— Вы меня здорово утешили, — сказал я устало. — Значит, теперь за мной охотятся двое.
— Вы могли бы просто бросить это дело и оставить их в покое. Я думаю, этот вопрос никогда не разрешится — ни в ту, ни в другую сторону.
— Но вы еще не знаете, что я основываюсь не на досужих вымыслах, — сказал я. — Я знаю, кто убил Лэнгстона!
Он поставил свою банку с пивом на стол.
— И вы сможете это доказать?
— Пока еще нет.
— И никогда не докажете. Я думаю, вы ошибаетесь…
Я быстро наклонился к нему:
— Как вы сказали?
Он понял, что допустил промах, но было уже слишком поздно:
— Я хочу оказать, что вы промазали на целую милю от цели. Конечно же, вы ошибаетесь.
— Не надо, Келхаун! — сказал я резко. — Вы слишком хорошо меня поняли. Вы думаете, что я ошибаюсь! Значит, у вас тоже были сомнения — хотя бы совсем небольшие. На чем они были основаны?
Он злобно посмотрел на меня и промолчал.
— На чем они были основаны? — повторил я.
— Не собираюсь разводить сплетни, говоря о чужой жене, — буркнул он. — Я же вам сказал, что я — его друг.
Я вскочил и поставил банку с пивом на стол с такой силой, что часть содержимого выплеснулась на журналы.
— Черт бы вас побрал! А еще называется полицейский! Не собираетесь сплетничать, но зато спокойно наблюдаете, как невинную женщину распинают на кресте!
— Полегче на поворотах, Чэтэм! Я служил в полиции еще в те времена, когда вы ходили в школу!
Внезапно я понял, что делаю не то, что надо. Передо мной — единственный честный человек, которого я встретил в этом городе, а я лаю на него, как цепной пес.
— Простите, — сказал я и сел.
— Забудем лучше об этом, — сказал он. — Кажется, вас это тоже сильно задевает.
— Кажется, да, — сказал я.
— Что ж, вы — не единственный, кого это мучило и мучает. Если дать волю своим мыслям, то и с ума можно сойти. Дело закрыто, а вопрос остался открытым, понимаете? Самая банальная из всех историй: муж, жена и любовник, но только в данном случае никто не смог доказать даже того, что жена и любовник были знакомы. И что еще хуже: любовника нет в живых, так что вы не можете устраивать им очные ставки и ждать, пока один из них “расколется”.
— Все верно! — бросил я. — Но в этом случае у полиции должны возникнуть сомнения — та ли это женщина, и она должна начать розыски другой.
— Исключая тот случай, когда другой нет.
Я закурил сигарету:
— Вот в этом вы ошибаетесь! Другая не только есть — я даже знаю, кто она!.. Послушайте, Келхаун, почему мы не можем отказаться от игры в прятки и оказать прямо, что мы думаем? Любовницей Стрейдера была Цинтия Редфилд!
Он тяжело вздохнул:
— И вы говорите это после того, как я вам сказал, что он мой друг. Если я сейчас подниму трубку и позвоню ему, вам не выбраться из города живым, даже если сию секунду броситься бежать.
— Я это знаю.
— И вы готовы поверить моему слову, что я не скажу ему?
— Мне не нужно вашего слова.
— Почему?
— Комплимент за комплимент: мне нравится все то, что я о вас слышал.
Он удивленно посмотрел на меня и покачал головой:
— Ну, парень, смелости вам не занимать!
— Чего там!.. Я вот что вам лучше скажу. Допустим, что с точки зрения тех странных и бестолковых понятий о ценностях, которых, видимо, придерживается большинство людей, мы не должны обсуждать вопрос о том, может ли — или могла бы миссис Редфилд иметь любовника — об этом просто не принято говорить. Но никакой общественный закон не запрещает нам размышлять о том, виновата она или нет в сравнительно меньшем преступлении — вроде убийства! Ну что, поговорим чисто профессионально?
Он жестко усмехнулся:
— Вам бы адвокатом быть, а не полицейским.
— Ни тем, ни другим… Хочу стать архитектором по благоустройству, — ответил я. — Но вернемся к миссис Редфилд. У вас ведь тоже есть основания подозревать ее — иначе вы бы не поняли, куда я клоню.
— Что ж, возможно, — сказал он, неохотно соглашаясь. — Но это — лишь цепочка совпадений. Первое звено этой цепочки, естественно, — расположение их домов. Та женщина — если это была не миссис Лэнгстон — оставила машину Стрейдера у мотеля и до рассвета успела дойти до своего дома. Дом Редфилда, если идти через фруктовый сад, находится в четверти мили от мотеля. Но с другой стороны, если вы вздумаете подозревать всякого, кто живет на небольшом расстоянии от мотеля, то вы сможете заподозрить весь город. Ведь это — не Лос—Анджелес…
— Согласен, — сказал я. — Дальше!
Он загасил сигарету и устало вздохнул:
— Оба раза, когда Стрейдер приезжал сюда, Редфилда не было в городе.
Я кивнул:
— Я тоже об этом знаю, но как об этом сказать, чтобы меня не убрали?.. Ведь это решает все!
Он гневно ударил кулаком по столу:
— Что это решает? Разве можно обвинять женщину на основании только этого дурацкого совпадения! Послушайте, Чэтэм, ведь это — не какая–то там шлюха, которую он подцепил в пивной! Это — почтенная дама! Она была учительницей…
— Она была не только учительницей…
— Если вы намекаете на историю с ее первым мужем, то лучше давайте забудем о ней. Об этом знают все. Это был просто несчастный случай. Ни полиция, ни страховая компания ни на минуту в этом не сомневались!
— Конечно, — сказал я с горечью. — В этом и состоит беда мелких страховок. Если бы он был застрахован на сто тысяч, они наверняка бы полюбопытствовали, куда она потратила эти деньги.
— И куда же она их потратила?
— Она купила на них бар для человека, с которым встретилась за три месяца до того, как ее супруг пропустил через себя электроток!
Он весь напрягся.
— Что?!. И кто был… — Потом он вздохнул. — Неважно, вы уверены, что это был Стрейдер.
— Именно Стрейдер это и был! На нее я наткнулся потому, что прослеживал путь Стрейдера. Молодая женщина, которую он называл Цин, с волосами цвета красного вина. И жили они в Новом Орлеане весной и летом 1954 года, между ее отъездом из Уоррен—Спрингс и появлением здесь.
С минуту, уставившись на сигарету, Келхаун молчал. Потом сказал тоном очень усталого человека:
— Ладно, рассказывайте, как вы все это узнали. Начните с вашего приезда сюда.
Я рассказал ему все, сделав небольшую паузу только в то время, пока он ходил на кухню за пивом. Когда я закончил, он сказал:
— Вы никогда этого не докажете.
— Знаю, — ответил я. — С теми данными, что я имею, не докажу.
— Вы знаете, как поступит Редфилд?
— Но ведь она совершила убийство…
— Вы этого не знаете, вы только предполагаете. И прежде чем вы дойдете вообще до убийства, вам придется заявить Редфилду, что его жена — потаскуха. Хотите попробовать?
В этот момент зазвонил телефон, стоявший на краю стола. Келхаун протянул руку и снял трубку.
— Келхаун слушает!
Минуту он молчал, потом сказал:
— Кто? Руп Халберт? О’кей, пусть подойдет к телефону! — Последовала короткая пауза, а затем: — Руп? Это Келхаун! Бармен говорит, что вы начинаете шуметь… Отправляйтесь домой… О’кей!
И положил трубку на рычаг.
Я посмотрел на него и покачал головой:
— Вы командуете по телефону!
Он усмехнулся.
— Вообще–то Руп — неплохой парень. Беда только, что после нескольких порций ему мерещатся в пиве боксерские перчатки.
Покончив на этом с Руном, он сказал:
— Значит, вы считаете, что Лэнгстон в то утро поехал к Редфилду и застал их обоих?
— Иначе не могло быть.
— Но зачем же он заезжал? Даже если бы он забыл, что Редфилд не сможет поехать с ним на рыбалку, ему незачем было входить в дом.
— Попробуем рассуждать иначе, — сказал я. — Предположим, он знал, что Редфилда нет дома, но не знал, что там Стрейдер. Вспомните, ведь в тот раз Стрейдера зарегистрировала в мотеле миссис Лэнгстон.
Он тихо присвистнул:
— Если уж ты в чем убежден, сынок, то тебе наплевать на все. Лэнгстон пользовался огромным уважением. И не гонялся за бабами. К тому же Редфилд был его другом. И ко всему прочему, у Лэнгстона не было никаких оснований подозревать жену Редфилда.
— Я же просто сказал “попробуем”, — ответил я. — Черт бы вас побрал, Келхаун! Вы просто должны согласиться, что Лэнгстон вошел в дом и что именно это и стоило ему жизни! Иначе и не могло быть!.. Возможно, что он догадывался, что она собой представляет. Возможно, он когда–нибудь видел ее в обществе Стрейдера.
Келхаун покачал головой:
— Даже если предположить, что он действительно застал их вдвоем, я далеко не уверен, что они бы его убили.
— А что, если произошла ошибка? А если они подумали, что вернулся Редфилд и впали в панику? Правда, я сам не очень уверен. Тут есть еще неясности…
— В том–то вся и штука! Здесь в ваших гипотезах зияет большая дыра, с милю шириной, и старая загадка остается. Подозрение в соучастии должно было пасть на миссис Лэнгстон, и никто его не отвел. И неопровержимый факт — что убийца знала, что если дело станут расследовать, подозрение падет на нее. Но ни у кого ни на минуту не возникло мысли, что убийство могла совершить миссис Редфилд. Ведь они со Стрейдером могли бросить труп Лэнгстона в любую канаву, и никто бы не заподозрил их.
