуть наклонившись вперед, приоткрыл рот и хотел осторожно начать свой надуманный, но при этом не лишенный частичек правды короткий рассказ, как Дарья вновь повернулась к нему и заботливо спросила:
— Ты почему такой усталый, Валер? Может, всё же поешь что-нибудь? Если хочешь душ принять, так скажи.
— Можно?
— Господи, Валер, да без проблем, конечно. — Дарья закатила глаза, будто он спросил какую-то глупость. — Развешу твои вещи из сумки всё-таки? Помнутся ведь, долго так лежать будут.
Сезонов поблагодарил.
— Ты, наверно, думаешь, почему я не задаю много вопросов. Я просто не хочу лезть в твои дела. Потому что это твоя личная жизнь. Поверь, ты мне никаких неудобств не доставляешь. Но… если тебе действительно нужна какая-нибудь помощь… я помогу, чем смогу.
— Даш, ну что ты. Ты и так меня спасаешь. Вроде, думаешь сама, мелочи. Но мне очень важно, ты даже не представляешь, — подполковник протянул руки и взял ее ладони в свои, сжав в знак поддержки и благодарности. — И я хотел бы кое-что тебе рассказать. Потому что, мне кажется, об этом тебе комендатура не скажет.
Сезонов помялся пару мгновений, глядя в пол, чувствуя на себе пристальный взгляд.
— Мне удалось выяснить, почему Арсений оказался там, у полигона. Ему казалось, что на территории части, помимо известных объектов, есть еще и другие.
Он замолчал. Дарья ждала продолжения. А он вдруг забоялся закончить так, как хотел и срочно выдумывал, как выкрутиться. Женщина задала вопрос, видя его глубокую нерешительность:
— Почему ночью?.. Зачем?.. Он выяснил, что еще есть на полигоне?
— Ночью, потому что сложно было сделать это днем. Он думал совершить всё один, чтобы быть уверенным сперва самому. Чтобы в случае ошибки, поспешности в выводах и неправильных подозрений не подставить начальство. Видимо, именно тогда, внезапно, к сожалению, у него случился приступ.
— Но следственная группа разбирается, есть ли на полигоне что-то еще? Как думаешь? — прошептала Дарья. По ее щеке скатилась одинокая слеза.
— Думаю, да. Хочется верить. Со всем разберутся, — успокаивающим тоном произнес Сезонов, хотя подозревал, что мог ненароком солгать.
Женщина кивнула, вежливо высвободила ладони из его рук, встала из-за стола и подошла к холодильнику.
— Может, всё-таки щи?
— Спасибо.
Он быстро поел и, пока Дарья размещала его незамысловатый багаж на двойные плечики, принял душ. Женщина не заметила оставшиеся кровавые пятна на куртке — он повесил ее, вывернув вовнутрь, и не подозревала о поврежденном плече — под носимой темной футболкой с длинным рукавом не видно нетугой перевязки. Сезонов заклеил порез, оставшийся след от пули, пластырем, вновь распрощался с Дарьей, призвав ее быть осторожней.
— Почему?
— Когда к тебе, но это совсем не точно и этого может не быть, придет кто-то из военных и будет спрашивать меня, говори, что не знаешь, понятия не имеешь обо мне, куда я иду и где я.
— Валера, что ты натворил?
— Ничего, просто… Главное, ты ничего не бойся. Всё обойдется.
— Нам с детьми точно не стоит волноваться?
— Более чем уверен.
— Но тогда ты будь осторожен.
— Это я всегда. До встречи.
В Москве поддержкой не заручиться. Здесь — тем более: на него, Сезонова, ополчился весь свет высших офицеров гарнизона. Он заработал тревожность и паранойю. Не ясно, с какой стороны подступить, что предпринять. Он, можно сказать, связан по рукам и ногам: не может действовать, потому что отрезаны все пути для наступления, а отступать — не в его правилах.
Думай, Валера, думай! Что важнее, что в приоритете, что реальнее? Покончить с полигонными тварями вплоть до их ликвидации? Тогда как? Что за способы и методы надо предпринять и изобрести, чтобы избавить мир от этих существ? Они слишком опасны, они из другой реальности! Их надо устранить. Именно это и сделала бы Москва, если знала об их существовании. Или надо вывести на чистую воду местных офицеров командования? Всех тех, кто скрывает информацию о зверях, и к ним причастных? Аверченко в том числе, Багрова? Багров… Он ведь, чувствую, на моей стороне, где-то в глубине души. Просто не может идти против высших командиров. Несмотря на то, что офицер, всё же обыкновенный солдат. Ему тошно, но он не может идти вопреки вышестоящим. Не может. Хочет — слабо, но хочет тоже как-то противостоять, нарушить непоколебимые правила таинственности и секретности в отношении чудовищ. Боится кому-либо рассказать, боится быть один. Но давление на него большое, он подчиняется. Хороший парень, ведь может и умеет быть сильным! Но здесь, после перевода, после понимания и осознания того, с че́м ему предстоит работать, оказался каким-то смиренным.
В голову сама собой пришла идея, куда следует направиться и искать ответы на некоторые волнующие вопросы: вместе с Сезоновым дорогу на разрешающий сигнал светофора перебегали двое юношей-кадетов, учащихся военного училища, которые спешили на автобус, и подполковника внезапно озарила мысль: что если прямо сейчас напроситься «в гости» к начальнику военного училища, Ильинову, чтобы с его компьютера получить сетевой доступ к базе Минобороны и тщательней ознакомиться с биографиями и послужными списками местного командования? Чтобы понимать, с кем он, Сезонов, имеет дело. Чтобы знать, с кем не совпадает его точка зрения насчет чудовищ.
— Мне необходимо получить доступ к банку данных, сопряженному с нашим сайтом Минобороны, в целях получения дополнительной информации об одних командирах. С вашего, конечно, позволения, — после всех формальных приветствий с генералом Ильиновым произнес подполковник. Он, заранее не предупредив, не созвонившись и во второй раз за утро надеясь на удачный случай, застал начальника училища в его кабинете за проверкой документов на подписание.
— Почему вы так уверены, что этот доступ у нас, у меня здесь есть? — Ильинов внимательно воззрился на Сезонова, пригласив его занять место за столом напротив него.
— Я просто допускаю его наличие. Может быть, скорее всего,
