— Каков нанесен ущерб? — прогремел голос Келхауна, обращенный к хозяину.
Тот нервно вышел из–за стойки и оглядел помещение:
— М-м… Три стула… игральный автомат не мой, но мне придется заплатить…
Келхаун стал считать, тыча в каждого из нас пальцем:
— …три, четыре, пять… — Он повернулся ко мне: — …шесть… По 17 долларов с носа! А после этого вытряхивайтесь!
Ни звука протеста. Из карманов стали появляться деньги и посыпались на стойку. У одного не хватило десятки. Келхаун пригвоздил его мрачным взглядом:
— Чтобы к завтрашнему полудню были! И попробуй опоздать хоть на минуту!
— Хорошо, сэр!
“Они все испугались: что ж, их можно понять”, — подумал я. В армии я встречал немало крутых мужиков, но Келхаун — это вообще особая статья. Настоящая глыба, гора крепких мышц — и вдобавок проворный, как кошка, когда доходит до дела.
— Вы тоже, Чэтэм! — сказал он и, схватив меня за куртку, притянул к стойке.
Я кое–как вытащил бумажник и стал отсчитывать деньги, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появился Макгрудер. Он вонзил в меня свой холодный взгляд, а потом грубо схватил за руку.
Кивнув Келхауну, он сказал:
— Я сам возьмусь за этого бандита!
Тот остановил его, приставив к его груди указательный палец:
— Ступай домой и не мешай мне разговаривать с мужчиной!.. И не забудь утереть нос, сосунок!
Лицо Макгрудера потемнело от гнева:
— Он — скандалист…
— В городе распоряжается городская полиция, — холодно прервал его Келхаун. — А когда мне понадобится твоя помощь, чтобы навести порядок, я сам тебя позову! А теперь отдай человеку его руку!
Макгрудер со злостью посмотрел на меня, повернулся и вышел. Я снова оперся на стойку. Мне было слишком плохо, чтобы интересоваться административными распрями — я получил слишком много пинков в живот.
Келхаун ткнул большим пальцем в сторону двери:
— Ладно, мальчики, выметайтесь! И лучше не попадайтесь мне сегодня на глаза!
Удивительно, он заставил нас оплатить ущерб, но не собирался никого задерживать. Все они прошли мимо меня, смерив мрачными взглядами. Я со своей стороны с удовлетворением отметил, что у бездельника под глазом огромный фонарь, и минут через десять глаз совсем заплывет, а у Фрэнки распухли верхняя губа и челюсть.
Я оттолкнулся от стойки, собираясь направиться к двери.
— А вы не уходите, Чэтэм! — сказал Келхаун. — Вы пойдете со мной!
“Ну вот! — подумал я с горечью. — Я — чужой в этом городе, и ко мне можно придираться”.
Я остановился и вновь облокотился на стойку.
— Дайте этому человеку порцию виски! — сказал Келхаун бармену.
Тот поставил передо мной виски. Я залпом выпил и полез в карман.
Келхаун отрицательно покачал головой:
— Это — за счет полиции! Пошли!
Нетвердым шагом я последовал за ним: мы сели в “седан”, стоящий у входа в бар. Келхаун включил газ и быстро поехал по Спрингер–стрит в северном направлении, потом — свернул на запад.
“Странно, — подумал я. — Правда, тюрьма и полицейский участок находятся в западной части, близ реки, но южнее Спрингер–стрит”.
Мы очутились в довольно мрачном районе. Я не знал, что задумал Келхаун, и был слишком подавлен, чтобы спрашивать. Может быть, он отыскивает пустынное местечко, чтобы расправиться со мной? Если так, то я бессилен ему помешать.
В конце какой–то улицы он остановил машину в тени раскидистых деревьев. За ними виднелся темный двухэтажный дом. Мы вошли в калитку. Не доходя до дома, он свернул, и мы очутились во внутреннем дворике. Здесь деревья росли еще гуще, и было совсем темно. Я почувствовал под ногами поросшие мхом плиты дорожки. Во дворе находился флигель для гостей. Он толкнул дверь и включил свет.
Очевидно, это была резиденция Келхауна. Нечего было спрашивать, женат он или холост. Женщине было бы достаточно одного взгляда, чтобы вскрикнуть и выбежать в ночную тьму. И не то, чтобы здесь царил полный беспорядок — просто все пропитано неразбавленным густым мужским духом.
Флигель состоял из одной большой комнаты, кухоньки и коридорчика с дверью в ванную. На бетонном полу лежали два маленьких индейских коврика. Постелью служила металлическая койка, а остальную мебель составляли старое кожаное кресло, стул и большой стол, заваленный журналами для охотников и рыболовов. Стены украшали несколько фотографий борцов с автографами, пара боксерских перчаток, крокодиловая кожа и чучела двух крупных окуней. В одном углу — ящик с дробовиками, в другом — несколько удочек. Окна были открыты. Жарко и тихо, и слышно, как жужжат москиты.
Я осторожно стер с лица кровь.
— Садитесь! — сказал он.
Я рухнул на стул. Келхаун исчез в ванной и вскоре вернулся с чем–то вроде пакета первой помощи. Вынув марлю и пару лечебных палочек, похожих на карандаши, он принялся ловко обрабатывать рассеченную бровь. Мне было чертовски больно. Потом он что–то наложил на рану и усмехнулся:
— Ну, вот и все! Какие–нибудь двадцать секунд.
— Вы были профессионалом? — спросил я.
— Угу, — сказал он. — Подите умойтесь, а потом выпьем по кружечке пива.
Я пошел в ванную и постарался, как мог, смыть следы кровопролития. Когда я вернулся, он поставил банку с пивом:
— Садись, сынок, и передохни.
Раньше мне никак не приходило в голову, что ему, видимо, уже за пятьдесят. Я вспомнил, как он швырнул меня — словно я не человек, а мешок с грязным бельем, и порадовался, что не попался, когда ему было двадцать лет.
Теперь я рассмотрел Келхауна получше.
Скольких он обдурил, создавая впечатление, что так же глуп, как толст! Это был хитрец, и с ним надо было держать ухо востро.
Сейчас на нем была фермерская соломенная шляпа и замшевые туфли, а пара широких подтяжек, поддерживающих форменные брюки, словно перекочевала из водевиля. Однако глаза под мохнатыми бровями были холодного синего цвета и не смотрели, а пронизывали насквозь.
Он откинулся в кожаном кресле, держа в руке банку с пивом.
— Итак, вы вернулись, чтобы взглянуть на него? — спросил он.
Я вынул из кармана сигарету и попытался закурить.
— Это — не амбарный стрелок, — ответил я. — Но я видел, как вы расправились с теми двумя… у ресторана… Почему?
— А почему бы нет? — ответил он. — Именно за это мне платят!
— Но ведь вы считаете, что виновата она сама?
— Даже если и считаю, то держу это про себя. И пока я патрулирую улицы, я не допущу, чтобы женщин оскорбляли!
— Они могли бы вас взять на службу к шерифу.
— У шерифа есть свой хороший работник, — ответил Келхаун, — и он — мой друг.
Я помолчал и отпил немного пива.
— Зачем вы ездили в Уоррен—Спрингс?
Я с удивлением взглянул на него:
— Откуда вы знаете?
— Знаю… И здесь тоже вы изо всех сил стараетесь выследить кого–то, бегая от одной телефонной будки к другой. Кого вы ищете?
— Я предпочел бы умолчать об этом, — ответил я.
— Ответили бы как–нибудь поудачнее, — буркнул он. — Вам не кажется, что, отказываясь отвечать на мой вопрос, вы тем самым на него ответили?
— Я же не сказал ни слова, — возразил я. — И в конце концов, кому нужна эта информация?
Глаза его похолодели:
— Мне нужна эта информация, сынок. И у меня есть для этого личные причины. Коли вы думаете, что я действую в интересах кого–то другого, и что это — ловушка…
— Простите, — сказал я.
— Может быть, я стараюсь спасти вас от смерти… Здесь и без того было достаточно убийств!
— Значит, тот, кого мы так старательно избегаем называть по имени, — бесчестный человек? — спросил я резко. — Я бы никак не подумал… По крайней мере, на первый взгляд.
— Он честный, насколько возможно… Но здесь человека не считают бесчестным только потому, что он защищает репутацию своей жены с оружием в руках.
— А почему он вдруг решил, что она нуждается в защите?
— Полегче, сынок… Поверьте, я бы не стал говорить все это первому встречному. Но вы служили в полиции, и мне нравится то, что я о вас слышал.
— Откуда вы знаете, что я служил в полиции?
— Я был в конторе шерифа, когда пришла телеграмма из Сан—Франциско. Мне ее показали. В том, как вы оставили службу, нет ничего плохого.
— Когда это было? — быстро спросил я. — Я имею в виду, когда пришла телеграмма?
— Позавчера днем, во вторник.
— А вы можете сказать точнее? В котором часу?
— Часа в два… В четверть третьего…
“Значит, в меня стрелял не Редфилд. Ведь покушение произошло почти в то же время”, — подумал я.
Должно быть, Келхаун прочел мои мысли — и покачал головой:
— Неужели вы действительно могли подумать такое? В затылок — из дробовика?! Вот что я вам скажу, сынок: если вы будете вести себя неосмотрительно, он, возможно, и возымеет желание убить вас, но сделает это, стоя лицом к лицу.
