Он придвинул лист бумаги к собеседнику.
Тот машинально взял его, сложил вчетверо и сунул в карман. В его голове царила полнейшая неразбериха.
— А Авдеев? — просипел начальник УФСБ.
— Авдеев? — хозяин кабинета на мгновение задумался.
На его лице проступило мечтательное выражение.
— В старые добрые времена и его бы тоже… — произнес он, — но другой сейчас подход. Другой… Даже предателей в расход не пускают… Посбегали, пишут себе мемуары за границами, сволочи…
Лицо заместителя директора ФСБ вновь обрело властность.
— Авдеева выгнать с работы, — скомандовал он, — с лишением звания и прочего… И из города вышвырнуть… Сразу же. Да предупредить о неразглашении, все по форме. Еще вопросы есть?
Гость замялся в нерешительности.
— Да, знаю, знаю, — снисходительно произнес хозяин кабинета, — будут тебе генеральские погоны… Все, как положено.
И в голосе его вновь зазвучали категоричные нотки.
— А об этой истории забудь навсегда. И со всех участников подписку возьми.
— Но ваши…
— Я в курсе. Наши тоже об этом забудут. Уже забыли. Ну, бывай Сергей Сергеевич…
Он встал с кресла и протянул руку. Гость также вскочил и стал почтительно ее пожимать.
— До свидания, товарищ генерал-полковник.
Облегченно вздохнув, он вышел из кабинета.
* * *
Мрачное длинное подвальное помещение почти не освещалось тусклым светом зарешеченных лампочек. На черноватых стенах, казалось, навечно застыли чьи-то угрюмые горбатые тени.
Начальник Прикамского УФСБ шагал по коридору уверенно и неспешно. Перед ним семенил подчиненный в лейтенантских погонах, со связкой ключей в руке.
— Здесь, — сообщил он и остановился перед одной из дверей, ведущих в камеры.
Лязгнул замок. Дверь открылась с противным ржавым скрипом.
— Встать! — закричал лейтенант.
Оба вошли в камеру. Возле металлических нар стоял Авдеев. На руках — наручники. Костюм и рубашка были сильно помяты, брюки без ремня волочились по полу. Туфли, как и положено, тоже были без шнурков. Небритое и усталое лицо его выражало полное равнодушие.
Полковник лишь пристально на него посмотрел и сочно матюкнулся.
— Хорош, сиделец, — пробормотал он.
— Ну-ка, лейтенант, сходи, прогуляйся, — скомандовал он, — я тебя позову, когда понадобишься.
Тот вышел, полковник захлопнул за ним дверь.
— Ну, что, — произнес он, — ты мне все-таки скажешь, куда делась красная ртуть? Что-то вокруг нее слишком много загадок…
— Я не знаю, — спокойно ответил Авдеев.
Полковник неожиданно выхватил большой пистолет. Это был многозарядный Стечкин, применяющийся для спецопераций.
Он прицелился Авдееву в грудь.
— Сейчас пристрелю, как собаку… Скажу, что совершил нападение… Лейтенант подтвердит… Все двадцать пуль выпущу… Говори!
— Стреляйте… — равнодушно сказал Авдеев. — Мне уже все равно… Все лучше, чем сидеть двадцать лет с уголовниками… Стреляйте…
Полковник озадаченно почесал нос дулом пистолета.
— Что за чертовщина… — пробормотал он, — как сговорились все… Один я ничего не знаю…
Он спрятал пистолет назад.
— Послушай, Авдеев, — начал полковник задушевным голосом, — расскажи мне про эту ртуть. Обещаю тебе, слово офицера…
— Я уже все рассказал, — равнодушно произнес Авдеев.
— Вот, сволочь! — с некоторым восхищением воскликнул полковник и крикнул, — лейтенант, иди-ка сюда!
Послышался торопливый топот. В камеру вбежал лейтенант.
Он выжидающе посмотрел на начальника.
— Сними с него наручники!
Лейтенант бросился исполнять приказание.
— На, расписывайся, — полковник сунул Авдееву листок с печатным текстом и шариковую ручку.
— Что это?
— Подписка о неразглашении всего, что знаешь по службе. Нарушишь — посадят.
— Так я уже и так сижу…
— Сейчас выйдешь. Расписывайся!
Авдеев недоуменно пожал плечами и стал искать, куда бы пристроить бумагу. Он приложил лист к металлической стойке и расписался напротив своей фамилии, после чего вернул полковнику бумагу и ручку.
— Выходи!
Авдеев замешкался.
— Куда его? — спросил лейтенант.
— На кудыкину гору! — мгновенно рассвирепел полковник. Видно, что все происходящее ему очень не нравилось.
Лейтенант вытянулся по стойке смирно.
— Слушай меня внимательно, Авдеев, — начал полковник, — даю тебе ровно час, чтобы ты убрался из города. Навсегда. Если через час ты еще будешь в городе, очутишься опять здесь. И уже не выйдешь!
Он ткнул пальцем в пол.
— Усек?
И лейтенант, и Авдеев посмотрели на него, как на тронувшегося умом.
— Вон отсюда! — заорал полковник.
Авдеев вышел из камеры. Он пошел вначале медленно, потом быстрее, потом оглянулся через плечо и побежал. Одна туфля упала с ноги, и ему пришлось вернуться, чтобы поднять ее. Затем Авдеев снял вторую туфлю, сжал обе в руках и вновь, что есть силы, побежал к выходу из подвала.
— Лейтенант, — уже спокойно продолжил полковник, — иди, проследи, чтобы его выпустили. Из изъятых при задержании вещей ничего не выдавать.
— Слушаюсь, — и лейтенант бросился вслед за Авдеевым.
Полковник медленно опустился на нары, и долго сидел, глядя в одну точку. Он ровным счетом ничего не понимал и был явно озадачен таким поворотом дел.
* * *
Авдеев бежал по оживленной улице Прикамска в хорошем стайерском стиле, держа по-прежнему в руке туфли. Прохожие удивленно провожали его взглядами.
Он за считанные минуты добежал до своего дома, вбежал в подъезд, затем — на третий этаж и остановился перед своей дверью. Она оказалась запертой и опечатанной.
Беглец машинально похлопал по карманам пиджака, потом подергав дверь, толкнул ее рукой. Делать было нечего, пришлось прибегнуть к крайним мерам. Авдеев отошел метра на три, разбежался и в прыжке врезался в дверь плечом.
Дверь слетела с петель, грохнулась на пол, и Авдеев перекатился через нее. Затем он встал, поднял дверное полотнище и прислонил к дверному проему, заслоняя его.
Попав в квартиру, Авдеев быстро пошел на кухню, засунул руку в вытяжку над газовой плитой и вытянул из тайника массивный серебряный портсигар. Открыв его, он достал тощую пачечку стодолларовых купюр, паспорт и водительские права. Деньги Авдеев засунул в один внутренний карман пиджака, документы — в другой. Портсигар, повертев в руках, он положил в боковой карман.
В спешке Авдеев вытащил из шкафа новые туфли, надел их и снова выбежал на улицу. Там он стал махать рукой, пытаясь остановить машину. Несколько автомобилей проехало мимо, не останавливаясь. Наконец, затормозил какой-то потрепанный жигуленок.
Водитель с сомнением посмотрел на его небритое лицо и помятый костюм и уже решил ехать дальше, но Авдеев выхватил из кармана стодолларовую купюру и помахал ей перед боковым стеклом. Это сработало. Шофер быстро открыл переднюю дверцу со стороны пассажира, и Авдеев плюхнулся на сиденье.
— Куда тебе? — настороженно спросил водитель.
— А куда ведет эта дорога, если по прямой?
— В Белокаменск.
— Значит, туда.
— Сто долларов, — потребовал водитель.
Авдеев протянул банкноту.
Водитель внимательно ее рассмотрел, помял в руках, глянул на свет и положил в карман.
Жигуленок тронулся с места и стал набирать скорость.
* * *
Уже видевший себя за решеткой на долгие годы, и одуревший от такого неожиданного исхода, Авдеев действовал, как во сне.
Он бежал из города немедленно, как только вышел из следственного изолятора. Ему не улыбалось вновь очутиться в мрачном подвале, видевшем еще кровавые драмы послереволюционных дней, режиссерами которых были люди в кожанках и с маузерами. А, затем, и тридцатых годов сталинского террора.
Ни начальник управления, ни Авдеев не могли и заподозрить, что невероятная развязка этой истории произошла по очень простой причине.
Так называемая, «красная ртуть», производилась, действительно, в секретных лабораториях. Но принадлежали они могущественнейшему монстру советской правоохранительной системы — Комитету государственной безопасности. И вся разноречивая информация о загадочных свойствах красной ртути возникала в недрах КГБ, а затем распространялась многочисленными агентами по всему миру.
И торговали загадочной ртутью кадровые сотрудники КГБ, а затем и ФСБ. А в государственную казну ручейками текли, не предусмотренные госбюджетом, многие миллионы денежных единиц различных стран, но, в основном, доллары США. Таким образом проводилась специальная операция под кодовым названием «Хидраргирум» (в переводе с латыни — ртуть), разработанная еще в бытность председателем КГБ Юрия Андропова.
