— Обойдусь, — Седлецкий сел, ноги его не держали, — не до врачей… С плотиной надо разобраться. Налил бы стопарик, ведь обещал.
— Сейчас! — подхватился Мирзоев. — Разбавить?
— Не надо, Турсун… Мне стопарик, а клиенту — укольчик. Хватит шутки шутить, в благородство играть. Прошли рыцарские времена… Тащи бородатого. И обыщи его хорошенько!
Ввели бородатого.
С приклеенными усами, с татарской фамилией прибыл Акопов в стольный град Москву. На замызганном, громкоголосом Казанском вокзале, полном попрошаек и проезжих со всего Содружества, он покинул надоевший ашхабадский поезд и нырнул в электричку до Быкова. Время совсем раннее было — шесть утра с небольшим. Поздняя пташка носок прочищает, а ранняя пташка пивко попивает. Выбрал почти пустой вагон, прижал ногой сумку с верной ТОЗовкой и покатил барином в очередную неизвестную даль.
Ехал, любовался в окно с трещинами вздыбленной нескончаемыми стройками Москвой, косился на девушек, резво бегущих по платформам, и расслаблялся. Лишь теперь он мог с уверенностью сказать, что самая трудная и опасная часть командировки — позади. Оставалось сдать отчет. Неплохо было бы приложить к нему выдубленную шкуру того хорька, который пытался завалить его в сурханабадской операции…
Задумавшись, не заметил, как электричка вырвалась из Москвы. А в Люберцах рядом сели два пожилых дачника — с ведрами, лопатами и рюкзаками. К последней надежде своей, к огородам, ехали пенсионеры… А чтобы не скучать в предвкушении грядок и свежего воздуха, завели старинушки беседу о делах давно минувших дней и деяниях нынешних сукиных сынов. Акопов не вслушивался в брюзжание стариков до тех пор, пока не мелькнуло в разговоре знакомое: Сурханабад.
— Вы мне, Семен Пантелеевич, про оппозицию не говорите! — горячился один из пенсионеров — маленький, жилистый, с помидорной лысинкой. — В оппозиции тоже люди. А это, Семен Пантелеевич, работа ЦРУ!
И подолбил, припечатывая слова, кулаком по тощему рюкзаку.
— А то ему больше делать нечего, ЦРУ твоему, — лениво отмахнулся собеседник — мосластый, с бульдожьими складками у рта. — С Америкой мы сейчас друзья-приятели, не разлей вода. Гуманитарную тушенку прут… А в этом Сурханабаде, Петрович, китайцы гадят, либо японцы.
— Странно слышать! — возбужденно завозился на лавке маленький. — Дестабилизация правительства в Сурханабаде китайцам невыгодна — они же торговать с нами собираются.
— С кем, с нами? С Россией, что ли? Тогда японцы шуруют. Не отдали острова — так вот вам, ешьте. А еще они, японцы-то, лицом на наших узбеков больно смахивают. Поэтому японцам проще крутить — нарядился в халат, и вперед. Салям алейкум, и шабаш…
— Я их недавно в Москве видел, — облизнулся маленький. — Очень аккуратные господа.
— Да, так и прут, говорю. Черных-то, с югов, развелось много. Дачи по нашей дороге метут. Миллионы дают, Петрович, миллионы! А мне на мясо не хватает.
Петрович покосился на Акопова и выразительно покашлял. Акопов сделал вид, что его не касается реплика про черных, которые с югов…
— Кстати о дачах, — сказал маленький Петрович. — На днях, говорят, по одной даче тут у нас стреляли из пушки. Вот вам и миллионеры.
— Не из пушки, — веско сказал мосластый Семен Пантелеевич. — Гранату большую кинули, вроде противотанковой. Мне племяш говорил, он в милиции работает.
Акопову нужно было выходить, он двинулся к выходу, переступая через ноги замолчавших дачников. Еле к двери пробился. Что за жизнь — вечно надо драться за место под солнцем…
…Станция осталась позади. Акопов шел знакомой дорогой мимо высоченных заборов, над которыми возвышались старые сосны. Сквозь лохматые кроны проглядывали солидные кирпичные особняки, гаражи и солярии. Когда-то эти райские кущи принадлежали областной партноменклатуре, а теперь их скупили новые воротилы промышленности и финансов.
Тихо было тут, на песчаной дороге с зелеными стрелками опавших хвоинок. Тихо, чисто и хорошо. После спертой атмосферы поезда воздух в дачных сосняках казался неземным. Хоть в одном разбирались прежние хозяева жизни — в экологии. Усы Акопов отодрал и спрятал в сумку. Авось, пригодятся… Визг электричек становился все глуше и глуше, и когда он совсем потерялся в плотной зеленой тишине — открылась дача Степана, стандартный дом за стандартным забором. Рядом с гаражом, правда, в отличие от других участков, стояла небольшая будочка — сторожка. На двери звонок под жестяным колпачком, чтобы не заливало дождем. Пока кнопку нажимал, огляделся. Над забором с тремя рядами колючки Акопов заметил тонкую блескучую проволоку. Сигнализацию провели, так надо понимать. В дверце сторожки открылось откидное окошко — кормушка на тюремном сленге.
Акопов положил в кормушку пароль — рублевую бумажку, которую тут же угребла крепкая рука.
— Как доложить? — спросил молодой густой голос.
— Тевосян. Степан Матвеевич знает.
Через минуту открылась дверь. Акопов шагнул в небольшую клетушку и был тут же неназойливо прижат к стенке. Быстрые руки обежали-охлопали карманы.
— Сумку оставить. Проходите.
На выходе во двор стоял обычный аэрофлотовский «магнит» — устройство для контроля металлов. Акопов шагнул, звоночек брякнул.
— Стоять! — сказали сзади. — Достаньте металлические предметы. Не делайте резких движений!
Сделаешь тут резкое движение, подумал Акопов, роясь в карманах. Сразу получишь очередь в спину. С большим облегчением он достал из шва в куртке кусок заточенной велосипедной спицы с шашечкой — забыл о ней… Подал через плечо.
— Вернитесь…
Звоночек промолчал. Акопов обернулся. Коротко стриженный парень в спортивном костюме, с кобурой на поясе, вежливо улыбался.
— Ну и строгости развели, — тоже улыбнулся Акопов. — Я недавно был — никаких магнитов. Что случилось?
— Степан Матвеевич расскажет… если сочтет нужным, — перестал улыбаться парень.
Акопов двинулся двором, по красной дорожке из керамзита, вдоль строгих клумб с последними отцветающими пионами. Двухэтажная кирпичная дача, увитая зеленым плющом, скрывающим углы и высоту, стояла в глубине двора. Подойдя поближе, Акопов увидел двух мужиков, замешивающих в большом чане цементный раствор. Штабель кирпичей рядом был почат, и от него к даче тянулась полоска рыжего крошева. Ремонт затеяли, подумал Акопов. С крыльца сбежал молодец в спортивном костюме — красное с белым, как и у охранника в сторожке.
— Хозяин внизу, — сказал, не здороваясь. — Велел проводить.
Высокий подвал дачи Степан оборудовал под спортзал. Когда вошел Акопов, хозяин, лежа на мате, громыхал черными шарами тренажера.
— …и сорок восемь, и сорок девять… Все!
Он выскользнул из-под рамы тренажера и встал на четвереньки — полуголый, потный и волосатый, смахивающий на медведя. Парень в красно-белом подал металлические костылики с налокотниками. Степан утвердился на костыликах, разогнулся, почти доставая головой потолок. Обнимаясь, он так даванул спину костыликом, что Акопов поневоле взвыл.
— Гургенчик! — улыбнулся Степан. — Подожди, браток, в душ сбегаю. Пока в холле посиди.
«Побежал» он, больно было глядеть — волоча ноги и кривясь. Акопов по лестнице из подвала поднялся в холл на первом этаже, плюхнулся в покойное широкое кресло у камина. И в который раз подумал, оглядывая владения Степана, о неожиданном вкусе деревенского парня, не видевшего в жизни ничего, кроме родительской избы да государевой казармы.
Скромно был обставлен холл, без наглой роскоши, присущей обычно нуворишам-скоробогатеям. Кресла темной кожи, палас цвета палой листвы, буфет с круглыми окошками-иллюминаторами. Напольная китайская ваза, расписанная черными и золотыми цветами. Две картины в простенках — в рамках простого багета. Даже камин с надраенной решеткой не выглядел символом барства — его топили, грелись у огня, он работал.
Самыми дорогими вещами выглядели японский телевизор с экраном чуть ли не в метр да видеомагнитофон. Но Акопов знал, что каждый из пейзажей на стене — подлинник большого мастера, неправедными путями попавший за рубеж и купленный потом на западном аукционе. «Помру — вернутся государству, — так объяснил Степан когда-то покупку. — Может, хоть немного ему стыдно будет…»
— Задремал? — гулко засмеялся Степан.
Он был теперь в коричневом махровом халате, с гладко причесанными мокрыми волосами.
— Завтракать будем.
Очередной мальчик в красно-белом вкатил столик, сервированный на двоих. Красная икра в хрустале, высокие бокалы с соком, ветчина, сыр, апельсины, распластанные булочки с маслом.
— Тостов не хватает, — плотоядно потер руки Акопов.
— Для тостов вино нужно, — сказал Степан, по складам усаживаясь напротив. — А я с утра вина не пью. И тебе не дам.
