Адвокатом Дэвида Барни был Херб Фосс. Я его совершенно не знала. Лонни считал его пронырой, но человек, победивший в деле Барни, вероятно, заслуживал определенного уважения.
Несмотря на то, что свидетелей убийства не было, орудия убийства не нашли, стало известно, что за восемь месяцев до него Барни приобрел револьвер 38-го калибра. В суде он показал, что пистолет у него похитили из столика в спальне в тот уик-энд, когда праздновался День Труда. Их семья устраивала большой прием в честь приезда друзей из Лос-Анджелеса Джона и Джулии Сигеров. На вопрос о том, почему он не заявил о пропаже в полицию, Барни сказал, что советовался с Изабеллой и та не захотела, чтобы их гостей заподозрили в воровстве.
По словам родной сестры Изабеллы, проблема развода возникла в их семье уже давно. Дэвид Барни утверждал, что для разрыва не было серьезных причин. Однако история с пистолетом добавила масла в огонь, и Изабелла попросила мужа подыскать себе другое место для жилья. Возник также спор о том, можно ли было считать их союз распавшимся или нет. По мнению Барни, их брак был вполне жизнеспособен, мелкие разногласия можно было сгладить, отрегулировать. Со стороны же казалось, что между Изабеллой и Дэвидом все кончено.
Как бы то ни было, события разворачивались с трагической быстротой. Дэвида Барни выставили за дверь пятнадцатого сентября, и с этого времени он не оставлял попыток вновь завоевать расположение Изабеллы. Он все время звонил ей. Посылал цветы и подарки. Когда его назойливость начала действовать ей на нервы, вместо того чтобы сделать паузу, он удвоил усилия. На капоте ее машины каждое утро появлялась красная роза. На пороге дома она находила подарки, драгоценности, регулярно получала от него открытки с признаниями в любви. Чем больше она отталкивала его, тем назойливее он становился. Весь октябрь и ноябрь он звонил ей день и ночь и вешал трубку, как только она подходила к телефону. Изабелла сменила номер телефона, но он раздобыл его и пользовался им на всю катушку. Она купила автоответчик – звонил и занимал линию до тех пор, пока в кассете автоответчика не кончалась лента. Изабелла говорила друзьям, что знает теперь, что такое осада.
Тем временем Барни присмотрел жилье в ее районе и взял его в аренду. Если она уезжала из дома, он следовал за ней. Если она оставалась дома, он припарковывал напротив свою машину, вооружался биноклем и вел наблюдение за всеми ее посетителями. Изабелла вызывала полицию, писала жалобы. В конце концов ее адвокат добился судебного решения, по которому Барни запрещалось писать, звонить ей, приближаться ближе чем на двести ярдов – к ней, ее дому и автомобилю. На какое-то время Барни умерил свой пыл, но затем все возобновил с новой силой. Изабелла была в отчаянии.
К Рождеству она превратилась в невротичку, почти ничего не ела, мало спала. У нее дрожали руки, она взрывалась по любому поводу и напоминала затравленного зверя. Она стала много пить, совершенно не выносила одиночества. Дочь Шелби она отослала к своему первому мужу. К тому времени Кен Войт уже успел жениться, но, по словам очевидцев, так и не смог оправиться после разрыва. Изабелла жила на одних транквилизаторах, на ночь затыкала себе уши ватными тампонами. Старые ее приятели Сигеры уговорили ее поехать с ними в Сан-Франциско. Они были на пути в Санта Терезу, когда их задержали какие-то неполадки в системе зажигания. Сигеры позвонили Изабелле домой и оставили для нее сообщение на автоответчике.
Начиная с полуночи и примерно до 0.45 ночи, Изабелла, измученная ожиданием, проговорила с подругой, с которой она когда-то училась в колледже. Подруга была из Сиэтла. Через некоторое время она, вероятно, услышала, что кто-то скребется в дверь. Спустилась вниз, предполагая, что приехали Сигеры. Она была уже одета по-дорожному, во рту у нее была сигарета, чемоданы стояли в прихожей рядом с дверью. Она изнутри зажгла свет на крыльце и прильнула к дверному глазку. Вместо гостей она увидела дуло пистолета...
Сигеры подъехали к ее дому в 2.20 и сразу заподозрили что-то неладное. Они разбудили сестру Изабеллы, которая жила неподалеку в коттедже. Сестра открыла своим ключом заднюю дверь особняка. Сработала сигнализация. Они сразу же обнаружили мертвое тело, и Сигеры вызвали полицию. Когда медицинский эксперт прибыл на место происшествия и измерил температуру тела, термометр показал 98,1 градуса по Фаренгейту. По формуле Морица, сделав поправку на вес тела, теплопроводность мраморного пола и одежды, эксперт установил время смерти: между часом и двумя ночи.
На следующий день в полдень по подозрению в совершении преднамеренного убийства был арестован Дэвид Барни. При аресте он заявил о своей невиновности. Уже в самом начале следствия было ясно, что имеющиеся против него косвенные улики достаточно легко опровергнуть. Однако по законам штата Калифорния две составляющие обвинения в убийстве – смерть жертвы и преступное намерение – могут быть обоснованы как путем логических рассуждений, так и совокупностью имеющихся улик. Обвинение в умышленном убийстве может быть поддержано судом даже в том случае, если нет прямых улик или признания обвиняемого. По брачному контракту Дэвид Барни в случае развода имел лишь ограниченные права на имущество. В то же время в случае ее смерти он являлся прямым наследником и получал ее долю имущества, которая оценивалась в два миллиона шестьсот тысяч долларов.
У Дэвида Барни не имелось твердого алиби на момент совершения преступления, и Динк Джордан полагал, что он добьется легкой победы в суде.
Судебный процесс продолжался три недели. После долгих раздумий присяжные вынесли оправдательный вердикт. Дэвид Барни вышел из суда не только свободным, но и богатым человеком. В дальнейшем некоторые присяжные признали, что были убеждены в виновности обвиняемого, но их не убедили аргументы обвинения и они проголосовали за оправдание. Именно этот момент и учитывал Лонни Кингман, когда собирался организовать новый процесс в суде по гражданским делам. Он решил сделать упор на убийстве из корыстных побуждений. В гражданском суде виновность доказывается на основе имеющихся свидетельств, а не на основе принципа "достаточной убедительности", как это принято в суде по уголовным делам. Насколько я понимаю, истец, Кеннет Войт, должен был доказать, что Дэвид Барни убил Изабеллу и что убийство было умышленным и совершено из корыстных побуждений. Задача облегчалась тем, что в гражданском суде принцип доказательств был совсем другим. И цель другая – никто не хотел сажать Барни в тюрьму, нужно было отнять у него возможность распоряжаться деньгами погибшей.
Листая досье, я вдруг поняла, что начинаю зевать и клевать носом. Буквы расплывались, ускользал смысл написанного. Морли Шайн вел досье крайне неряшливо, я чувствовала, что начинаю сердиться. Меня всегда раздражает, когда кто-нибудь относится к работе спустя рукава. От этого очень устаешь. Я оставила досье на своем столе и стала собираться домой. Через несколько минут я уже закрывала входную дверь дома Лонни Кингмана.
На стоянке была только моя машина. Я выехала на шоссе и, свернув направо, двинулась в город. На пересечении со Стейт-стрит я повернула налево. На улицах ярко освещенных жилых кварталов Санта Терезы не было ни души. Большинство домов здесь двухэтажные, с мощными фундаментами. Это урок землетрясений. Летом 1968 года серия подземных толчков колебалась от 2,5 до 5,2 по шкале Рихтера. От самых сильных толчков выплеснулась вода из плавательных бассейнов.
Когда я проезжала мимо бывшего своего пристанища, дома номер 903 по Стейт-стрит, что-то заныло в груди от воспоминаний. Наверное, мой уютный офис уже занят. Надо будет позвонить Вере – менеджеру "Калифорния фиделити", расспросить, что новенького у них со времени моего увольнения. Давно я с ней не виделась, с тех пор, как была на ее свадьбе с Нилом. Вместе с прежней работой я потеряла многих приятелей – Дарси Паско, Мэри Беллфлауэр. Раньше я даже не могла представить, что можно праздновать Рождество с кем-то другим, на новом месте.
Погрузившись в воспоминания, я едва не вылетела на красный свет у перекрестка шоссе Анаконда со 101-й дорогой. Пришлось ждать долгих четыре минуты, пока загорится зеленый свет. Я опять нажала на полный газ и, проехав перекресток, свернула направо на бульвар Кабана, который тянется вдоль побережья параллельно линии пляжей. Затем сделала еще один правый поворот и оказалась на Бэй-стрит. Еще налево – и я уже на своей улице – узенькой, с двух сторон обсаженной деревьями. Здесь были только частные дома и всего несколько кондоминиумов. За два дома до моего нашлось место для стоянки. Я заперла машину и по привычке огляделась внимательно по сторонам. Откровенно говоря, я люблю быть одна в такой поздний час, но осторожность никогда не помешает. Я нырнула во двор, придержав калитку, чтобы та не заскрипела.
