Я посмотрел на свои колени, куда сложил самые интересные вещи, выуженные из ящиков письменного стола Леса, и поднял черную кожаную сумочку для бритвенных принадлежностей, полную бутылочек с таблетками и мешочков. Затем вытащил полиэтиленовый пакетик с застежкой «зиплок» с дюжиной белых таблеток.
— Амфетамины? — спросил я.
Эллисон пожала плечами.
— Я уже давно не в состоянии за ним уследить. Он пил неразбавленный виски. Таблетки постоянно менялись. Думаю, это «риталин».[105]
— Препарат, который дают гиперактивным детям?
Она улыбнулась.
— Это про моего мужа.
Я принялся перебирать другие вещи: выпускной альбом 1969 года средней школы Дейтона, фотографии Леса с разными известными людьми из музыкальной индустрии.
— Здесь нет завещания, — заметил я.
— Лес не собирался писать завещание. Он предельно ясно выразился на этот счет. Мысль о том, что из-за его наследства начнется драка, доставляла ему удовольствие.
Я не слишком внимательно перебирал остальные бумаги, все время возвращаясь к фотографии Патти Глинн.
— Ты сказала, что Миранду необходимо защитить от твоего мужа. Ты именно это имела в виду?
Казалось, мое предположение позабавило Эллисон.
— Я сказала, что она должна подумать о своем будущем, милый, — речь не шла о том, чтобы защищать ее. Господи, Лес не стал бы связываться с Мирандой. Такие женщины его не интересовали.
— Потому что она обладает истинным талантом?
— Частично. Кроме того, Миранда своеобразный человек.
— Девушка из провинции, наивная, слишком добросердечная. Очень похожа на обычную жертву Леса, фотографий которых полно в этих коробках.
Эллисон разочарованно улыбнулась.
— Я многое могу рассказать, милый, но Миранда мой друг. Так что тебе придется делать выводы самостоятельно.
Я попытался понять, что она имеет в виду, но на ее лице застыло упрямое выражение. Возможно, еще и легкое презрение.
Мой взгляд вернулся к коробке с письмами.
— Неужели никто из этих женщин так и не понял, что Лес представляет собой на самом деле? Неужели ни одна из них на него не обиделась? Не устроила проблем?
Эллисон нахмурилась, словно пыталась вспомнить незначительные подробности своего выпускного вечера.
— Они проводили с Лесом несколько ночей, возможно, расставались с сотней-другой долларов. Надеялись, что их ждет карьера звезды, но в конце концов большинство возвращалось в свои деревянные домишки в Плано или Даймбокс.
— Ты была одной из них.
Она бросила на меня такой же взгляд, какого удостоился Мило перед тем, как Эллисон на него напала, и ей потребовалось тридцать секунд, чтобы взять себя в руки.
— Нет, — возразила она. — Ты ведь видишь разницу, милый? Я отомстила, когда вышла замуж за ублюдка.
— Не слишком удачный способ отомстить.
Эллисон расставила пальцы, словно проверяла перчатки.
— Меня он вполне устроил.
— Если ты права и Лес исчез по собственному желанию, он наверняка не оставил ни цента на банковских счетах, и ты ничего не сможешь получить от агентства или по кредитным картам — во всяком случае, без суда. А также деньги по страховке, пока его официально не объявят умершим, но на это могут уйти годы.
Гнев Эллисон растворился в легкой улыбке, словно я сделал предложение, которое она не намерена принять, но которое доставило ей удовольствие. Она встала, собираясь уйти.
— Вот почему я рада, что ты здесь, Трес. Ты вернешь старину Леса домой.
И она оставила меня в одиночестве созерцать фотографию Патти Глинн. Однако мне показалось, что за ее словами может стоять нечто более опасное. У меня даже возникло ощущение, что я начинаю понимать Леса Сент-Пьера. Я закрыл обувную коробку и решил, что пора уходить.
«Монстер Мьюзик» Кэма Комптона расположился в двухэтажном кубе на Перрин-Бейтел-роуд, рядом с Управлением общественной безопасности. Первый этаж занимал магазин с решетками на окнах, парковкой на пять автомобилей и серебряными дверями с рекламой известных производителей гитар. На втором находилась квартира Кэма. Чтобы добраться до входной двери, нужно было пройти по узкой бетонной дорожке и подняться по металлической лестнице. На втором этаже имелось венецианское окно, из которого Кэм мог круглосуточно наслаждаться бесконечным потоком неуклюжих подростков и патрульных с бульдожьими лицами, занятых любимым американским видом спорта — парковкой между оранжевыми конусами.
Я поднялся на второй этаж, постучал, но ответа не получил. Тогда я спустился в музыкальный магазин — в пятницу днем здесь было совсем мало покупателей.
— Кэм занят, — сказал мне парень за стойкой.
Я посмотрел ему за спину через стеклянную стенку и увидел, что там Кэм дает урок игры на гитаре подростку, чьи прыщи алели ничуть не хуже, чем его «Стратокастер».[106]
Кэм, на лбу которого красовался желто-пурпурный след величиной с блин, оставшийся после нашей встречи в кафе «Кактус», сгорбился, наблюдая за пальцами мальчишки, скользящими по накладке.[107] Судя по его лицу, он крепко набрался вчера вечером, а мятая одежда наводила на мысль, что он едва успел выползти из постели перед началом урока. Наверное, именно так проходит жизнь гитариста-супер-звезды.
Я перевел взгляд на продавца, крупного мужчину, страдающего избыточным весом, с массивными руками без мышц. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз пользовался бритвой, зубной щеткой или ножничками для стрижки волос в носу. Футболку «Харли Дэвидсон» на животе украшали дыры от сигарет.
— Сегодня Кэм выглядит получше, — заметил я.
«Харли» усмехнулся.
— Его достал один тип. Здоровенный засранец, частный детектив или что-то в таком роде. Сначала треснул головой об стену, а вчера вечером вернулся и обработал Кэму ребра.
— Ты это видел?
«Харли» наклонился ко мне поближе.
— Не-е-е, но знаешь, что я сказал Кэму, — захвати меня с собой в следующий раз. Я поимею засранца.
Я одобрительно улыбнулся.
Медленные искаженные аккорды «Bad Religion»[108] просачивались сквозь стеклянную перегородку. Кэм кивнул, и подросток улыбнулся. Я стал свидетелем процесса становления таланта.
— Он захочет со мной поговорить, — сказал я «Харли». — Скажи ему, что пришел тот самый засранец частный детектив.
«Харли» собрался засмеяться, но почти сразу же понял, что я не шучу. Почесав щетину на подбородке, он наставил на меня большой палец и попытался сформулировать вопрос.
— Мне ничего не известно про ребра, — уточнил я. — Я занимался только лбом. К тому же это был бочонок с пивом. При встрече с пивным бочонком остаются красивые синяки.
«Харли» еще немного поскреб щетину, задумчиво улыбнулся, повернулся и вновь занялся делом, от которого я его отвлек, стал развешивать ремни для гитар на вращающуюся стойку.
— Кэм не самый лучший из боссов, — сказал он мне. — Будь моим гостем.
Я вошел в комнату для занятий. Кэм кивал головой и хвалил последний аккорд своего ученика, когда они оба увидели меня.
Подмигнув мальчишке, я посоветовал ему продолжить работу над аккордом фа-мажор и повернулся к Кэму, чей пурпурный лоб обрел новую сочность красок.
— Как здоровье? — спросил я.
— У меня ученик, — с трудом пробормотал он.
— Он может пока попрактиковаться. — Я повернулся к мальчишке. — Могу спорить, что ты знаешь «Glycerine»,[109] верно, Слик?[110]
В глазах мальчишки загорелся огонек, как у всякого начинающего гитариста, получившего заказ на исполнение известного ему номера. Он опустил глаза и принялся играть песню «Bush».
— Нужно поговорить, — сказал я Кэму.
— Почему ты думаешь, что я стану…
— Вчера вечером я заходил к Алексу Бланксиглу. Он выглядел намного хуже, чем ты. Его навестил Джин.
Маленькие, налитые кровью глаза Кэма стали на дюйм шире, тот нервно огляделся по сторонам, его взгляд скользнул к ученику, потом к «Харли», который ухмылялся, посматривая на нас сквозь стекло и дожидаясь начала шоу.
Кэм зажал медиатор губами.
— Пойдем наверх, — глухо сказал он. — Ты ведь больше не будешь меня доставать?
Я поднял обе руки вверх. Перемирие.
«Харли» не сумел скрыть разочарования, когда понял, что мы сейчас уйдем. Кэм вывел меня под палящее солнце, и мы поднялись по лестнице в его квартиру, где тот сразу направился к холодильнику.
Его квартира своими размерами не отличалась от моей — гостиная, кладовая, ванная комната и маленькая кухонька. Широкая незастеленная кровать у южной стены была завалена выстиранным бельем со следами от корзинок прачечной, совсем как на желе из формочек. Я насчитал три гитары: две электрические на полу в открытых футлярах и черная двенадцатиструнная «Овейшн»[111] в углу на стойке. Роль кофейного столика исполнял ящик «Сирз»,[112] на котором горой лежали гитарные колки, пакеты со струнами, несколько пустых банок пива и стояла здоровенная птица Фанки с рыжими перьями, в шляпе и с большой задницей, качающейся вверх и вниз. Вместо стульев Кэм использовал гитарные усилители. На стенах висели рекламные плакаты как в магазине — девушки в бикини демонстрировали последние модели микшерных пультов, микрофонов или ударных установок. По-настоящему Кэм заботился только о коллекции компакт-дисков, аккуратно расставленных на полках.
